Терновая цепь

– Превосходно получается быть живым? Это комплимент. – Он сделал движение, собираясь коснуться ее щеки, но быстро отдернул руку и помрачнел. – Мне не нравится мысль о том, что, воскресив меня, ты стала ближе к Велиалу и теперь ему проще добраться до тебя.

– Я вернула тебя в этот мир, – возразила Люси. – Я не спрашивала, желаешь ли ты этого. Я приказала тебе. Так что ответственность лежит на мне.

Но она видела, что это не утешило его; взгляд юноши сделался отсутствующим, он словно замкнулся в себе. Это был взгляд человека, который привык к одиночеству, привык сам решать свои проблемы, потому что его много лет не видели и не слышали.

– Джесс, – произнесла она, – Тень Велиала всегда висела надо мной и моим братом. А ты говоришь так, словно это ты навлек на нас беду. За последний год стало ясно, что он с самого начала отводил нам определенную роль. Какова бы ни была его цель, его потомки – это часть замысла.

– Ты хочешь сказать, что единственный выход – покончить с Велиалом. Несмотря на то, что, как говорят, его нельзя убить.

– Но еще говорят, что его может убить Кортана. – Люси подумала о Корделии, и ей стало больно, одиноко и тоскливо. – Мы должны в это верить.

Джесс обернулся к ней. Он выглядел как само Рождество: темно-зеленые глаза, белая, как снег, кожа, угольно-черные волосы.

– Что же нам теперь делать?

– Мы подумаем об этом завтра, – мягко произнесла Люси, – а сегодня забудь обо всех печалях. Сегодня у нас рождественский бал, ты жив, и я намерена потанцевать с тобой… так, как это возможно. – Она протянула к нему руки. – Иди сюда. Я покажу тебе.

Она шагнула к нему и остановилась совсем рядом; они не касались друг друга, но она могла чувствовать его тепло. Она подняла руку, и он повторил ее движение, но их ладони разделял дюйм морозного воздуха. Другой рукой он обвил ее талию, стараясь не дотрагиваться до платья.

Люси подняла голову. Она могла бы приподняться на цыпочки и поцеловать Джесса в губы. Но вместо этого перехватила его взгляд. Они смотрели друг другу в глаза и все так же, не прикасаясь, начали танцевать. Прямо здесь, на заснеженном балконе, под звездами, и их единственным свидетелем был ночной Лондон. И хотя Люси нельзя было дотрагиваться до Джесса, его присутствие согревало, утешало, успокаивало. У девушки защипало в глазах: почему никто никогда не говорил ей, что люди плачут от счастья?

А потом раздался грохот и звон стекла, как будто в зале обрушилась огромная люстра. И оттуда, изнутри, донесся вопль.

Ладони Корделии были мокрыми от слез.

Она не знала, сколько времени провела в комнате отдыха после ухода Мэтью. Она беззвучно плакала, горячие слезы текли по щекам, капали на шелковые юбки.

Ей никогда в жизни не было так тяжело, как в тот момент, когда она говорила Мэтью эти жестокие слова. Она хотела убедить его, что ничуть не сожалеет о времени, проведенном с ним в Париже, что это было прекрасно. От Мэтью она узнала, что для нее еще возможны жизнь и счастье, хотя она и перестала быть настоящим Сумеречным охотником, воином. Что даже в самые темные моменты жизни нужно надеяться на лучшее.

Первым побуждением было броситься за ним, забрать свои слова обратно, но потом она поняла, что это бессмысленно. Они просто окажутся в том же положении, в котором находились до сегодняшнего вечера. В конце концов, она же сказала правду. Корделия была честна с ним, когда говорила, что ничего не решила насчет Джеймса.

Если бы не этот кулон… После рассказа Джеймса все изменилось. Она прикоснулась к нему мокрыми от слез пальцами. Вдруг поняла, что больше не плачет. Девушка не могла сидеть здесь бесконечно; она знала, что Анна и Ари начнут ее искать, что Алистер забеспокоится. Быстро оглядев себя в зеркале, висевшем над камином, Корделия поправила выбившиеся из прически локоны и вернулась в зал.

Она в некотором страхе обвела взглядом гостей, но, кажется, никто не обратил внимания на их с Мэтью исчезновение. Вдруг Корделия поняла, кого здесь не хватает. Люси. Она не видела ни ее, ни Джесса, но, если бы Люси и была в зале, Корделия не могла подойти к ней, чтобы поделиться своими переживаниями, не могла надеяться на сочувствие. Они стали чужими друг другу.

В зале горело множество свечей, стоял шум разговоров, в противоположном конце танцевали, но внезапно раздался звон бьющегося стекла, который заглушил голоса людей и музыку.

Она вспомнила грохот опрокинувшегося стула и посуды, когда на ее свадьбе отец сильно захмелел и, падая на пол, ухватился за скатерть, потащил за собой тарелки и вилки. И сначала подумала, что кто-то разбил бокал.

А потом услышала вопль. Жуткий, леденящий кровь вопль. Шуршание юбок и топот ног. Нестройные звуки инструментов, брошенных музыкантами, тоскливый звон скрипичной струны. Сумеречные охотники отступали с танцевальной площадки, некоторые тянулись к оружию, хотя большинство пришли на праздник безоружными.

Знакомый пронзительный голос заставил всех замереть.

– Стоять! – крикнула Татьяна Блэкторн. Она взобралась на помост для музыкантов, держа под мышкой какой-то сверток. На ней было старое, выцветшее платье, запятнанное кровью, седые космы растрепались. Но голос был слышен даже в противоположном конце огромного зала, как будто был усилен с помощью магии. – Всем остановиться немедленно – не шевелиться, не разговаривать, бросить оружие, или ребенок умрет.

Во имя Ангела. Она держала ребенка. А кричала Сесили Лайтвуд. На руках у Татьяны повис малыш Александр; его бархатный костюмчик был измят, а у горла блестело серебристое лезвие кинжала.

В зале стало очень тихо. Габриэль Лайтвуд привлек к себе жену, и она, прижав ладонь ко рту, дрожала всем телом. Анна с белым лицом стояла около возвышения, Ари вцепилась в ее локоть, чтобы помешать ей броситься на Татьяну.

Джеймс, Томас, Алистер. Лайтвуды, Фэйрчайлды, Эрондейлы. Инквизитор и его жена. Все смотрели на эту сцену молча, неподвижно, беспомощные, как и сама Корделия. Она по-прежнему не видела нигде ни Люси, ни Джесса. «Очень хорошо», – подумала Корделия. Лучше, чтобы Татьяна не встречалась с сыном.

Все молчали. Единственным звуком был плач Александра, и вдруг…

– Татьяна! – своим звучным голосом воскликнул Уилл. – Прошу тебя! Мы выслушаем все, что ты хочешь сказать, только отпусти ребенка!

Корделия ничего не понимала. Ведь Татьяну нашли где-то в Корнуолле, израненную и бесчувственную, всего несколько дней назад! Ведь Безмолвные Братья сказали, что она слишком слаба, и ее нельзя перевозить или перемещать оттуда! И все же вот она, здесь, в Институте, живая и здоровая; никаких повязок, шрамов или синяков на лице и руках. А платье с кровавыми пятнами, старое и рваное, Корделия видела прежде; Татьяне всегда нравилось ходить в грязных лохмотьях.

– Никто из вас не слушал меня! – крикнула Татьяна, и Александр зарыдал. – Только забрав то, что принадлежит вам, я могу привлечь ваше внимание!

– Татьяна, – произнес Гидеон громко, но спокойно. – Мы – твои братья. Твои друзья. Мы выслушаем тебя. Мы поможем тебе…

– Поможете мне? – взвизгнула Татьяна. – Никто из вас ни разу в жизни не помог мне. Никто из вас не желал мне помогать. Вот здесь собрались Лайтвуды, Эрондейлы, Карстерсы, и никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне в самое тяжелое время, в час нужды…

– Неправда! – раздался чей-то голос, и Корделия, повернув голову, с изумлением увидела Джеймса. Его золотые глаза пылали. – Вы думаете, мы не читали ваших записок? Что мы не знаем, сколько раз вам предлагали помощь? И сколько раз вы отвергали ее!

– Это всегда был обман, лицемерие, – прошипела она. – Когда мой сын умер, я надеялась, что после невосполнимой потери, постигшей меня, после этой жуткой трагедии мои собратья, Сумеречные охотники, поддержат меня. Помогут мне. Но если бы я позволила вам распоряжаться, его тело сожгли бы через несколько дней! Вы не дали бы мне ничего сделать!

Ответ на эти безумные слова – что мертвых невозможно вернуть к жизни – был настолько очевиден, что никто даже не подумал произнести его вслух.

– И я обратилась за помощью к тем, к кому вы запретили мне обращаться, – продолжала Татьяна. – Да. Вы вынудили меня искать помощи у демонов. – Она обвела взглядом собравшихся людей. – В конце концов Принц Велиал услышал мои мольбы, и когда я попросила вернуть моего сына, он пообещал мне это. А тем временем нефилимы объединились против меня; им хотелось отнять у меня все, последнее, что у меня было. Когда вы узнали о моих отчаянных попытках помочь сыну, вы бросили меня в Адамантовую Цитадель, чтобы я делала оружие, с помощью которого вы держите меня в подчинении. И все это время! – Татьяна выставила указательный палец в сторону… Тессы. Все обернулись к хозяйке дома, но она не дрогнула и твердо встретила взгляд Татьяны. – Все это время они, Эрондейлы, были сообщниками Велиала. Все время, задолго до того, как я обратилась к нему. Тесса Грей – его дочь! – крикнула она с триумфом в голосе. – Меня покарали за разговоры с ним, а Эрондейлы процветают!

Наступила ужасная тишина. Даже Александр перестал всхлипывать и издавал какие-то странные хрипы, которые были еще страшнее рыданий.

Какая-то женщина – это Юнис Паунсби, подумала Корделия – негромко спросила:

– Миссис Эрондейл, это правда?

Уилл с досадой воскликнул:

– Вы серьезно спрашиваете? Нет, Эрондейлы никогда не были сообщниками какого бы то ни было демона, и сама эта мысль просто…

– Верно ли, – перебил его Бриджсток голосом, который напомнил присутствующим о том, что он, в конце концов, является Инквизитором, – что Тесса – дочь Велиала, Принца Ада?

Уилл и Тесса посмотрели друг на друга, но промолчали. Корделия почувствовала подступающую тошноту. Их молчание было таким же красноречивым, как признание; не отрицая родство Тессы с Велиалом, они признали его перед всем Анклавом.

К счастью, в этот момент вперед выступила Шарлотта.

– До сих пор ни для кого не являлось секретом, – заговорила она, – что Тесса Грей – чародейка, а все чародеи происходят от демонов. Но также ни для кого не являлось тайной, что она – настоящий Сумеречный охотник, и никто не оспаривал ее принадлежность к нашему народу. Эти вопросы обсуждались много лет назад, когда Тесса появилась в Лондоне, и было решено, что она является одной из нас. Мы не собираемся пересматривать свое решение сегодня только потому, что какая-то сумасшедшая требует этого!

– Дочь Принца Ада руководит лондонским Институтом, – мерзко ухмыльнулась Татьяна. – Лисица в курятнике! Гадюка, пригретая на груди Конклава!

Тесса закрыла руками лицо и отвернулась.

– Это просто смешно, – вмешался Гидеон. – Тесса – чародейка. Давайте тогда обвиним в сговоре с демонами всех остальных чародеев! Большинство из них не знает и не желает знать своих отцов. А те, кому известны их имена, презирают и ненавидят этих демонов.

Татьяна рассмеялась.

– Вы все глупцы. Ангелу Разиэлю было бы стыдно за вас.

– Ему стало бы стыдно за свой народ, – резко произнес Джеймс, – если бы он сейчас увидел вас. Только взгляните на себя. Вы приставили нож к горлу трехлетнего ребенка и смеете бросать гнусные обвинения моей матери, женщине, которая была добра ко всем, кого встречала в жизни! – Он обернулся и обвел взглядом толпу Сумеречных охотников. – Скольким из вас она помогала? Давала в долг деньги, приносила лекарства, когда вы болели, выслушивала вас, когда у вас были проблемы? И после этого вы сомневаетесь в ней?