Золото

12

Мотька как ни в чем ни бывало догнала Мишку, взяла под руку, и они снова побрели по уличке Незаметного, освещенной весенним солнцем. Мишка как будто приобрел право на белокурую девушку, заплатив за чулки, туфли и перстни. Мысль о растрате артельских денег он придушил. Он шел, заломив шляпу на затылок, развернув плечи. Но вот один из встречных улыбнулся и подмигнул ему, потом другой, Мишка надвинул шляпу на лоб.

— Пойдем на сопку, тут от них проходу не будет.

Девушка покорно кивнула головой, в ее взгляде читалась готовность уплатить долг.

Они шли по склону сопки, вокруг расстилался каменный плитняк, поросший мелким кустарником. Мотька с озабоченным лицом примерялась глазами к кустикам. Найти удобное место нелегко на сопке весной, когда каждый камень сочится водой, как потное стекло в окне. Наконец она остановилась и прилегла на сухой теплый камень. Мишка присел на краешек и вытер лоб. Внизу, в исковерканной долине, копошились старатели к казались муравьями в разворошенной куче. Благодаря расстоянию резкие движения бегущих с тачками и взмахи очепов смягчались и превращались в легкие и плавные, словно внизу играли в сложную красивую игру. Никогда у Мишки не было так, чтобы он испытывал удовольствие не от самого «главного», что влечет мужчину к женщине, а от одной только близости женщины. Хотелось говорить о красивом, необыкновенном, и это красивое и необыкновенное он в самом деле чувствовал и видел. Он протянул руку вперед.

— Мотя, видишь, вон там черточка по-над сопкой? Знаешь, что это? Это сплоток. Шесть километров в нем длины. Вот что делает человек, маленькая букашка. У нас на Бодайбинских таких сплотков много, но там прииски старые, может быть, сотню лет работают, а на Алдан люди пришли какой-нибудь год-другой. И вот уже пустили речку куда захотели. На Верхнем и на Нижнем летом старатель без воды сидел, а теперь она есть. То есть будет, когда сплоток закончат. Удивительно, человек пропадает в яме, шурфе, как слепой крот, а все может сделать. Все может сотворить: город поставить б тайге, реку поднять, машину пустить. Все может, а морду скалит на людей, как на диковину. Если человек позволяет себе прогуляться, — для них это смешно.

Мотька погладила колено Мишки и спрятала свою руку с перстнями за голенище его сапога.

— Тепло у тебя тут, — сказала она, успокаивая парня. — Меня ведь почти все знают…

Мишка поморщился, — не хотелось расставаться с красивыми мыслями.

— А какое им дело!

— Ты не обращай на них внимания. Пойдем вон туда за деревья.

Мотька поднялась с камня, и на ее лице и в фигуре была все та же озабоченность, с какой шла на сопку. Мишка умышленно не замечал ее настойчивого намерения приравнять его ко всем другим мужчинам. Поискал глазами свою деляну.

— Однако надо спуститься, а то ребята подумают — загулял староста и деньги пропил. — И осекся. Его праздничное настроение испарилось. Артель еще не вылезла из долгов, работала, чтобы уплатить в амбар Алданзолото за муку и инструмент; частникам тоже не всем заплатили. Старались изо всех сил перейти на чистый заработок, а он напялил товарищеские деньги на пальцы проститутке; вместо того, чтобы отнести их в контору, бросил под стоптанные башмаки первой встречной девки из притона. Он старался не смотреть на белокурую девушку, она в это мгновение показалась ему отвратительной. Посмотрел на свою руку; палец, украшенный перстнем, производил впечатление чужого, шестого пальца. Горько усмехаясь, он с напряжением сжал кулак; перстень разорвался и свалился.

Обида бросила Мотьку в краску.

— Ты что же это, друг, — заговорила она дрожащим голосом, — по горам водишь, скажи, пожалуйста. Ни за какие деньги не пошла бы, если бы знала. Думаешь — с человеком идешь, а он сказки повел рассказывать за версту по камням. Убирайся на свою деляну, а то небось плачут там без такого дурака. Провались вы все на разрезе!

Девушка без оглядки пустилась по сопке, словно убегала от грозящего насилия. Камень-плитняк погромыхивал под ее башмаками. Мишка попробовал остановить ее, окликнул ласковым голосом, но она скрылась за кустарником и развалами.

С ноги на ногу медленно спускался в долину, ругал себя за неумелое обращение с женщиной, за ненужные дурацкие подарки. Наверное, Мотька и не подозревает, что деньги он тратил не свои, наверное, думает — у него их великие тысячи, ведь сам он заявил, что артель «фунтит». Мотьку он не обвинял.