Золото

14

Союз горнорабочих открыл настежь двери барака для всех желающих провести время по-культурному. Инженер-геолог, приехавший по последней дороге с юга, поселившийся в помещении союза в ожидании весны, чтобы отправиться с разведочной партией в тайгу, стоял у полок с коллекциями горных пород, разъяснял интересующимся происхождение алданского плоскогорья, мелкого наносного золота… Неподалеку в бараке большой артели битком набитая толпа смотрела старый истрепанный фильм, сверкающий трещинами и рвущийся ежеминутно. Из бревенчатого дивизионного дома вырывались звуки оркестра. Доносилось хоровое пение, — пели, может быть, в бараке, а может быть, любители побродить по свежему снегу забрались на сопку. Большинство же старателей, не зная куда себя деть, по старинке уселись в бараках, землянках, в палатках за уставленные бутылками со спиртом и закусками столы.

В полдень по поселку уже ходили пьяные. Раздавались песни, весенний морозный воздух прорезали звуки гармонии. Из открытых дверей харчевни вылетали пьяные голоса, глухие удары барабанов и задушенный писк скрипок. После обеда ни Мишка, ни Лидия никуда не пошли. Не хотелось видеть пьяных на улице. Мишка болезненно морщился при каждом выкрике под окном, при громком стуке каблуков по доскам, брошенным возле барака.

— Как шайка бандитов ходит, — ворчал он. — Удивительное дело. Мужик поступит на завод — лапоть лаптем, а через месяц не узнаешь, а эти наши приискатели ухачи какие-то. Жив — хорошо, помер — того лучше. Вот Жорж — настоящий их образец. С него хоть картину пиши.

Он раздражался, Необходимо изменить, наконец, взгляд на культурную работу, как на что-то второстепенное. Сравнивал некультурность с заразной болезнью, способной незаметным образом валить людей не хуже холеры. Несчастный случай — убийство, взрыв, поездом раздавило — вызывает толки, слухи, возмущение, а тут вот под окошками шляются больные, разлагают здоровых…

— Были два друга, — говорил он, поглядывая на Лидию. — Ты обоих знаешь хорошо. Один рыжий, в веснушках, другой — красота-парень. Рыжий стал человеком, другой — кудрявый — кто его знает кем. От чего это зависит?

Лидия задумчиво ковыряла ножом стол.

— А если, Миша, понятия о хорошем у людей разные. Жорж тоже думает — хорошую дорогу избрал. Он искренно считает себя хорошим человеком. Разве с него это началось? Он только последователь, а те, от кого он заимствует свои взгляды, они родились до него.

— Про то и речь. Надо культурной работой развить одинаковые взгляды на хорошее и плохое. Хотя такие, как Жорж, извини, пожалуйста, знают без нас, где плохо, где хорошо, их не научишь. Я говорю о свежих, неиспорченных. Ты думаешь, Жорж не знает, что Мигалов выше его? Только не хочет сознаться. Думаешь — он только за золотом пошел на Терканду? Ничего подобного. Он не мужичок, которому надо коровку купить. Плевать ему на молочко. Он хочет людям доказать, что — вот смотрите — я не хуже кого-нибудь, хочет, чтобы его уважали, смотрели на него, а не отворачивались, как от пустого места. А как это сделать на его месте, в его положении? Спиртом, шиком. Он по-своему борется. Молодежь, новичков — вот кого нельзя упускать. Упустишь — не воротишь. Растянет гармошку, разинет рот: «Я старатель, свои кровные пропиваю, проигрываю». Хоть кол на голове теши.

Лидия погладила Мишку по коротким жестким волосам.

— Золотая ты моя головушка.

В дверь раздался стук.

Мишка вышел из барака, вернулся еще более расстроенным. Приходил Петька, но узнал, что Лидия дома, и наотрез отказался зайти.

— Советовал тебе не связываться, не послушала. Парень из приисковой семьи, деды ходили по тайге, прадеды — челдоны, горбачей{71} стреляли на Лене, наворочает дел. Неладно вышло. Работу забросил, пускай, говорит, кто-нибудь теперь другой полазит на сопку.

Мимо барака прошла ватага с песней. Надорванные и простуженные глотки изрыгали хрип и рев. В топоте каблуков по доскам чувствовалась сила, рвущаяся наружу.

— Слышал? Как львы ревут. Потом свалятся в канаву боком на мерзлоту и закашляют…

В барак стали собираться артельцы, новые жители вместо ушедших ребят. Почти все — потомственные золотоискатели. Дохнуло спиртом, послышались увесистые выражения. На столе появилась колода карт и к ней потянулась корявая рука, чтобы «снять». Игроки сгрудились к столу.

— Да, — потихоньку сказал Мишка, — Поля права все-таки. Надо браться за каждого вот такого. Ерунда, что некогда. Она находит время. На днях рассказывает мне: ее ребята заключили договор между собой, что не будут ни пить, ни играть в карты. Кто нарушит условие — долой из артели, без выплаты за работу по подготовке деляны. Назвали свою артель «Трезвость». А я вот упустил своих. Теперь, наверное, проклинают меня. И стоит.