Декамерон

Глава 10. Намёки

Коридор со служебными помещениями заканчивался выходом в коллектор. Но бродяга повёл дезертира другим путём. Тому смена курса по душе не пришлась. Он поравнялся с люмпеном и схватил его, резко толкая в стену. Прошипел:

— Что ты задумал, старый?!.

Цанци всхлипнул, но тут же поднял указательный палец, повернув голову в сторону коллектора. Дескать, просто послушай сам.

Предатель так и сделал. В том месте, где они остановились, раздавались отдалённые ухающие звуки, крики людей, клёкот упырей. Спутники этого и боялись: то тут, то там сновали каннибалы. Как назло, короткие дороги вели к быстрой смерти.

Альдред сменил тут же гнев на милость, отпуская бездомного.

Маттео поправил свой потасканный пурпуэн и пробормотал:

— Нам повезло. Белые нашли скопление бродяг. Иначе мы бы их вообще не услыхали. Должно быть, их там целая куча. Если они в меньшинстве, охотятся осторожно. Не спешат. Бьют исподтишка. Преследуют, пока точно не будут уверены в своей удаче…

Его попутчик призадумался. Он не мог трезво оценить вред, который нанёс в колоколе своему слуху. Но подозревал: без последствий не обошлось.

— Я вообще ничего не слышал, — поделился Флэй, пожимая плечами.

Люмпен усмехнулся.

— Дело привычки, юный инквизитор. Когда двадцать лет ночуешь в канализации, начинаешь слышать то, что никогда бы и не подумал услышать. Предугадываешь повышение уровня воды. Даже шелест крысиных усов. Зато никогда не голодаешь особо.

Ренегат поморщился от отвращения. Естественно, если бы жизнь заставила, он бы и сам стал жарить крыс на вертеле, как отбросы общества. И всё же, такой участи себе беглец не желал.

— Значит, в канализацию мы не возвращаемся. Куда тогда?..

— Подземелья мне хорошо известны. Есть тут один хитрый переход. Как раз в сторону побережья. Но нужно будет пройти через катакомбы. Не знаю, есть там белые, или нет. Попробовать стоит. Главное, держи руку на оружии.

Тот погонял воздух во рту, прикидывая про себя.

— Катакомбы, говоришь? Это которые ведут под церковь Святого Ноктурния?

— Они самые.

— Скажи мне вот, что. Безопаснее и быстрее добраться до Портового Района будет по канализации или из подвалов храма?

Маргинал опустил глаза, нервно облизнув губы. Альдред почувствовал: Маттео Цанци хотелось бы поскорее распрощаться с ним. Но они уже вместе, и сам лезть на рожон бродяга не стал бы. Так что прокладывал маршрут он в интересах Флэя.

— Вообще-то через Клоаку. Более надёжно будет.

— Чем тебе катакомбы не угодили? Там, по крайней мере, сухо. И не так воняет.

Тот осклабился. Его забавила капризность обитателя поверхности.

— Не припомню, чтоб белым хватало ума лазить по лестницам. В канализацию можно попасть только через люки. Стоки. Либо же технические туннели золотарей. Из последних многие закрыты на ключ. Так что, сдаётся мне, они пришли из катакомб. А значит, из храма и прочих путей, которых по Городу насчитывается великое множество.

— Гиблое дело. Я понял, — смирился Альдред.

Ему это легко далось. Плевать он хотел, какими путями выберется наружу, лишь бы поближе к гостинице сестры Кайи. Флэй решил понадеяться на смекалку и знания бродяги, потому как знал: в одиночку тут не выжить. Бесконечно петляя во тьме, рано или поздно ренегат напорется лишь на свою погибель. Причин много, и они вторичны.

— Время сделало своё дело. На всём протяжении клоаки катакомбы и канализация перемешались, раз уж стены обвалились. Окольными путями, но мы дойдём до побережья. Просто доверьтесь мне, синьор, — заклинал Маттео.

— Твоя взяла, старик, — сдался Альдред. — Веди.

И они пошли по коридору дальше, свернув направо. Свет фонаря позволял разглядеть множество дверей, что вели в самые разные помещения. Но никаких следов ни упырей, ни бездомных Флэй не замечал.

Оно и понятно: здесь работали золотари. Феодал не жаловал тех, кого откинуло на обочину жизни. Люмпены не приносили никаких денег. Тратиться на них — тем более, бессмысленно. Поэтому рабочие Клоаки имели полное право гонять их по канализации, как хотели. До действительно пригодных для проживания помещений, напоминавших кельи, бездомных не допускали. Соответственно, и каннибалам нечего ловить.

— Цанци, — обратился к проводнику ренегат. — а ты застал тот момент, когда… «белые» впервые появились в Клоаке?

— Конечно, синьор, — отозвался тот. — Помню, как если бы это было вчера.

— Расскажи мне, — потребовал предатель.

Чёрный мор дезертир понимал слабо. В то же время ему хотелось изучить его досконально. Настолько, насколько это возможно. Так он надеялся выработать стратегию по борьбе с эпидемией. Если не для всех ещё пока живых, то для себя лично. Ренегат боялся заразиться, будучи несведущим, как это происходит.

— Вас интересует что-то конкретное, юный инквизитор? — просипел Маттео.

— Меня интересует всё с самого начала, — пояснил Альдред.

Некоторое время Цанци молчал, идя со светильником впереди. У Флэя закрались в голову подозрения, что дурман сильно сказался на умственных способностях бродяги. Вероятно, отрава сузила его когнитивный потенциал при составлении в уме полной картины прошлого. И действительно, рассказ его нельзя было назвать полным:

— Сначала ничего не предвещало беды. Как и раньше, мы жили в Клоаке. Выбирались на поверхность. А в один день всё изменилось, — рублеными фразами изъяснялся Маттео.

Лишь благодаря привычным фразам звучал более-менее внятно.

— Я не заболел. Другие заболели. Хотя… все мы просили милостыню. На улице. Много людей ходило.

— Кто-то из прохожих подкинул вашим обкашлянный сольдо? — шутил ренегат.

Маттео Цанци долго размышлял над тем, что крылось под вопросом дезертира. Додуматься у него не вышло. Бродяга проигнорировал и продолжил:

— Зараза дала о себе знать. Многим позже. С каждым днём в Город нас выходило всё меньше. Остальным приходилось остаться. Они лежали в своих спальниках. Кашляли. Но не все. Некоторых лихорадило. Другие — ни живые, ни мёртвые…

— Что это значит? — напрягся Альдред.

— А? О чём Вы, синьор? — не понял бездомный.

Беглец успел пожалеть о том, что прервал его. Но ему были нужны детали. Здесь и сейчас. В полном объеме.

— Твои друзья — на них что, болезнь сказалась по-разному?

— Ну, можно и так сказать, — нерешительно отвечал отщепенец.

— И на ком как? — Альдред подписался направлять ход его мысли. — У тех, кто кашлял, стали образовываться бляшки на теле. На шее — это мы видели сами. Дино жаловался на шишки в подмышках. А Чечилия — на припухлости в области её чресл. Я не знаю, как это работает.

— Поверь, никто не знает. — буркнул Флэй. — Что с ними было дальше?

— Кашель у них нехороший стал. С кровью. Отхаркивали черноту. Слизь. Но густая, как смола. Я думаю, болезнь поражала их лёгкие. Или же просто дыхательные пути. С каждым днём они ходили всё реже. Не могли встать. Еда не лезла. Огонь не грел. На имена не отзывались. А иногда их рвало. Прям на себя. До стока никто не доползал.

Ренегат про себя записывал симптоматику.

— И сколько так дней длилось? — осведомился он сухо.

— Да у всех по-разному. Разброс — от одного до трёх. Кто сильнее, кто послабже, видимо, — припоминал Маттео Цанци. — Мы ничем не могли им помочь. Только наблюдали, как они умирают. Бубоны у них лопались. Из них вытекал гной. Сукровица. Кровь. Короче, всё вперемешку. Становилось получше. Но ненадолго…

— В смысле?

— Из их тел полезло чёрное стекло. Колдунство!.. — Голос бродяги задрожал.

«Чёрный нектар. Минералы. Соли. Но стекло?.. Хотя чего я ждал от куряги?»

Казалось, ещё немного, и он опишет всё в самых бурных красках. Не этого Альдред хотел от него.

— Погоди, погоди. Не торопись, — одёргивал он люмпена.

Они даже остановились посреди сырого коридора, чтобы прояснить этот момент.

— Из тела целиком? Или откуда-то конкретно?

— Да прям из лица. Из головы, — отворачиваясь, пробормотал бездомный. — Они вечно бормотали себе под нос. Всякую чушь. Глаз будто не смыкали. Стонали, затихали, кричали. Бредили. А со временем вообще переставали подавать признаки жизни.

Попутчики стали идти дальше.

— Это как?

— Глаза закрылись. Они больше не двигались. А из них денно и нощно и дальше лезло стекло. Прорезало одежду. Вскоре их трупы стали походить на… как бы это сказать, чёрные стеклянные шишки. От них странно пахло. Будто бы морем — и в то же время гарью. Как это возможно?..

— Вот так, — буркнул Флэй.

— Я не знаю, что с ними произошло. Они не гнили. Наоборот, их будто… засолило, закоптило, хрен разберешь. Чем больше стекла из них прорастало, тем суше выглядели больные. Из них будто высасывало все соки. Меня больше другое волновало: крысы. Крысы даже не прикасались к ним. Отказывались жрать.

«Интересно. Возможно, хвостатые чувствовали заразу. Это как с острыми перцами. В основном, только человек сознательно поедает его».

— Стало быть, их тела после остекления так и остались лежать там? Никто их не трогал из вас? — размышлял Альдред вслух.

— Опасное это дело. Да и запах… гнетущий. Мозги от него набекрень съезжают. Тошнит, мутит. Некоторые падали без сознания. И тоже заболевали. Рано или поздно.

«Выходит, чёрный нектар, когда прорастает из человека, действительно что-то эмитирует. Что-то такое, что человек вдыхает внутрь. Как мелкодисперсную пыль. И даже не замечает. А она оседает в дыхательных путях, попадает в кровоток. Видимо, как-то так это работает. Хорошо, что я взял респиратор. Но… как много этих частиц может быть в воздухе? Какое расстояние от очага заражения можно считать безопасным? Это всё звучит крайне хаотично. Непонятно…»

— Мы просто ушли от них. Бедняги до сих пор там лежат. Их нет в живых, — пролепетал Маттео Цанци, заворачивая за угол. Флэй увязался за ним.

«Ага. Они просто разносят вредоносные элементы в атмосферу. Упыри из них не получаются. Похоже, Чёрный мор так влияет на слабые организмы. Старые. Потасканные. Возможно, Марио Валентино ждала именно такая участь…»

— Ладно. Что с теми, кого лихорадило? — вновь поинтересовался ренегат.

— Они сгорали за сутки-двое, — пояснял бродяга. — Сложно сказать. По большому счёту, изначально эти не отличались от первых. Совсем. Разве что дольше сохраняли подвижность. Мы с ними не разговаривали почти. Они постоянно суетились. Болтали что-то. Видели то, чего нет. Кажется, у них ехала крыша. Бились об стену головой. На их коже выступали какие-то чёрные прожилки. Они постоянно кыркали. Хрипели. Блевали кровью. Что съедали, возвращали обратно. А потом… просто замыкались в себе.

— Конкретнее, — попросил дезертир мягко.

— Вставали, где потемнее. Обнимали себя за плечи. Горбились. Шептали что-то. Стояли так часами. Даже не меняли позу. У них из черепов и лиц прорастало стекло. А глаза горели в темноте. Как самоцветы, юный инквизитор. Зелёные. Синие. Голубые. Янтарные. Пурпурные. Даже чёрные. Представляете, синьор?..

«Очень странно. Ни на одну естественную болезнь это не похоже. Значит, во всём этом как-то замешана Серость. Существуют и аномальные болезни. Транспарентность, например. Человек не может быть прозрачным. Чисто физически. Но если сам Тонкий Мир воздействует на его тело, это железное правило рушится. Также и здесь, вероятно».