Туманы и чудовища

А потом Леда нашла письмо, которое обещало ему настоящие ножницы. На хорошей бумаге, свернутое в несколько раз и затертое, словно Ваари часто его перечитывал и таскал с собой.

«Взамен на безграничное распоряжение Порезом».

Леда снова посмотрела на карту. Ваари планировал надрезать месторождение магии не для себя. Но зачем? Насколько она знала, он не умел видеть нити. Или, по крайней мере, не показывал этого…

На бумаге сияла витиеватая подпись и инициалы – Р. Д.

В памяти всплыли удивленные синие глаза и рукав камзола, на котором не хватало пуговицы. Расион Деж? Тот, кто вернулся в Инезаводь ради оставшегося в одиночестве отца своей невесты? Безутешный неслучившийся вдовец… или довольно предприимчивый делец? Дэси владели частью Пореза. Сама ли Агата выбрала себе мужа? И почему пропала?

Леда спрятала письмо в карман юбки, туда же, куда и пуговицу, и продолжила рыться в бумагах. Еще больше легенд. Сказки Инезаводи. Истории о великанах. О Ткачах. О призраках. О тех, кто приходил с той стороны полотна. О тех, кто возвращался оттуда, откуда не возвращаются.

Леду и молнии на ее левой руке осветило белой вспышкой настоящих молний. В вышине над хижиной разбежался гром. Лиловый свет лампы мигнул и сменился алым. Забряцало что-то за дверью, почти знакомое, еле слышное…

Леда нахмурилась.

За шумом дождя она не слышала даже собственного сердцебиения, но потом поняла, что к стуку капель по крыше и доскам прибавился еще какой-то шум. Треск, все нарастающий и нарастающий. А затем…

Леду отбросило на стену с ножницами – с такой силой, что парочка лезвий больно впились ей под лопатку. Она ударилась затылком. Лампа покатилась по столу – она горела красным. Переднюю часть дома вдруг словно откусила гигантская пасть – гигантская огненная пасть, которая с катастрофической скоростью и жаром надвигалась на Леду. Что это было? Молния, которая не любила деревенскую архитектуру? Или что-то притянуло ее… что-то вроде огромной свалки, вероятно, магических вещей? Сколько раз этот дом уже сгорал?

Леда оттолкнулась от стола и ринулась к двери, но дом тряхнуло, и та завалилась внутрь горящими головешками. В проход заливался дождь. Огонь шипел, но продолжал пожирать дерево так яростно, словно оно было пропитано маслом. Леда снова попыталась добраться до проема, но дом завалился еще дальше. Отлетев к задней двери, Леда ударилась об нее и схватилась за косяк.

Ноги ее болтались над бездной. Зачем Ваари вообще строил веранду над заливом? Чтобы не забывать о собственной смертности?

Леда с тоской вспомнила, что глаз Алетеи остался в доме, но мгновенно о нем забыла: в дверной проем посыпались ножницы.

Она качнулась вправо, пытаясь спрятаться за стеной. Дерево затрещало. Ножницы все падали, подгоняемые дождем. Промокшие юбка и мундир тоже тянули Леду вниз; руки скользили по косяку.

Она слышала только свое дыхание и стук сердца. Почему она не слышала волн? Может, все еще спала? Но одежда ее была удручающе синей, а не фиолетовой. И немного бордовой. И в ее сны до сих пор ни разу не проникло ни капли тумана. Не говоря уже о молниях, коллекции ножниц и смертельной опасности.

Леда висела над бездной.

Где-то над головой распахнулись паруса – один, два… три… четыре…

Она подняла взгляд, но увидела только языки пламени, доедавшие жилище Ваари и работу всей его жизни. Сердце застучало где-то в горле. Одежда становилась тяжелее, легкие все больше и больше горели.

Леда не поняла, как именно сорвалась: вот она еще цепляется ломающимися ногтями и перчаткой за щепки, а вот уже куда-то летит. А над ней – разверзшееся инферно.

Первый удар пришелся на левое плечо – острая, скребущая вспышка боли. Правой рукой Леда успела закрыть лицо. Она упала в воду – ледяную, темную, похожую на смолу. Попыталась грести наверх, к воздуху, но плечо запротестовало. Тогда она свернулась в клубок, стараясь унять боль.

Куски дома падали следом за ней, прорезая волны, словно черный грубый нож – масло. Вода на мгновение становилась теплой, а потом море побеждало пламя.

Холод с такой скоростью проникал под кожу, что Леда вдруг начала засыпать. Что-то подсказывало ей: сейчас не лучшее время для легкой дремы, но веки весили целую тонну. Она увидела темную часть, кажется, крыши, которая закрыла собой свинцово-серое небо… Что-то обвило ее ноги, и Леда распахнула глаза.

Будь у нее с собой ножницы Жоррара, она потянулась бы за ними, и ее бы отпустили. Леда задергалась, хотя тело горело, высвободила ногу и ударила столичной добротной подошвой. Хватка разжалась. Леда заработала руками, не обращая внимания на распускающуюся от плеча боль.

Первый глоток воздуха обжег горло. Леда закашлялась и попыталась убрать прилипшие к лицу волосы. Заметила темную догорающую крышу, которая не спешила тонуть. Снова ушла под воду. Снова вынырнула.

Что-то подтолкнуло ее к берегу – теперь она видела берег, туман здесь стелился тонкими клочьями, как лужи после дождя. Когда успел закончиться дождь? Шипел ли все еще пожар? Кто в итоге победил? Леда выбралась на песок, выплевывая соленую воду и стуча зубами. Нужно было подняться и бежать. Бежать к городу. Бежать подальше от города. Бежать вперед. Просто бежать.

Она перекатилась на спину и открыла глаза. Чудовище нависало над ней, подобно каменной гаргулье над одним из Рыбных алтарей. В Городе-Грозди было две таких: одна изображала Того-Кто-Поджигает-Воду – существо, которое приносило голод и жажду, а вторая – крылатого Вестника Смерти. Если Леда видела перед собой второго, то это… не самые хорошие новости.

Первыми она заметила крылья – может, потому, что они занимали почти весь ее обзор. И только потом – глаза, большие и удивительно яркие, совсем не такие, какими наделила бы Леда Вестника Смерти, если бы она за это отвечала. Мягкий взгляд казался немного расфокусированным; черные ромбовидные зрачки оттягивали все внимание, и остальное – рыжее, и желтое, и закатное – оставалось на периферии. Ни капли красного оттенка, надо же.

Нужно было подняться. Но Леда только и могла, что лежать, тяжело дыша, и смотреть в глаза чудовища.

С него капала вода – Леда поняла это, только когда одна из этих капель залепила ей точно в глаз. Она наконец подскочила; к горлу подкатил то ли крик, то ли смех… то ли рвота. Да, пожалуй, все-таки последнее.

Она исторгла из себя столько соленой воды, сколько не положено проглатывать человеку. Спину защекотало, и Леда замерла. Похоже, когтистая лапа теперь лежала где-то меж ее лопаток. Меж ее лопаток, куда недавно впивались бесполезные, но такие красивые ножницы.

Одно из крыльев описало дугу по песку, и Леда проследила за ним уголком глаза. Перепончатое. Кажущееся таким тонким. И темное. Как можно было прятаться с таким в тумане? Как можно было с таким плавать?

Леда села, опираясь на руки, – пальцы зарылись в песок. Ладонь, затянутая в перчатку, неприятно пульсировала. Леда никак не могла восстановить дыхание. На нее легла тень, и рядом с ее пальцами на песок опустились огромные темные когти. Леда подняла взгляд и встретилась с чудовищем лицом к лицу.

Единственной мыслью, что тут же забилась в ее мозгу, было: «Носа у него таки нет». По крайней мере, привычного. Хотя что вообще можно было назвать привычным в его облике? Особенно когда в нижней части лица зашевелилось что-то длинное и темное, а потом часть эта распахнулась, – нет, погодите, две части… три… четыре? – и оттуда раздалось неожиданное:

– Откуда я тебя знаю?

Голос был низким и хриплым, словно у механизма, который забыли смазать. Он прокатился по Леде теплым дыханием, пахнущим солью и водорослями. Она моргнула. А потом поняла, что не может дышать: что-то надавило на ее солнечное сплетение. Она прижала к груди руку, схватилась второй за то, что нашла, и вдохнула тьмы, древней магии и моря.