Холоп-ополченец (1606-1612 гг.) [Книга 1 (1606-1609 гг.)]

Дорофей приоткрыл глаза, посмотрел на Михайлу и вдруг захохотал.

— Свалился! Я ж тебе говорил — свалишься.

Михайла отворил замок.

В подклети было прохладно и полутемно. Освещалась она крошечными окошечками под самым потолком.

— А сундук-то ведь тоже замкнут. Что ж ты, Дорофей Миныч, не велел мне за одним разом и от него ключ принесть?

— Эх ты, голова, — со смехом сказал Дорофей. — Думаешь, от этого сундука ключ на гвозде висит? Вон он у меня где. — Дорофей расстегнул кафтан, запустил руку за ворот рубахи и вытянул гайтан с образком. Вместе с ним был привязан и небольшой ключ.

— Вот он! — с торжеством заявил Дорофей и стал с усилием развязывать шнурок.

Замок щелкнул, Дорофей откинул окованную железом крышку и с торжеством посмотрел на Михайлу.

— Гляди-ка! Небось, и у твоего князя, поди, этакого-то сундука нету.

Сундук был до половины наполнен кожаными мешочками с деньгами.

— Ну, сколько же я тебе должен, Михайла? — спросил Дорофей.

— Да вот, считай сам, Дорофей Миныч. Двадцать пять возов со мной, на каждом по пяти четвертей.

— Стало быть, сто двадцать пять четвертей по 155 денег четверть — выходит 19375 денег.[2] Ишь, сколько казны-то! Довезешь ли, Михалка? Молод ты больно.

— Расписку дам, Дорофей Миныч, к писцу пойдем, на Верхний базар.

— Ладно. Время теперь не тихое. Не ровен час, убьют тебя, а князь с меня искать будет. Ну, давай считать. У меня тут в каждом мешочке по тысяче денег. Стало быть, тебе девятнадцать мешков, да еще 375 денег. Пересчитывать будешь?

— А как же, Дорофей Миныч. Денежка счет любит. С меня князь по счету принимать станет. Хоть, может, и не сам князь, ну так доверенный его, все одно.

Дорофей с Михайлой сели под окном на лавку. Дорофей вынимал из сундука по мешку, высыпа́л на лавку между ними маленькие овальные серебряные денежки, и они вдвоем отсчитывали по десятку и откладывали кучками. Всех кучек вышло ровно сто.

Тогда они опять всыпали денежки в мешочек, завязали его и принялись за второй.

Они еще не пересчитали и половины, когда застучали в дверь, и Степка закричал:

— Тятька, мамка велела обедать итти!

— Недосуг, Степка. Скажи матке, что тотчас не можем. Пущай щи в печку поставит.

Степка убежал, а они продолжали считать до тех пор, пока уже темнеть стало в подклети. Только когда они завязали последний мешочек, Дорофей достал с полки большой мешок, и Михайла сам сложил в него 19 мешочков и завязал. Потом Дорофей вытащил из-за пазухи кошель, высыпал на ладонь денежки и отсчитал еще 375.

— Ну, пущай здесь лежит, покуда я тебе расписку дам, — сказал Михайла, кладя мешок на сундук.

Они заперли на замок подклеть, и совершенно отрезвевший Дорофей быстро поднялся на лестницу следом за Михайлой.

Домна Терентьевна, хоть и поворчала на непорядки, но, увидев, что оба они трезвы, накормила их сытным обедом.

— Обозчиков твоих давно покормила, Михалка, — сказала Домна Терентьевна, когда они поели, — спят на сеновале. И ты туда, чай, пойдешь, покуда Дорофей Миныч на полатях поспит.

— Часу нет, Домна Терентьевна. Ехать надо, а мне еще на Верхний базар надо — Дорофею Минычу расписку писать.

— Так неужто и Дорофей Миныч не поспавши пойдет?

— Что будешь делать, Домна Терентьевна. Дела торговые. Вон я ему деньги отсчитал, а он, гляди, отопрется, как я с него расписку не возьму. — И Дорофей весело захохотал.

Домна с ужасом посмотрела на Михалку.

— Неужто отопрешься, Михалка? Грех-то какой! Ну идите, коли так.

— Дорофей Миныч опасается: может де, убьют меня, так с него искать будут.

— Ох, Дорофеюшка, что это ты, бог с тобой, накликаешь!

Марфуша ничего не сказала, но тоже с тревогой посмотрела на Михайлу.

— От слова не станется, Домна Терентьевна, — весело проговорил Михайла. — Бог даст, жив буду, тем годом снова приеду. — Он посмотрел на Марфушу. — Может, в те поры на волю я у князя выкуплюсь. Ну, пойдем, что ли, Дорофей Миныч.