Туманы и чудовища

Леда хмыкнула. Предчувствие бури кольнуло в грудь, как стрелка компаса, вдруг забывшего, где здесь север.

– А где это его важное приключение, не сказал?

Рита пожала плечами. Лили заулыбалась и мотнула головой.

– Пожалуй, прогуляюсь до особняка, – сказала Леда. – Увидите Тиля – пусть зайдет. У меня для него дело.

Тильванус Шторм во всей своей «я лгу во благо» красе говорил Штормам, что помогает леди Ритри с домом. И почти не соврал: у Тиля прекрасно получалось готовить радужных скатов, хотя и Леда, и почти все Жадары считали, что это невозможно. И только Тиль называл особняк семьи Астарада «домом Леды». Сама Леда не могла так о нем думать, пусть и возвращалась туда каждый день.

Леда попрощалась.

Дети ответили ей нестройным хором голосов.

В западные окна, выходящие на дом Дэси и на море, постучался алый закат.

Второй закат с тех пор, как Леда в последний раз видела Буяна. Она не волновалась, вовсе нет. Ей просто нравилось бродить по особняку, представляя, что она ходит наперегонки с собственной тенью. Нравилось засматриваться на пейзажные гобелены, собирающие пыль в коридорах, на деревянные фигурки на комодах и на оплывшие свечи на полках – осветительных камней в доме было немного. Дядя замечал ее интерес к нитям, но не поощрял. Ему не нужна была племянница в Железном Цехе, возящаяся с транспортом, отоплением и прочими бытовыми чудесами. Его племянница должна была составить выгодную партию и усилить его положение – и, может, добраться до королевской семьи.

До побега Леда была в большом городе всего однажды, в год, когда в Двужилье приезжали младшие королевские дети. Она запомнила тот вечер удушающим: бал давали в старинном особняке, который вобрал в себя пыль и запахи целых столетий. Все это пытались изгнать с помощью ароматических свечей, но получилось неважно, и сладковатый аромат лишь смешался с атмосферой запустения. У Ледаритри кружилась голова. Ей было пятнадцать, и больше всего на свете она хотела оказаться в доме Штормов: слушать истории Джарха и пить мятную настойку Лисы.

Веер ее мелькал так часто, что Ледаритри не могла не подумать о стрекозиных крыльях. И ей было все равно, насколько это подходит для леди. Если дядя захочет наказать ее и за то, с какой частотой она машет веером…

Музыка грянула так неожиданно, что Ледаритри чуть не свалилась через перила, у которых заняла оборону на вечер. Танцевать ей пришлось бы так и так, но шансы, что ее заметят, сокращались, если встать подальше, в углу, и повыше, но все еще в поле зрения дяди, – вдруг возможные кавалеры просто откажутся подниматься по лестнице? Она схватилась затянутой в длинную перчатку рукой за мраморную перекладину и выдохнула. Со стороны наверняка казалось, что ей стало плохо. Хотела как лучше, а вместо этого привлекла к себе еще больше внимания.

Она выбрала светлое платье, потому что темой бала было что-то про ослепляющее сиятельство в честь королевских отпрысков, и думала, что таким образом затеряется в толпе. Но подумала так не только Ледаритри, и потому в ворохе цветных, кричащих платьев она, напротив, выделялась. По дороге дядя сделал ей комплимент, похвалил за то, что она так все продумала.

Ледаритри расправила плечи и попыталась снова спрятаться за веером. К счастью, музыка уже возвестила о появлении королевских детей, и все внимание зала было теперь приковано к самому верху другой лестницы, на которую из темного жерла дома выходили принцы и принцессы.

Леду они не волновали, но Ледаритри должна была хотя бы сделать вид, что замерла в восхищении. К счастью, притворяться не пришлось: в их темных волосах блестели жемчужины, выкупленные у лучших заводчиков с побережья, – Леда знала, что Жадарам тоже удалось продать одну, – а смуглая кожа не только контрастировала с белыми одеждами, но и буквально сияла в искусственном свете самых чистых камней. Последнее Леда проверила сама, когда остановилась у одного из светильников и хорошенько его рассмотрела: удивительной красоты работа.

– Ответственно подошли к теме, надо же, – пробормотала Ледаритри в веер и услышала смешок.

Она бросила взгляд вниз и замерла. Под лестницей стоял Вихо Ваари – в черном. Все еще в черном, после стольких лет. Она не видела его сколько… месяцев двадцать? С тех пор как его отправили в Двужильскую школу, надеясь, что там, подальше от моря, он придет в себя. Но как прийти в себя тому, кто постоянно видит в зеркале собственного брата? Видит то, каким тот никогда не станет?

Леда попыталась поймать взгляд его темно-синих глаз, но Ваари смотрел туда же, куда и все, – на принцев и принцесс. На их смуглой коже словно сияли драгоценные созвездия. Что это? Мастера Цеха потратились на спецэффекты? Что-то врожденное? Леда многое бы отдала за то, чтобы хорошенько их разглядеть. Ледаритри не хотела подходить к ним и на пушечный выстрел.

Она снова скосила взгляд, но Ваари под лестницей уже не было. В тенях он казался почти полной противоположностью любого из принцев – кожа его, тоже смуглая, но словно бы выцветшая, – уж точно никогда не сияла, жемчуг в густых темных волосах попросту утонул бы. И черная одежда лишь добавляла ему невидимости – среди гостей были и те, кто хотел выделиться пятнами тьмы во всеобщем свете.

…Леда выскользнула из воспоминаний и подошла к шкафу. Там пылились книги, которые она глотала в детстве, еще только привыкая к новой жизни. Тогда дядя был к ней не настолько требователен. А потом… потом ей пришлось танцевать на балах с теми, с кем она и заговаривать боялась, в том числе с парочкой наследников. Ледаритри едва дышала, потому что от каждого из них пахло чем-то сладким, и вместе с запахом дома это было настоящим нападением на ее чувства. Леда же с интересом вглядывалась в сияющие точки – на ключицах и открытых плечах у принцесс, на шеях и скулах у принцев; они походили на вышивку. Дядя с удовольствием поощрял это ее увлечение, потому что каждая леди должна уметь работать руками – не как механик, конечно. С не меньшим удовольствием дядя отыскал мастера, способного сковать волю Леды. Не эти ли оковы сияли и на коже королевских отпрысков? Не потому ли принцы и принцессы были марионетками в руках своей матери?

Пыталась ли она с ними заговорить? Леда толком не помнила. Она и лиц их особо не запомнила.

Она распахнула сборник сказок и провела рукой по иллюстрации, на которой девушка с длинными блеклыми волосами танцевала в красных туфельках. В книжках принцы и принцессы всегда были чуть ли не одинаковыми, и Леду это почти злило. В реальности все оказалось немного не так: каждый из тех, с кем она танцевала, пытался сохранить непроницаемую маску, но иногда улыбался краем рта – когда Леда не попадала в такт. И ей хотелось не провалиться под землю, а расспросить их о том, что заставляет их смеяться. По-настоящему. Нравятся ли им вообще балы? И что за звезды усеивают их кожу? Но Ледаритри молчала и танцевала: тот танец, что на три четверти, – с принцем; тот, что на пять, – с принцессой. Она не осмеливалась поднять взгляд и следила за ногами – дядя наверняка наблюдал за ней.

Леда перелистнула страницу и погрузилась в чтение. Эту сказку она старалась всегда оставлять на потом или вовсе до нее не добираться – там ведьма помогла жившей на дне моря девушке попасть на сушу, подарив ей ноги в обмен на голос. Та вышла на берег, и каждый шаг ее был словно по ножам. Ей тоже пришлось танцевать на балах, и туфли ее стали красными из-за крови. И в конце…

Леда охнула и снова перелистнула страницу. Она всегда представляла себя на месте этой героини: сошедшая с корабля на берег, не привыкшая к жизни на земле. Но она ведь была вовсе не девушкой со дна моря. Она была ведьмой, которая обещала перемены и совершала ошибки. Разве не взяла она у Беневолента плату? Разве не отняла у него голос, которым он мог бы говорить с людьми? Разве не изменила облик? Он заплатил куда больше, чем следовало.

«Будет больно?»

«Я не знаю».

Леда вспомнила, как бешено ухало ее сердце и как дрожали руки. Как они перестали дрожать, когда она взяла ножницы, сделала надрез над бронзовой, почти сияющей шеей и…

За спиной Леды раздался шорох, и книга со стуком выпала из рук. Она обернулась, готовясь произнести привычное приветствие на хьясу или, может, немного поругать Буяна за опоздание… Но вместо этого столкнулась взглядом с Тилем. Взъерошенный, в свете накрывших город сумерек и полумраке коридора, он сам казался чудовищем.

– Тиль? – окликнула Леда, когда тот не произнес ни слова. – Что-то случилось?

Предчувствие бури вдруг взревело и успокоилось. Перед бурей всегда наступало затишье.

Туман сгустился.

Леда неслась по дорожке – вниз, вниз, вниз – и практически чувствовала, как туман забирается ей за шиворот, цепляется за сапоги и остается в волосах – переждать солнце и вылиться снова.

Леда прихватила с собой старый фонарь, нить которого ей удалось починить: он сиял тусклым, тревожным розоватым светом. Его, конечно, было недостаточно, чтобы победить туман. Но его вполне могло бы хватить для пещер.

Тиль пытался объясниться, но получалось из рук вон плохо.

– Там… чудовище! – выдыхал он в такт бегу. – И я не знаю… не знаю, что с ним делать! Я пытался…

Тиль больше не называл Буяна чудовищем, потому что теперь у него было имя.

– Чудовище?

– На берегу! У пещер… я хотел… я кое-что для тебя нашел!

Буян убедил ее остаться, но ей не стоило этого делать. В голове билось Лилино: «У Тиля для тебя сюрприз», и Леда задумывалась о том, как много он понимал из того, чем перебрасывалась она с Буяном на маяке. Говорили ли они о Порезе? О шахтах? О Сольварай Жадар, которая всегда уходила от ответа, когда Леда спрашивала ее о пещерах?

Улицы Инезаводи были пусты, и Леда вспомнила: вечернее Плетение. Большинство теперь там, в храме на холме, и Тиль прибежал бы к ней в любом случае. Она ведь стала кем-то вроде местного эксперта по чудовищам.

– Но это потом, я… оно там, внизу! Я пытался поговорить с ним на хьясу, но оно… ускользнуло… обратно.

Леда не помнила толком, как они скатились вниз, к морю, но в какой-то момент ей пришлось взять Тиля за руку. Нужно было оставить его дома. Нужно было отправить его в храм. Нужно было расспросить его на месте, а не мчаться сломя голову, но Леда услышала «чудовище» и…

В тумане казалось, что пещеры – это ощеренные пасти гигантских чудовищ. Может, те, кто складывал о них легенды, были правы и чудовища повсюду. Повсюду, если прищуриться и чуть склонить голову. Леда остановилась и приподняла фонарь, который не разгонял туман, а только подсвечивал его изнутри. Здесь плотная завеса начала рассеиваться, Леда всмотрелась вперед и…

Рев раскатился над волнами, эхом отдался от глоток пещер.

Леда знала этот рев. Буян.

В нее врезались с такой силой, что Леда покачнулась, но устояла. Ее колени обвило что-то сильное, она опустила взгляд и подняла повыше фонарь, готовая в любой момент схватить ножницы и…

Ее обнимал Тиль. Когда он высвободил руку? Почему она этого не заметила? Леде ужасно хотелось на него накричать. Вместо этого она провела рукой по его потемневшим волосам.