Тени Лордэна

— Конечно же я это знаю, болван! Нам ведь всем об этом на общем собрании рассказывали, к тому же уже далеко не впервой, так что не неси чепухи.

— А я её и не несу. Скорее даже наоборот, я тут, кажется, единственный, не только в нашем славном трио, но и во всей охране, а может даже, что и в городе, кто в полной мере осознаёт в сколь глубокой заднице мы очутились.

— Ну тогда поведай нам, глупцам, о нашем же несчастье.

— Вопрос тут довольно простой — а что же мы сможем сделать, если этот Шкуродёр таки решит сюда заявиться? Вот не поленись и представь себе подобную ситуацию. Он же вроде как способен становиться невидимым, а раз среди нас троих нет магов, то увидеть мы его никак не сможем, то есть это наше расхаживание вперёд и взад не имеет никакого смысла, только если мы буквально о него не споткнёмся. Но даже если это произойдёт, а я подозреваю, что он не настолько глуп, чтобы просто разлечься посреди дороги или броситься нам прямо под ноги, то что мы тогда будем делать?

— Зададим ему славную трёпку, что же ещё?

— Да брось ты эти наивные ребяческие мечты. Ты разве не слышал о недавнем происшествии в склепе?

— Ну, слышал, и что с того?

— Ли, ты посмотри на него, всё знает, но ни хрена понимать не хочет! Это чудовище в мгновение ока перебило пятерых наших ребят. Пятерых! Да так шустро, что те даже мечи не успели обнажить, а может даже, что и вскрикнуть. Только в штаны наложить сумели. Нас же тут и вовсе трое, так что сам рассуди, что же мы сможем с ним поделать?

— Я не… не знаю. Должно быть предупредить остальных, поднять тревогу.

— Ага, попробуй поорать со вспоротым горлом или с кинжалом в сердце, с этого будет ну очень много толку. Мертвецы ведь так известны своей крикливостью. Наберись мужества взглянуть горькой правде в глаза — мы его даже задержать не сможем, просто сложим наши головы ни за что, и на этом наша песенка будет спета.

— Ну, а что же ты предлагаешь заместо этого?

— Для начала не строить из себя героев, не обращать внимания ни на что, прикусить языки и молиться, что беда обойдёт нас стороной.

— Предлагаешь бездействовать и тем совершить измену?

— Предлагаю немного подумать о себе, раз никто иной о нас думать не собирается. Если наша кончина ничего не изменит, то зачем нам тогда помирать, лишаясь тем самым всех земных радостей и обрекая наши семьи на голод? И с чего, собственно, меня должна заботить жизнь этого посла-герцога? Я его не знаю, ничего хорошего он мне не сделал и вряд ли когда-нибудь сделает, как, собственно, и все эти наши горячо не любимые сенаторы, чтобы я беспокоился за их планы и за их выгоду превыше собственной. Какого чёрта я должен им, если они ничего не должны мне, ведь для них я — пыль, я — никто и звать меня никак. И так дела обстоят с нами всеми.

— Так устроен мир и его не изменить, а будешь и дальше болтать подобный вздор, то лишишься языка, а может и жизни, и исполнит это с тобой отнюдь не Шкуродёр.

— Это что ещё за намёки? Сдать меня удумал? Ты только погляди на него, Ли, вот и нашлась подлая крыса в нашем дружном братстве. То-то тебя в командиры вечно ставят. Знают, твари, что ты пред всяким, даже самым маленьким начальником выслуживаться горазд, слушаешься всех приказов, не прекословя, как преданная собачонка, башкой своей твердолобой вовек думать не желаешь. И всё это ради себя любимого и ради тёплого местечка под господским крылышком, а до иных людей тебе дела никакого нет.

— Так до́лжно быть, а если тебе это невдомёк, то ты — редкостный баран.

— Так до́лжно! Что за прекрасные слова! Всюду подойдут, всё оправдают, всё обоснуют, всё освятят. Что ни случись, всё было должно́! Только что-то это должно́ к простакам вроде нас не слишком то липнет и всё возле дворян вьётся, их обхаживает, их ублажает, им потакает.

— А ты в храмы ходи почаще на поклон, может и к тебе Боги добрее станут.

— Ну схожу я, ну зарежу ягнёнка, купленного на распоследний серебряник, проголодав до этого с месяц, а следом за мной приведёт к алтарю какой-нибудь богач-купец десяток откормленных тельцов и зальёт его тёплой кровью божеству на радость, и тем его к себе всё одно от меня переманит. У меня, бедняка неимущего последнее убудет, а у него, толстосума имущего ещё больше прежнего прибавиться. Скажи мне, умник ты эдакий, где же тут справедливость?

— Не такой уж ты и бедный, чтобы на жизнь жаловаться.

— Но и в дворце стопалатном что-то не живу, вина сладкого каждый день не пью и жена всего одна единственная, так ещё старая и сварливая. Разве это жизнь?

— В таком случае зачем тебе за неё держаться? Сделай полезное дело и отдай её без лишних разглагольствований, а то утомил уже, балабол чёртов.

— Вон ты как чужой жизнью легко распоряжаешься, как безделушкой какой-то, прямо истинный начальник. Что же до меня, так я подобную жертву не то, что ради какого-то там залётного эрсумского дворянишки, а ради его светлейшего величества короля, если бы таковой бестолковый болванчик у нас всё же и был, никогда и стократ меньшего бы не сделал, а ты мне предлагаешь пожертвовать своим пузом! Да ни за что на свете! Хрен им всем! Пускай все эти дармоеды и душегубы передохнут, и не важно чья рука принесёт им смерть, а если перегрызутся между собой и так истребят на корню свою гнусную породу, то так даже лучше для всех выйдет. Без них, паршивцев, жить только лучше станет.

— Эх, брат, однажды ты точно лишишься башки за свои речи.

За этим спором стражи не сразу заметили, что не принимавший участия в их препираниях, несший фонарь и шедший чутка сбоку Ли, остановился, и опомнились лишь после того, как прежде отгоняемая светом фонаря тьма обступила их со всех сторон.

— Эй, ты чего встал? — обеспокоенно выпалил Вико, разворачиваясь на месте. В нём уже жила твёрдая уверенность в том, что Шкуродёр нанёс новый удар и окровавленный Ли лежал мёртвым на дороге, но тот вполне себе стоял живой и целёхонький, вытянув тяжёлый светильник вперёд и оглядываясь по сторонам. — Что-то увидел? Ну, не молчи, скотина!

— Не ничего… должно быть показалось.

— Конечно тебе, болвану, показалось, в такой-то ураган. Не стой столбом и идём дальше. Вроде бы уже недолго до конца нашей смены осталось, тогда наконец-то и поспим.

Пускай Ли действительно почудилось, что он уловил какой-то шорох в общей шелестящей и скрипящей какофонии штормовых порывов, однако, по поразительному совпадению, именно в этот момент невидимый убийца с короткого разбега наскочил на стену и, оттолкнувшись от её циклопических каменных блоков, взмыл вверх, зацепился кончиками тренированных пальцев за край и одним сильным рывком подтянул худощавую тушку. Сидя на стене верхом, он ещё раз настороженно огляделся по сторонам, присматриваясь к снующим по саду огонькам, после чего соскочил вниз, мягко приземлившись на свежие, покрытые прохладными капельками влаги стебли газонной травы.

Сторожей в дворцовом саду было довольно-таки много, человек под тридцать, может быть даже и сорок, однако они были рассеяны по его обширной площади, а несчётное количество аккуратно подстриженных и высаженных в длинные линии кустов, позволили передвигавшемуся резвым гуськом Янсу в пару минут обойти всех охранников и подойти вплотную к дворцу. Теперь ему оставалось только найти лазейку внутрь. Переходя с места на место, меняя точки наблюдения, он осматривал здание со всех сторон, примерялся к входным дверям, но все они выглядели либо слишком массивными, чтобы их можно было незаметно приоткрыть, к тому же они были наверняка заперты на неподъёмные засовы с внутренней стороны, либо охранялись стражами и рыцарями с фонарями, мимо которых было почти невозможно прошмыгнуть, даже будучи незримым. Но это на земле, а на высоте второго этажа Янс почти сразу заприметил несколько балконов, с которых обитатели дворца в дневное время могли наслаждаться отменными видами на цветущий сад. Каждый из них имел по деревянной, очень красивой и дорогой, но при этом довольно хлипкой на вид дверце, которая совершенно никем не охранялась и вряд ли закрывалась на замок. Однако до того, как пробраться внутрь, убийца решил взобраться на самую крышу и провести последний этап разведки.

Хотя дворец имел всего два этажа не считая подвала и небольшого чердака, но потолки в нём были столь высоки, что каждый этаж был высотою в два обычных, и таким образом здание приобретало весьма внушительные размеры. Тем не менее обильное число резных элементов в декоре позволяли взбираться по его отвесным стенам также просто, как по приставной лестнице, так что с этим препятствием смог бы справиться не то, что мастер-лазутчик, но и вполне себе обыкновенный уличный мальчишка.

Оказавшись наверху, Янс слегка оттопырил заветный кармашек, так что лучи света смогли прорваться через тончайшую щель и обратить часть его незримого запястья в бледный туман. Убийца принялся осторожно перемещаться по крыше в полуприседе, наблюдая за усилениями и затуханиями свечения, пытаясь таким образом как можно точнее определить местоположение его цели, чтобы избавить себя от неуверенного и рискованного брождения по дворцовым коридорам. Близкое присутствие поистине могущественного демона, заставляло сиять хрустать столь ярко, что все изменения свечения были едва различимы, и это значительно усложняло дело, так ещё Янсу приходилось постоянно опасаться того, что лучик света мог попасться кому-то на глаза, и выдать его присутствие. Впрочем, эти сложности не смогли помешать ему осуществить задуманное, и вскоре убийце выяснил, что демон находился ближе к левому крылу, вдалеке от особо охраняемых покоев герцога. К его удаче, в непосредственной близи с этим местом располагался заветный балкон, и теперь дело оставалось совсем уж за малым.

Янс спустился вниз и попытался разглядеть внутренности комнаты, прильнув к мутным стёклам стоявших по обе стороны от двери окон, но плотные гардины малинового бархата не дали ему осуществить желаемого, сохранив тайны обитателей от посторонних глаз. Тогда убийца, ещё раз взглянув на ослепительно сверкающий камень, желая исключить всякую ошибку, сделал несколько глубоких вдохов и протяжных выдохов, очищая разум от лишних мыслей и настраивая тело на нужный лад.

Двойные дверцы, разумеется, оказались запертыми изнутри, иначе бы их давно распахнул набегавший на дворцовые стены вихрь, но их удерживал вместе самый простецкий крючок, так что Янсу понадобилось всего лишь просунуть охотничий нож в дверную щель и подтолкнуть железную скобу вверх. Придерживая одну из створок, чтобы под порывами ветра та не ударилась о стену в стремительном рывке и тем не разбудила спящих, убийца быстро и аккуратно протиснулся внутрь, и тут же закрыл за собой дверь. И всё же при всём его старании, сделать это совершенно бесшумно ему так и не удалось. Беснующиеся воздушные массы ринулись в открывшуюся щель вместе с ним, издавая при этом низкий, гудящий свист, так что Янсу пришлось вновь затаиться и недолго простоять без движения на месте, чутко прислушиваясь к окружению, не потревожил ли он кого, но всё было по-прежнему погружено в тихую дремоту.