Холоп-ополченец (1606-1612 гг.) [Книга 1 (1606-1609 гг.)]

VIII

— Мужики здесь? — спросил Болотников, увидев Михайлу у ворот Коломенского.

— Которых не побили да в полон не забрали, те здесь, — мрачно сказал Михайла. — Из моих осталось…

— Где ж они? — перебил Болотников.

— Ужинать пошли.

— Поспеют! — крикнул Болотников. — Кличь их скорей! Надо городьбу чинить да вал поливать. Небось, разом заявятся гости незваные.

Казаки повели убирать лошадей, а Михайла побежал в село.

«Ишь ведь вновь не домекнулся, — ругал он себя на бегу. — И как это он обо всем думает, — удивлялся Михайла. — Кабы не он, я бы, кажись, белугой ревел, как нас так расколотили, а он, вишь, наново биться готов. Не сломить его Ваське Шуйскому! За им и у нас у всех силы прибудет».

В просторной избе, рядом с болотниковской, сердобольная баба кормила обозчиков. Расстегнув армяки и тулупы, они уселись вкруг длинного стола и с наслаждением ели жирные щи с бараниной.

Михайла, запыхавшись, ворвался в избу и закричал, еле переводя дух:

— Ребята! Иван Исаич кличет! Один он там на валу! Те-то, московские, идут, а вал осыпался, чинить надо, да некому! Этак ведь ворвутся. Скорей надо! Ну-ка, мы, живо! Посля поснедаем!

— Ведомо, пособить надо, — отозвался Ерема, кладя ложку.

— Я тотчас! — крикнул Савёлка, вскакивая с лавки.

— Да что вы, ровно на пожар? — вмешалась хозяйка. — Не жрамши-то что за работа. Сам бы похлебал, кормилец, — обратилась она к Михайле.

Но мужики уже торопливо вылезали из-за стола и бежали в дверь, на ходу застегивая тулупы и подтягивая кушаки.

Михалка бежал впереди всех.

— Вот и ладно, — сказал Болотников. — Топоры у кого есть?

— У меня! — откликнулся Ерема.

— У меня! — сказал Лычка.

— Ну вы, стало быть, идите, глядите, где в городьбе бревна нехватает, чините. Бревна, видали, вон у сарая сложены.

— А вы с Михайлой, — продолжал Болотников, — обойдите вал, где земля обсыпалась, накидайте повыше земли со снегом да водой полейте. Хватит морозом, будет вал — лучше не надо.

Михайла сейчас же принялся за дело, послал за лопатками, за ведрами, а сам стал осматривать вал.

— Михайла! — окликнул его Болотников, — вы первей всего с этого краю чините. Они, чай, как придут, тут и станут. Костьми ляжем, а уж их не впустим! Казаков, как лошадей покормят, я в обход поведу. Ударим на них с бока. Расколотим, чертей!

Михайла с восхищением посмотрел на Болотникова и молча кивнул, а Болотников пошел расставлять дозорных.

Не прошло и часу, как с колокольни раздался крик:

— Идут!

Болотников вскарабкался на заледеневший вал, помогая себе топором, и посмотрел в сторону Москвы.

По большой дороге не спешно надвигалась огромная рать. Впереди на разубранных конях важно двигались бояре, за ними рядами ехали стрельцы Большого полка. Дальше запряженные гусем лошади тащили короткие широкогорлые мортиры, а следом тянулись сани с большими круглыми ядрами.

— Попробуй-ка, Василий Иванович! — пробормотал злорадно Болотников, — прошиби наш вал своими ядрами. А мы тебе тоже угощенье припасем.

Болотников оглядел широкий земляной вал, окружавший село с северной стороны.

Как он и предполагал, как только московское войско подошло к Коломенскому, воеводы, Михаил Скопин-Шуйский и царский брат Иван Шуйский, велели поставить пушки на передки и начинать обстрел.

Болотников, не думая об опасности, стоял на верхушке вала и с нетерпением ждал, пробьют ли ядра широкий промерзший вал. Михайла взбежал к нему и сказал:

— Что прикажешь делать, Иван Исаич? Всю воду с колодцев вычерпали, дальше нечем вал заливать.

— Ладно, к вечеру наберется, а покуда хватит.

В это время над двумя пушками блеснули огоньки, в ту же минуту что-то просвистело над их головами, и в кучу досок у сарая ударило ядро; через минуту доски сперва затлели, а потом загорелись ярким пламенем. В то же время поодаль загорелся амбар.

Болотников с ужасом смотрел перед собой.

Ни к чему, стало быть, его вал. Ядра летели с навеса, не задевая вала, и падали на сараи, на клети, на избы, распространяя пожар. А заливать не было воды.

Михайла быстро сбежал с вала. Вдруг у него мелькнуло воспоминание о сарае, где он провел ночь. Воловьи шкуры! Что если ими закидывать ядра? На бегу он звал за собой встречных мужиков. Добежав до сарая, он распахнул ворота и крикнул:

— Тащите шкуры! Живо!

Мужики с недоумением смотрели на него.

— Ну! Чего стали? Говорю, волоките шкуры! Где ядро шлепнется, вы на него тотчас шкуру.

Он подбежал к куче, сволок с верхушки пару тяжелых шкур, навалил их себе на спину и, согнувшись чуть не вдвое, побежал назад к воротам, где падало больше всего ядер.

Мужики накрывали ядра шкурами.

Как раз, когда он подбежал, ядро со свистом перелетело через вал и ударило в забор одной избы. Михайла, не останавливаясь, подбежал туда же и сбросил свою ношу на загоревшиеся колья. Рядом, в раскрытом дворе той же избы, загоралось крыльцо, Михайла обернулся, увидел шкуру на плече прибежавшего за ним мужика, схватил ее и бросил на крыльцо.

Только теперь мужики поняли, чего хотел от них Михайла. Савёлка, бежавший тоже со шкурой, крикнул ему, весело осклабясь:

— Не сумлевайся, Михалка! Мы их живо придушим!

Михайла кивнул и побежал за следующей партией шкур.

Когда он прибежал обратно, уже в нескольких местах мужики набрасывали шкуры на загоравшиеся постройки. Кое-где ядра пробивали соломенные крыши и врывались в избы, но и там их настигали и заваливали шкурами.

— Молодец! — крикнул Болотников, увидев, как Михайла борется с пожарами. Но он знал, что и шкур хватит не надолго, и, так или иначе, им не придется защищать Коломенское. Теперь вывести казаков и ударить на стрельцов, оставив за собой пожар и сумятицу, нельзя было и думать.

Пока Михайла с мужиками, среди криков и визга баб и ребятишек и разноголосого рева напуганной скотины, боролся с пожарами, Болотников кликнул казаков, велел им седлать и собираться у другого конца села. Потом он нашел сельского старосту и велел ему скликать всех мужиков на церковную площадь.

— Наши мужики там с вашими бабами будут покуда глушить ядра, а мне сказать надобно.

Через несколько минут мужики, со страхом оглядываясь на падавшие ядра, бежали на площадь. Болотников стоял на крыльце.

— Ребята, — крикнул он, — видно, не отстоять нам нашего села! Вал какой навалили, а они исхитрились — через вал мечут. Где ж все затушить?

— Пошто здесь заперлись? Было б в поле стать! — крикнул чей-то голос.

— Эх, вы! — с обидой проговорил Болотников. — Сами ж звали. Сказывали, вовсе заездили вас царские приказные.

— Так ты ж сулил: истинный царь придет — Дмитрий с войском. Волю даст. А где ж он?

— Придет Дмитрий Иваныч, — ответил сейчас же Болотников. — Обещался мне верно. Войско он набирает… Да что мы перекоряться, что ли, будем? Все едино, нет его сейчас тут, а те вон наступают. Здесь не удержишься. И вас спалят и нас перебьют. Надо уходить.

— Куда мы со своих домов пойдем! — кричали обозленные голоса.

— Тебе-то хорошо, — перебивали другие, — у тебя хата на нижнем конце, там не горит, а моя, чай, сгорела, мне как?

— Ну, как знаете. Не хотите — сидите, покуда вас, что тараканов, выжгут. А я своих поведу.

— И проваливай! Може, и они за тобой ударятся! — крикнул кто-то.

Но его заглушили другие голоса:

— Да как же то? Как мы-то без тебя?

— Не бросай нас, сирых, Иван Исаич!

— Изведут нас, ироды! И самих побьют и женишек с ребятишками, как псы, в клочья разорвут.

— Ну, кто боится, за нами ступайте. Видали, сколь холопов со мной пришло? Те, небось, не скулят. Идут, куда веду. Ну, нет мне часу с вами тут. Кто хочет, пускай идет, а иные — оставайтесь.

— Нет, уже так не гоже, Иван Исаич, — вмешался староста. — Надо всем миром решать.

— Ну и решайте, а мне не досуг! — крикнул Болотников и сбежал с крыльца.

Сидорка уж держал в поводу двух лошадей.

Болотников вскочил в седло и поскакал к валу, где все сильней разгорались пожары. Бабы метались по избам, тащили скарб, ребятишки ревели.

С трудом разыскал Болотников Михайлу и крикнул ему:

— Забирай своих! Выступаем!

Михайла, обожженный, весь в саже, с отчаяньем оглянулся. Все их усилия ни к чему не привели. Шкур больше не было, и падавшие попрежнему ядра распространяли пожар по селу.

— Савёлка, — крикнул он, заметив парня, бежавшего мимо со шкурой, — бросай, дальше пойдем, за Иван Исаичем! Кличь наших! Невежка где?

— Лошадей седлает.

— Вот и ладно. Бегите и вы.

Но уйти было не так легко.

Бабы, видевшие, как эта кучка пришлых мужиков отстаивала их избы, хватали их за полы и вопили:

— Гляди, моя занялась! Тащи шкуру, заваливай!

— Ты куда ж, кормилец! Сгорит же!

— Пусти, тетка, отбивался Ерема. — Нет больше шкур. Погляди в колодец, може, вода набралась.

— Да вы что ж это, страдники! — кричала другая. — Воду всю вычерпали, а сами наутек. Не пускай их, бабыньки!

Обозчики с трудом вырывались от баб и визжавших ребят и бежали за Михайлой к загону, куда были отведены лошади.

На другом конце села было потише. Ядра туда не залетали, и пожар еще не перекинулся.

Там, в загоне, стояли лошади и суетились пришлые мужики, разбирая и седлая своих коней.

Печерица и другие есаулы уже вывели своих казаков за околицу.

Невежка схватился с одним рыжим парнем и рвал у него из рук повод, исступленно крича:

— Ах ты, лешай! Аль зенки у тебя запорошило? Твой конь. Как не так! Ишь у его на ухе метка и правое переднее копыто сбито — в яму провалился.

— Пусти! — кричал парень, отпихивая Невежку. — Проваливай, а то, гляди, на твое ухо мету положу, да и копыто…

Но тут подбежавшие Михайла с Савёлкой схватили парня сзади за плечи и оттащили от Невежки. Тот поспешно вскочил на коня и поскакал к сельским воротам, куда собиралось все ополчение.

Начинало смеркаться, и Болотников рассчитывал, что, увлеченные обстрелом, осаждавшие не сразу заметят отступление его рати. Крики, вопли и визг в селе не уменьшались, и трудно было разобрать, что население его убыло.

Болотников спешно строил за селом свое ополчение. Он разбил казаков на два отряда. Одним, шедшим впереди, командовал он сам. За ним валили толпы мужиков. Они, как всегда, собирались кучами по местам, откуда пришли — комарницкие, серпуховские, муромские, нижегородские, княгининские и другие. Теперь к ним прибавились еще коломенские.

Позади Болотников оставил второй отряд казаков под командой Печерицы. Они должны были подгонять отстающих и защищать войско, если стрельцы заметят отступление Болотникова и бросятся за ним в погоню.

Но ночь была темная, в Коломенском все еще бушевал пожар, громко выли и ревели бабы и дети, и осаждавшие не замечали отступления болотниковцев.

Коломенские бабы с воплями вцеплялись в полы уходивших мужиков, умоляя не кидать их на потеху стрельцам, но мужики, верившие Болотникову, отбивались от них и убегали.

— Дура! — кричал муж сердобольной бабы, кормившей Болотникова. — Чай, мы Дмитрия Иваныча стренем, он Шуйского скинет, а нам всем волю даст и подати скостит. Дожидай меня!