Записи о доброте и ненависти. Том 4

– Я благодарен за вашу милость, мастер.

Да Сэ проигнорировал его и двинулся вперед, но, в конце концов, не смог использовать посох в полную силу, потому что Цзялуо разрубил его своим клинком. Чэнь Цзялуо в душе извинился за испорченное оружие и бросился в следующий зал. Великого мастера расстроило только то, что он решил пощадить мальчишку, он был очень зол. Да Сэ не смог догнать его. С криком он яростно швырнул половину дзэнского посоха на землю, повсюду разлетелись искры.

Когда Чэнь Цзялуо прибыл в третий зал, в глаза ударил яркий свет. Зал был освещен множеством свечей. Мастер Да Чи, главный хранитель собрания сутр, приветливо улыбнулся и сказал:

– Мастер Чэнь, у нас будет соревнование по скрытому оружию.

Чэнь Цзялуо поклонился и сказал:

– Хорошо.

– У каждого будет по девять свечей и девяносто восемь палочек благовоний, кто первым потушит огни, тот и победит. Наше небольшое соревнование никому не навредит.

Указав на стол в центре зала, он продолжил:

– На столе лежат стрелы, железные семена лотоса, семена липы, дротики, все виды скрытого оружия, вы можете добавить свое, если есть.

Чэнь Цзялуо нащупал в кармане горсть шахматных фигур: «Этот мастер должен обладать уникальными навыками владения скрытого оружия».

– После тебя, – сказал Да Чи.

Цзялуо подумал: «Сначала я покажу технику моего мастера, чтобы получить преимущество». Он бросил пять шахматных фигурок, и пять благовоний погасли у противоположной стены. Да Чи снял с шеи нитку четок, разорвал ее, взял пять бусин в руку, дважды быстро взмахнул рукой, и девять свечей на его стороне погасли. Свет от благовоний стал более четким в темноте, поэтому было легче попасть в нужную точку. Чэнь Цзялуо подумал про себя: «Именно так я и должен был поступить с самого начала, почему я не подумал об этом?» Он вновь тремя бросками выкинул девять шахматных фигур, они попали прямо в огонек свечей, однако раздался лишь легкий треск, пламя не погасло. Да Чи к тому времени затушил четырнадцать палочек благовоний. Чэнь Цзялуо старался изо всех сил, но ему удалось погасить только две свечи. Да Чи погасил еще девятнадцать палочек на одном дыхании. Яркость пламени свечей Цзялуо мешала ему попадать по тусклым огонькам благовоний, у него осталось всего двадцать фигурок. В отчаянии он вдруг вспомнил уроки мастера скрытого оружия Чжао Баньшаня и бросил три фигурки в сторону стены. Видя, как Чэнь Цзялуо разбрасывается оружием, Да Чи лишь посмеялся над тем, что юноше не хватает самообладания. Но когда шахматные фигурки ударились о стену, отскочили, одна упала вниз, а две оставшиеся сбили пламя двух свечей, Да Чи не мог не восхититься его смекалкой. Чэнь Цзялуо выбрасывал шахматные фигуры одну за другой, те отскакивали от стены. Внезапно в зале стало темно. Цзялуо погасил все свечи, на его стороне осталось только семь палочек благовоний, на стороне противника было более тридцати. Чэнь Цзялуо пощупал свой карман и обнаружил, что он пуст. Цзялуо подошел к столу с оружием и подумал: «Это большое дело, мне придется сыграть подлеца». Левой рукой он задрал нижний отворот рубашки, а правой сгреб со столешницы все скрытое оружие в карман. Он отпрыгнул в сторону, смеясь:

– Раз, два, три, стреляю!

Да Чи бросился к столу и протянул руку, но там было пусто: Чэнь Цзялуо выстрелил серией железных семян лотоса и семян липы, в считаные мгновения погасив все благовония. Монах громко рассмеялся и сказал:

– Мастер Чэнь, это называется битва умов, а не сил! Вы победили!

– Мне стыдно! Но из-за важности моего дела у меня нет другого выбора.

Мастер Да Чи был очень добродушным человеком и не принял это на свой счет.

– Мои товарищи охраняют следующие два зала, будьте внимательны, – улыбнулся он.

– Спасибо за наставления.

Преисполненный благодарности, он уверенно зашел в следующий зал; внутри он был также ярко освещен свечами, но помещение было намного меньше. В зале стояли два футона, на левом сидел, скрестив ноги и прикрыв глаза, Тянь Цзин. Чэнь Цзялуо не знал, как ему себя вести, поэтому молча сел на правый футон. Братья Да были сильными противниками, но сейчас ему предстояло сразиться с самим главой Дхармы, очевидно, его навыки боевых искусств очень хороши. Он сидел на футоне, ростом ненамного ниже обычного человека, а его щеки были глубоко впалыми. Тянь Цзин сказал:

– Ты прошел три зала. Хотя твой крестный больше не является учеником Шаолиня, ты все же его сын, и я не могу сражаться с тобой на равных. Вот мое условие: если через десять приемов ты не потерпишь поражения, я позволю тебе пройти.

Чэнь Цзялуо встал и сказал, поклонившись:

– Пожалуйста, будьте милостивы, мастер Тянь.

– Пожалуйста, присядь! – ухмыльнулся тот.

Только Цзялуо сел на футон, как почувствовал порыв ветра: ладонь мастера целилась ему прямо в грудь. Он попытался отвести его руку в сторону, чтобы ослабить силу удара, но смог только слегка скользнуть влево; сила ладоней Тянь Цзина была настолько яростна, что он даже не сдвинулся с места. Хотя Чэнь Цзялуо смог поймать его движение, почувствовал, что его мочевой пузырь нестерпимо болит, была задета акупунктурная точка.

– А вот второе движение!

Чэнь Цзялуо было тяжело сражаться, но ему вновь удалось уклониться, вскочить на ноги и даже применить прием в ответ, Тянь Цзин тут же отбил удар ладонью. Цзялуо увидел силу его движений и подумал, что не сможет выдержать все десять приемов, но тут же взял себя в руки и использовал технику ударов ладонями, которой научился на Нефритовой горе. Кружась как заведенный, он звонко наносил один удар за другим.

– Хорошо, ты применил и отразил уже много приемов, ты действительно отлично владеешь своими ладонями, – сказал монах.

– Я ранен и точно не смогу прорваться через последний зал, поэтому прошу старого мастера дать мне наставление.

– Если ты не сможешь пройти, поверни назад.

Чэнь Цзялуо подумал: «Шииты говорят людям повернуть назад, но мы, воины, идем вперед и умираем без сожаления». Он отдал честь и смело шагнул в последний зал. Оказавшись внутри, он с удивлением увидел небольшую комнату для медитации, где настоятель храма Шаолинь, мастер Дзэн Тяньхун, сидел на ложе. Комната была очень узкой, поэтому соревноваться нужно было не кулаками, ударами и скрытым оружием, а внутренней силой, здесь не было места для хитрости. Чэнь Цзялуо забеспокоился, но мастер Тяньхун прервал его мысли:

– Пожалуйста, садитесь.

Чэнь Цзялуо сел с одной стороны ложа для медитации. Между ними стоял небольшой столик, от маленькой горелки для благовоний поднимался дымок сандалового ладана; на противоположной стене висела картина, на которой были изображены два монаха в белом. Дзэн Тяньхун немного поразмыслил и начал говорить:

– Жил-был человек, который хорошо пас овец и однажды даже разбогател на этом деле. Но он был скуп по натуре и отказывался тратить заработанные деньги…

Чэнь Цзялуо был удивлен, услышав, как тот вдруг начал рассказывать историю.

– Один хитрый человек знал, что пастух глуп, богат и хочет себе жену. Тогда он сказал: «Я знаю одну женщину, очень красивую; возьми ее себе в жены». Через год мужчина снова сказал: «Твоя жена родила тебе сына». Пастух никогда не видел своей жены, но, когда узнал, что она родила ему сына, обрадовался еще больше и дал ему много денег. После человек снова пришел к нему и заявил: «Твой сын умер!» Пастух разрыдался.

Чэнь Цзялуо был образованным молодым человеком и сразу понял, что монах цитировал «Сутру ста притч», буддийскую проповедь по Махаяне. Он сказал:

– Однажды у мужа и жены появилось три буханки хлеба. Каждый из них съел по одной, но одна буханка осталась. Они договорились, что тот, кто заговорит первым, останется без хлеба. Вскоре в их дом пришел вор и забрал все их вещи. Супруги смотрели на его преступление, но молчали, соблюдая договоренность. Увидев это, вор осмелел и напал на жену на глазах у ее мужа. Муж продолжал игнорировать его. Женщина не удержалась и закричала. Вор забрал их имущество и скрылся. Муж хлопнул в ладоши и рассмеялся, сказав: «Ну, ты проиграла, я съем хлеб».

Дзэн Тяньхун знал эту историю, но, услышав ее, не мог не улыбнуться.

– Ради мимолетного счастья человек забывает о великих страданиях, – сказал Цзялуо, – из-за желания поесть и выпить он не обращает внимания на воров, которые лишают его имущества и обижают его близких. Истинный буддист же должен думать не только о себе, но и о других.

– Все действия непостоянны, все дхармы не имеют самости. Стагнация человека заключается в отсутствии этого. Если мы поверим, что в нашем уме ничего нет, тогда мы сможем перестать думать по-другому.

– Все существа находятся в большом бедствии. Монах Чжи Даолинь[26] однажды сказал: «Жестокость царя – прежде всего его природа, как он может быть свободен от нее?»

Дзэн Тяньхун знал, что Чэнь Цзялуо страстно интересуется государственными делами и полон решимости облегчить страдания простых людей. Он произнес:

– Я уважаю и восхищаюсь вашей страстью. Но у меня есть еще одно задание, так что, пожалуйста, не стесняйтесь. Однажды одна старуха отдыхала под деревом, но вдруг пришел большой медведь, чтобы съесть ее. Медведь тихо залез на дерево и схватил ее сверху, тогда пожилая женщина резко прижала две передние лапы зверя к стволу дерева. В этот момент мимо проходил мужчина, и старуха попросила помочь ей убить медведя, в качестве награды она обещала поделиться с ним мясом. Мужчина согласился, освободил ее руки и сам начал держать медвежьи лапы, вот только старуха сразу убежала. Тот мужчина оказался в ловушке и так и не смог выбраться.

Чэнь Цзялуо понял, что он имел в виду, и сказал:

– Нельзя жалеть о том, что спасаешь других из опасности, даже если сам можешь пострадать.

– Пожалуйста, проходите дальше, – сказал монах, удовлетворенный беседой.

Чэнь Цзялуо сошел с ложа для медитации, поклонился и сказал:

– Я вторгся на священную землю, настоятель, простите меня, – он развернулся и пошел к выходу, услышав позади себя лишь несколько слабых вздохов. Цзялуо свернул в длинный коридор и попал в зал, в котором горели две огромные свечи, слабо мерцая, а по четырем стенам были расставлены старинные деревянные шкафы с желтыми бумажными этикетками. Посередине стоял стол, на нем лежала толстая папка с пожелтевшими бумагами, мужская вышитая жилетка и женское белое нижнее белье, сильно порванное и испещренное черными пятнами, похожими на пятна крови. Чэнь Цзялуо открыл папку и начал читать с самого начала:

«Я, Юй Ваньтин, ученик двадцать первого поколения монастыря Шаолинь в Путяне, провинция Фуцзянь, настоящим почтительно признаюсь во всех своих проступках. Я родился в крестьянской семье и провел юность в большой бедности и лишениях. Я с детства знал Чаошэн Сюй, она жила по соседству. Когда мы выросли, мы полюбили друг друга…»

Сердце Чэнь Цзялуо начало бешено колотиться: «Может быть, проступок моего крестного как-то связан с моей матерью?» Он продолжил читать:

«Мы тайно договорились хранить верность друг другу всю жизнь и не связывать себя узами брака ни с кем другим. После смерти моего отца несколько лет стояла засуха, и, когда на полях нечего было собирать, я отправился в путь, чтобы найти свое место в жизни. Благодаря состраданию моего благосклонного учителя я был принят в монастырь Шаолиня. Прилагаемый вышитый жилет был подарен мне девушкой Чаошэн Сюй, когда я уходил из дома. Еще не получив полного посвящения в высшие навыки Шаолинь, я временно уехал, чтобы посетить родную деревню. Я очень скучал по своей подруге, но, вернувшись, был потрясен, узнав, что отец выдал ее замуж в семью местного помещика по фамилии Чэнь. Невозможно передать словами печаль, поселившуюся в моем сердце. Однажды ночью я вошел в особняк Чэнь, чтобы навестить ее. Используя боевые навыки, полученные в школе Шаолинь, я вторгся в собственность обычного гражданина по личным причинам. Это было мое первое нарушение дисциплины.