Живая

Глава восемнадцатая

Эти сиды —

Ловцы мужчин, наживка их — мечта. Уильям Батлер Йейтс, «Последняя ревность Эмер»

Мало-помалу шли дни. Наступил сентябрь, похолодало, начались дожди.

Жители Ламтон-холла начали собираться по вечерам и разговаривать. Общих тем у них находилось немного, но все чувствовали себя одинокими, и потому каждый день педантично соблюдали ритуал. Одному только мистеру Тауэру общество самого себя никогда не было в тягость, и потому он подходил позже всех на час или два, когда Вивиана бросала рукоделие, а Эдмунд откладывал книгу, которую он якобы читал, и вынужденно начинал участвовать в разговорах. Вивиана и Эдмунд любили рассказы мистера Тауэра и с удовольствием его слушали, а вот Уолтерс, после бала у леди Марты ставший еще более несносным, постоянно перебивал бывшего хозяина Ламтон-холла и грубил так отчаянно, как никогда прежде. Ретт и Эдмунд изумлялись, что могло сотворить с их другом такое, что они уже не узнавали его. Заметила перемены в его поведении и Вивиана.

— Порой Вы невыносимы, мистер Уолтерс, — сказала девушка, покачав головой, когда молодой человек изрек очередную сальность. — Я даже начинаю опасаться, не обращаетесь ли Вы мало-помалу в дикого зверя. Это, знаете ли, было бы очень некстати. Шерсть в доме и тому подобное.

— А Эдмунда Вы не опасаетесь?

— Мистера Купера? — Вивиана, не ожидавшая такого ответа, изумленно повернулась к Уолтерсу, оторвавшись от вышивания. — Отчего я должна его опасаться?

— Ну-у, он смотрит на Вас с таким обожанием, что, кажется, готов выкрасть из поместья да увлечь в лес. И оставить рядом с собой, чтобы жить там, как звери, раз как люди вы жить не можете. Вы ведь у нас то ли вдова, то ли нет, то ли добропорядочная женщина, то ли…

Вивиана вспыхнула. Руки ее напряглись, ногти впились в пяльцы, портя ткань. И тут в гостиную вошел Ретт.

— Рэндалл, я слышал, что ты сказал. Надеюсь, ты пьян, иначе я решу, что ты сошел с ума, раз растерял все представления о приличиях.

— Ох, оставьте его, мистер Кинг, — сказала Вивиана, взяв себя в руки. Появление Ретта дало ей несколько минут на успокоительный вдох. — Здесь, в глуши, наш друг совсем погибает, и уязвленное самолюбие точит его мозг. — Девушка повела плечом. — Или я не права? Как, мистер Уолтерс?

Тот только махнул рукой. А вот Эдмунд напрягся. Заложил книгу пальцем и насторожился.

— К слову… Мы все говорим и говорим о том, что с Вивианой что-то нужно делать, однако же не предпринимаем никаких шагов к тому. Извещение в газету мы так за два с половиной месяца и не послали. Вивиана больше не выезжает, но на балу у моей сестры была представлена дочерью мистера Тауэра, то ли оправившейся от тяжелой болезни, то ли…

— Почти воскресшей, — фыркнул Ретт. Он сел на подлокотник кресла Эдмунда и сложил руки на груди. — На самом деле, мы все попросту хотим, чтобы Вивиана осталась с нами навсегда. Так ведь?

Ему никто не возразил. Девушка сделала вид, будто тема не столь щекотлива, как она была на самом деле.

— Я уже не уверена, что так хочу уезжать, господа. Как только леди Марта разберется со своими делами, она приедет: в качестве моей компаньонки, таким образом, все приличия будут соблюдены. Тихая жизнь в Ламтон-холле мне нравится. Что ж до того, что я будто бы не существую — велика беда! Если никто из моих родственников и близких в свою очередь не послал в газету объявление о моей пропаже, то, верно, я и не нужна никому, кроме вас.

— А если Вы захотите выйти замуж? — Ретт заинтересованно наклонился вперед. — Вы ведь не можете этого сделать, не зная ничего о своей семье.

— В замужестве как таковом, ради утоления стремления уподобиться большинству, я не вижу ровно никакого смысла. Будь я богата и не влюблена — никогда бы не выходила ни за кого! Но, пожалуй, с первым мне повезло, благодаря моему великодушному так называемому отцу. Что же касаемо последнего, то тут я сама себе хозяйка.

— Вот как? — насмешливо хором спросили Эдмунд и Уолтерс. Оба они сказали это с одинаковой интонацией и похоже вскинули брови. Затем Уолтерс наклонился вперед и прищурился:

— И какого мужа Вы бы предпочли?

— Бесчестного, испорченного, невоспитанного. Дурного человека. Но, по возможности, не лишенного привлекательности. — Вивиана негромко рассмеялась.

— Отчего же?..

— Так интереснее.

— И Вы не боитесь, что подобный человек мог бы повредить Вам?.. — подал голос Эдмунд.

Вивиана озадаченно взглянула на собеседника.

— Нет…

И Эдмунд потупился, смущенный. Все ее слова звучали, как шутка, несомненно, ею и являлись.

— Простите, я не понял.

Вивиана беспечно махнула рукой, и ровно в этот миг компания пополнилась мистером Тауэром. Продолжать ту же тему, что и до его появления, было бессмысленно и почти неприлично.

Из-за частых дождей совместные воскресные прогулки Эдмунда и Вивианы прекратились. Однако девушка полюбила сидеть в беседке и заниматься рукоделием там. Иногда Вивиана предпочитала ту, что в саду, иногда — беседку в китайском стиле, уже изрядно подпорченную временем, посеревшую от дождей, что находилась на некотором отдалении от поместья, в конце аллеи.

Эдмунд долго не решался нарушать уединение девушки, однако он все больше и больше скучал по их разговорам тет-а-тет, которые так легко было вести во время воскресных променадов до реки и почти невозможно — теперь, в доме, где не было прохода от назойливого Уолтерса. К тому же, молодого хозяина все еще будоражили те слова, что Вивиана сказала в ответ на вопрос о ее взглядах на замужество. При ее характере скорее можно было бы ожидать, что она промолчит, игнорируя неуместный вопрос, но… Она ответила, будто не раз думала об этом. Эдмунд, несмотря на деликатный характер, рос в том же обществе, что и Ретт, и оно наложило на него свой отпечаток: женщине нужно было крепко постараться, чтобы показаться такому, как молодой владелец Ламтон-холла, неординарной личностью. Даже самая прелестная девушка, однако же, послушная нормам времени, казалась Эдмунду непозволительно безвольной. Вивиана же выглядела так, точно она лишь играет в типичную, “как все”, леди, на деле являясь неисчерпаемым кладезем тайн… Возможно, не таких уж темных, но, определенно, манящих.

А еще он не мог забыть случайно увиденной в доме Марты сцены. Обнаженная Вивиана то и дело вставала перед его внутренним взором, особенно часто, против его воли — по утрам и перед сном. Эдмунд чувствовал себя виноватым. Единственным выходом ему казалось только одно… И, в конце концов, Вивиана была хорошей, умной девушкой. А вопрос с установлением ее личности можно было решить и таким образом.

Пока Эдмунд шел от крыльца до беседки (в тот день Вивиана предпочла дальнюю, располагавшуюся в конце аллеи), начал моросить холодный дождь.

— О Господи, — обеспокоенно сказала Вивиана, однако, и одновременно улыбаясь. — Вы промокли. Становитесь же под крышу!

Девушка поманила молодого человека рукой. Эдмунд, не дожидаясь повторного приглашения, шагнул в беседку, тут же снял шляпу и начал отряхивать ее от воды.

— Отвратительная погода, как считаете?

Вивиана пожала плечами. Рядом с ней на скамейке лежала шаль, видимо, захваченная на случай, если подует ветер.

— Не знаю, — задумчиво произнесла наконец девушка, не отрываясь от вышивания, — не могу сказать, что погода меня сильно волнует. Так или иначе, каждый год происходит одно и то же.

— Просто я подумал, что Вы не любите сумерки — и дождь, стало быть, тоже.

— Дождь — нет. Но я люблю грозу. Это стихия. Безумие. Гроза прекрасна.

Волосы Вивиана подбирала довольно небрежно, и выбившиеся из прически рыжие пряди, темнеющие у корней, свободно развевались на ветру. Несколько мгновений Эдмунд любовался тем, как они блестят, пушистые от влажного воздуха, затем сел на расстоянии вытянутой руки от девушки.

— Знаете… Если бы Вы хотели танцевать на вечере, там, в доме Марты, то я бы пригласил Вас. И приглашал бы на каждый танец до самого конца бала.

Вивиана непонимающе отпрянула, изумленная таким пылом, опустила пяльцы на колени. Эдмунд первыми же своими словами дал ей понять, что разговор предстоит не такой, как обычно.

— Но… Вы хотите сказать, что… Как-то по-особенному ко мне привязаны?

— Вероятно, так. К тому же, я видел что-то, что не позволяет мне более делать вид, что я могу остаться в стороне от Вас.

Она не откликнулась, хоть, совершенно очевидно, и поняла, о чем речь, и Эдмунд стушевался. Он подозревал, что дикость Вивианы происходит из незнания, а не развратности, и втайне надеялся, что так оно и есть, но каким-то совершенно далеким, темным и тайным уголком души уповал на то, что ошибся.

— Вы так холодны, что я порой боюсь, — со смехом поведал он. Вивиана с улыбкой покачала головой.

— Что Вы. Я только кажусь ледяной, — девушка протянула молодому человеку руку, — можете удостовериться, если желаете.

Эдмунд осторожно взял ее за запястье, поднес к лицу. Прохладная кожа, но — нет, разумеется, не ледяная. Он аккуратно коснулся губами тонких венок на тыльной стороне ладони Вивианы. Девушка едва слышно охнула.

— А Вы… Ваши губы обжигают. Это мне стоило бы бояться.

— Чего же? — Молодой человек ослабил хватку, и Вивиана поспешно отдернула руку.

— Если я ледяная, то Вы растопите меня своим пылом.

— И Вы сдадитесь?

Вивиана вздохнула, на секунду прикрыв глаза. Она же, черт побери, была вдовой. Помнила она или нет, но когда-то у нее был муж. И сколько времени прошло с ее вдовства? Прилично ли? Возможно ли? А что, если он жив?

Тут их окликнул приближающийся со стороны Ламтон-холла мистер Кинг.

— Эгей! — крикнул он, привлекая к себе внимание. — Не желаете ли прокатиться в коляске?

Вивиана вскочила, готовая ехать куда угодно, лишь бы избавиться от смущения, и, обернувшись через плечо, сказала:

— Вы с нами?

Эдмунд молча покачал головой.

Вивиана вышла из беседки и направилась к Кингу, низко опустив голову, будто спасаясь от невидимого дождя, заливавшего ей глаза, тогда как настоящий давно закончился. На самом деле, ей просто было стыдно: она ясно понимала, что обидела Эдмунда. Шаль и вышивание она позабыла.

Мистер Кинг, судя по всему, понял, что произошло между молодыми людьми.

— Он оказался недостаточно хорош для Вас, мисс Тауэр? — шепнул Ретт, когда девушка приблизилась.

— Недостаточно плох.