Удав и гадюка

* * *

Еще до рассвета он выскользнул из постели и вышел, босой и в длинной спальной рубахе, на балкон. Окинув взглядом двор, граф увидел лишь стоящую на карауле охрану. После этого достал из шкафа комплект из простых вещей, которые всегда надевал для фехтования: короткие коричневые шаровары без каких-либо украшений, такую же простую серую рубаху и темные чулки. Закинув на плечо сумку с необходимыми вещами, он обвил себя обычным плащом без гербовых отличий, а затем взглянул на перстень, что даже во тьме сиял подобно путеводной голубой звезде. И крепко задумался. Пока наконец не снял его и не спрятал в сундучок на столе.

Осмотревшись, он покинул спальню и неслышно, но скоро зашагал по ворсистому ковру. Внизу он предполагал встретить матушку, что любила поутру, когда черное звездное небо лишь готовилось побледнеть, сидеть в кресле у камина и думать о чем-то своем. Но нет… Никого не было. В доме стояла тишина, и, похоже, все без исключения еще спали в теплых постелях.

Море за холмом было спокойно. Погода стояла свежая, но безветренная. Вдали утренние волны с мягким, но тяжелым рокотом накатывались на берег. Юлиан отворил створку ворот конюшни, зашел внутрь. Колыхнулся теплый воздух, запахло лошадиным потом и свежим сеном. Граф любил этот запах. В одном из денников лежал Тарантон, а его высокий бок мерно опускался и поднимался от глубокого дыхания. Разбудив его, Юлиан быстро оседлал коня и скользнул в седло.

Когда ему отворяла ворота полусонная стража, тяжелая штора спальни Мариэльд на миг отодвинулась. С затаенной улыбкой на губах графиня наблюдала, как ее запрет попрали.

Путь до Луциоса занял пару часов.

Устилающие темное небо звезды медленно блекли и растворялись, пока на Ноэль опускался серый рассвет. Юлиан миновал бесчисленные виноградные плантации, вспаханные и засеянные поля, небольшие деревни, пока наконец не приблизился к портовому городу. Сейчас, поутру, Луциос был полон, как ни в какое другое время суток. Двери лавок распахивались, ремесленники только приступили к работе, а народ уже сновал туда-сюда или налегке, или с тяжелыми, громоздкими мешками за спинами.

День обещал быть чудесным. Однако Юлиана ненадолго охватила дрожь. Он совладал с ней, вздохнул и въехал в город под стрельчатую арку с развевающимися голубыми лентами. С северо-востока дул едва ощутимый свежий ветер. Стало быть, думал граф, за горной грядой его встретит крепкий фелл, который наполнит паруса своим дыханием… Сюда, до бухточки, устроившейся промеж скал, фелл долетал во всей своей грозности лишь перед бурями. Дорога вилась мимо открывающихся мастерских, лавок, а также храмов, на ступенях которых сидели попрошайки, с мольбой смотрящие на выходящих после утренней молитвы господ. Среди бездомных, на удивление многочисленных, виднелись как высокие северяне, так и смуглые низкорослые южане. Некоторые, не найдя работу, чтобы прокормить себя в этом дорогом городе, не придумали ничего лучше, чем сесть у ступеней храма в надежде на подаяние. Первые лучи солнца скользили по скорбящим от своего положения лицам моряков, по костюмам, которые спустя месяц износятся и обветшают, уподобятся рваным балахонам прочей городской бедноты.

Юлиан был одет неказисто, поэтому, когда пересекал площадь вместе с Тарантоном, на него сначала никто не обратил внимания. Но все же, увидев коня – животное благородное и недоступное обычному люду, – некоторые поднялись с холодной каменной лестницы и, кутаясь в одежды от утренней прохлады, пошли в сторону всадника с протянутой в привычном жесте рукой. Многие северяне не знали аельского языка, распространенного в Ноэле, а потому лепетали мольбы на северной речи.

Юлиан мотнул головой, отказывая всем, и прошел мимо.

«Что толку подавать им милостыню, если причина попрошайничества моряков в том, что они не могут уплыть домой из-за пробудившегося древнего демона?» – думал он, разглядывая их из-под хмурых бровей.

Граф скрылся за поворотом и ступил на широкую улицу, где друг с другом соседствовали высокие, трехэтажные каменные дома. Узкие проходы между домами, шириной в одну повозку, вели во внутренние, спрятанные от любопытных глаз, дворы. Там у зажиточных господ располагались конюшни, крохотные сады и пристройки для прислуги. Отыскав нужный дом, он постучал в темную дверь, от которой исходил слабый запах сосны.

Дверь открыл айор. Он недовольно взглянул на скромно одетого северянина, лицо которого частично скрывали упавшие на высокий лоб пряди.

– Да побери вас всех пучина! Чертовы попрошайки! – забранил его юноша-слуга. – И бронзовичка не получишь. Вон! Пошел вон!

Он уж было открыл рот, чтобы извергнуть на очередного морячка еще одну ругань, куда более злую, как заприметил позади коня. Да не простого, не сельского – а из породистых. И лицо у постучавшего было благородно-сдержанным.

– Ты… Кто вы? – невнятно пробормотал молодой слуга, а затем открыл от удивления рот. – Ох, господин Лилле Адан. Я… О-о-о-о-о…

– Я к господину Артисимо.

– Да? Ах… вы… проходите, господин, проходите! – айор сделался бледным. – Сейчас вашего коня заберут. Тео Авариэль еще спит… – Он обернулся. – Эй, Лорей! Лорей, быстро сюда!

Будто из воздуха, появился мальчонка южных кровей. Взяв под узду Тарантона, он исчез вместе с ним в проходе между домами.

Скинув капюшон, Юлиан зашел внутрь, пригнув голову, чтобы многочисленные кошельки для приманивания богатства, подвешенные в проеме, не ударили по макушке. А другой айор уже отдавал приказ следующему, и тот птицей взлетел по ступеням, где располагались покои Авариэля ра’Еона Артисимо. Среднее имя этого члена плениума указывало, что он был выходцем с Юга. Там вторые имена давали для защиты ребенка и покровительства определенного демона. Приставка «ра» была образована от «Раум» и обозначала бога хитрости и красноречия южан, а Еон и вовсе имело перевод «владыка». Стало быть, родители Авариэля с самого рождения пророчили ему великое будущее… Наконец по ступеням поспешно спустился и сам обладатель имени, разодетый в благородный васильковый табард и платье. Был он сухопарым, низким и очень смуглым. Его мягкое лицо обрамлялось вьющимися каштановыми волосами, едва посеребренными.

Юлиан познакомился с Авариэлем в плениуме, куда весьма молодой, но баснословно богатый плений избрался совсем недавно. Первое и второе впечатления от общения с ним остались весьма благоприятными: мужчина оказался умен, красиво одевался и владел слогом.

– Да осветит солнце ваш путь! – по-южному широко улыбнулся Авариэль. – Ах, что же привело вас в мой дом, господин Лилле Адан?

– И твой путь пусть будет светел, – склонил голову Юлиан. Он сидел напротив пления. – Насколько мне известно, именно ты взял на свои плечи подготовку нашего города к пробуждению левиафана. Верно? Так вот, расскажи мне обо всем, что произошло и что удалось выяснить.

– Ах, это… – плений резко посмурнел. – Мы до последнего надеялись, что чудовище проспит до следующего года. Но нет…

После этих слов, чувствуя сухость в горле после вечера, проведенного с несколькими бутылками вина и в окружении завсегдатаев борделя «Поцелуй Густы», Артисимо жестом подозвал к себе слугу.

– Эй ты, принеси вина, – и он воззрился на гостя. – А вы, ваше сиятельство, не изволите ли выпить?

– Вина? Нет, благодарю… – по губам графа скользнула острозубая улыбка, напоминающая о вкусовых пристрастиях.

– Нет-нет… Конечно же, не вино!

– Тогда не откажусь.

– Слуга, прикажи какой-нибудь чистой, опрятной девушке с кухни наполнить бокал кровью. Да поживее!

Айор сорвался с места и стремглав помчался в сторону кухни, в глубины дома.

– По поводу левиафана… – начал плений. – После вашего приказа мы разослали во все порты гонцов, а также потребовали от причаливших судов как можно скорее покинуть Луциос. Либо остаться до зимы… Однако некоторые отказались немедля покидать бухту. Кто-то не верил в скорое пробуждение чудища, кто-то просто не прислушался к нашим доводам. Были и те, кто не желал упускать барыш и покидать порт без товара. Купцы – народ ушлый, вам ли не знать, господин… Но все же в течение двух дней многие проявили благоразумие и спешно покинули город.

А три дня назад из маяка Голубого Когтя сообщили, будто буквально у входа в фарватер бухты левиафан пожрал сначала маленький северный кнорр из Бесовского приюта, а потом и пытающийся вернуться в бухту южный неф из Сентопии. Тогда мы отправили небольшие рыбацкие лодки, которые могут ходить вплотную к берегу. Рыбаки нашли вынесенные волнами обломки кораблей. Да и вообще, за всю эту неделю в бухту попало лишь три судна, хотя обычно их насчитывается несколько десятков. Думаю, ясно, что с ними всеми случилось…

В зал внесли наполненные кубки: один – с рубиновым вином, другой – с такой же рубиновой кровью. Поблагодарив кивком, Юлиан принюхался, затем едва пригубил. И уже после того, как убедился в чистоте крови, принялся наслаждаться питьем, получив все воспоминания служанки с кухни. За ним наблюдали с отрешенным, глубоким взглядом, пока наконец плений Авариэль не завершил свою речь:

– Убытки и потери в этом году будут невообразимыми… Все-таки пока гонцы доберутся до портов, будет уже слишком поздно и этот жуткий демон наестся на столетие вперед.

– Что с обломками на самом Лилейском острове?

– Там? На самом острове? – Увидев кивок, плений ответил: – Не знаю, туда никто не рискнул выплыть, господин. Все боятся пересекать Лилейский пролив.

– А кто конкретно видел левиафана вблизи маяка? Меня интересует состояние некогда выбитого рыцарем Ноем глаза.

– Никак не знаю… Погодите! – Плений опять подозвал к себе смуглого мальчика. – Сбегай-ка срочно в охранный дом и найди там уважаемого Музурина Коркикса! Спроси его, что он увидел у маяка три дня назад и было ли чудовище без одного глаза.

Мальчик стоял и хлопал глазами.

– Ты понял? – раздраженно спросил Авариэль.

– Да, тео, – раболепно прошептал айор.

– Тогда что встал? Пошел вон! Чтобы был тут через мгновение ока с ответом!

Перепуганный мальчишка кинулся к дверному проему и пропал в нем, не успев даже накинуть теплый плащ. Двое мужчин в креслах проводили его взглядом и вернулись к разговору.

– Я хотел бы оставить у тебя, уважаемый Авариэль, своего коня. Ненадолго.

– Конечно… Но как вы вернетесь в особняк?

– Это еще не вся моя просьба. Желаю также купить одно из твоих рыбацких суден, с высокой и крепкой мачтой.

– Купить? О Валгос! Берите, берите его просто так и пользуйтесь, господин Лилле Адан. Любое судно! Вашими-то трудами мы процветаем, покровитель вы наш! Тем более сейчас все равно простои, никто не покидает бухту: боятся ярости Осте.

– Нет. Мне нужно именно купить. Судно больше не вернется в порт…

После этих слов член плениума понял причину покупки судна, побледнел и взглянул на гостя едва ли не с благоговейным ужасом. Он начал приглаживать свои серебряные кольца, густо усеивающие пальцы, со знаками двенадцати мудрых дюжей. На двух пальцах было надето сразу два кольца, чтобы вместить все двенадцать в сумме.