Грааль

Глава 35

Первым увидел ее Герейнт. Он все еще стоял на коленях перед алтарем, но поднял голову и глаза его расширились от удивления. Ни тени страха или тревоги, только чистый восторг. Свет, озарявший его лицо, придал ему мудрое и доброе выражение. Борс, стоявший на коленях рядом с Герейнтом, еще ничего не заметил.

Она приняла вид земной женщины; кожа гладкая, медового цвета. Она стояла перед нами так же спокойно и естественно, как стояло бы смертное существо, но с достоинством и грацией, присущими лишь небесным созданиям. Глаза цвета голубого неба в солнечный день не очень выделялись на лице янтарного оттенка. Каштановые волосы длинными распущенными локонами ниспадали на плечи и рассыпались по нежному изгибу груди. На ней было темно-малиновое платье с тканым синим поясом, украшенным золотым плетением, и вся она казалась воплощением и сущностью красоты, мудрости и достоинства, соединенных в обаятельной женской форме.

Можно провести рядом с ней всю жизнь и считать это величайшей милостью. Во всяком случае, я почел бы незаслуженной радостью вечно стоять зачарованным, лишь бы видеть перед собой это совершенное создание Царя Небесного, прекраснейшую из Его ангелов. Меж тем гостья склонилась над алтарем, благоговейно глядя на предмет в своих руках.

Дева возложила на алтарь Грааль.

Поначалу у меня в сознании молнией мелькнула мысль о том, что Святая Чаша найдена, что дева каким-то образом забрала ее у похитителей и теперь возвращает нам. Я ошибся. Словно в ответ на мою мысль, Дева Грааля повернула голову и посмотрела на меня таким гневным взглядом, что я ужаснулся.

— Пошли вон, Сыны Праха, — сказал ангел голосом, непреклонным, как алтарный камень. — Чаша перед вами свята. Вы оскверняете ее своим присутствием.

От стыда я не мог говорить, только смотрел на нее, ощущая всю глубину своей никчемности в ее глазах. Герейнт тоже склонил голову под тяжестью прозвучавших слов и крепко сжал руки, прижатые к груди. Борс и вовсе ушел в себя, бессильно опустив руки, с головой, опущенной на грудь.

— Неужто вы могли помыслить, что я не в состоянии защитить то, что поручено мне защищать? Слепцы! Вы все видите и ничего не понимаете. — Ее слова жгли, как огнем, а праведный гнев обращал каждое слово в разящее копье. — Не знаю, что хуже, ваше невежество или ваше высокомерие. Вы дерзаете думать, что Царю Небесному для исполнения его воли нужна помощь смертных? Что Господь Творения не в состоянии защитить свои сокровища?

Презрение в ее глазах полыхнуло пламенем, испепеляя жаром мое самоуважение, мою неуместную честь.

— О, могучие стражи, — вопросила она, — где вы были, когда враг протянул руку к вашему сокровищу? Думал ли ты защитить Чашу Христову своей немощной плотью?

Дух мой пребывал в смятении, слов не было.

— Слушайте меня, Сыны Праха! Вы держали в руках Летнее Королевство, и не удержали. Вы уничтожили единственную предоставленную вам возможность принести мир народам земли.

Гнев небесной девы невозможно было вынести. Я плакал.

— Умоляю! Я невежественный человек, это правда. Если я не смог…

— Молчать! — стены часовни содрогнулись от этого приказа ангела. Чаша Грааля возвращается в руку, даровавшую ее. Смотри на нее, Сын Праха! Смотри в последний раз, и рыдай до скончания времен, ибо в этом мире никто и никогда больше не увидит ее!

Она наклонилась, чтобы взять Святую Чашу, и я с отчаянием понял, что никто и никогда больше не познает ее исцеляющего присутствия.

Не знаю, откуда во мне взялись силы воскликнуть:

— Остановитесь!

Хранительница Грааля повернулась ко мне, в ее глазах снова вспыхнул гнев. Но я выдержал этот взгляд, выдержал бы еще тысячу раз, лишь бы ненадолго задержать ее руку.

— Простите меня, леди. Мои слова и манеры грубы, я знаю, но в моих словах нет ни грана неуважения. Просто я не умею говорить, как должно. Невыносимо думать, что Грааль уходит из мира из-за моей оплошности. Если существует на свете способ искупить мою вину, только намекните, и я с радостью отдам жизнь и все, что имею, ради искупления этого греха!

Ангел пронзила меня взглядом, но я уловил в нем и крошечную долю сочувствия. Но в словах ее сочувствием и не пахло.

— Зачем утомлять небеса презренными мольбами? Не думаешь же ты изменить предначертанное раньше, чем была создана земля, и звезды двинулись своими путями?

Собрав последние крупицы мужества, я отвечал ангелу:

— Молю не о себе и не о тех, чей долг был хранить Грааль больше жизни. Я прошу о тех, кто борется во тьме за свет. Их так мало, нужды их так велики, что достаточно одного взгляда на Святую Чашу, чтобы наделить их мужеством и дать надежду, укрепить веру в грядущую жизнь, переносить невзгоды своего удела. Именно за них я прошу. Умоляю вас, не забирайте Грааль.

Ангел выслушала мою мольбу, но лицо ее осталось каменным, а свирепый взгляд ничуть не смягчился.

— Словами не искупить грехи!

— Тогда, умоляю, возьмите меня, возьмите мою жизнь. Я вынесу пламя погибели, с радостью вынесу ради Летнего Королевства!

— Вот теперь я слышу голос мужа, — признала она, несколько смягчившись. — Но того, чего не должно быть, не будет.

С этими словами она взяла Чашу в руки. Я понял, что смотрю на Святой Грааль в последний раз.

Она сделала движение к выходу, но замерла, обратив взгляд вверх, словно прислушиваясь к голосу, которого я не мог слышать.

В моем сердце вспыхнула надежда.

Кивнув один раз, ангел повернулась ко мне.

— Пожалуй, ты счастливее всех среди людей, — сказала она, — ибо Господь услышал твою мольбу и дает вам еще один шанс доказать, что вы достойны этого. Грааль остается.

Головокружительный поток радости захлестнул меня. Если бы не раненая нога, я бы бросился перед ней на колени и в благодарность поцеловал край ее платья.

— Спасибо, — выдохнул я. — Спасибо.

— Твоя просьбу удовлетворили ради короля, которому ты служишь, и ради тех, кто нуждается в благословении Святой Чаши. — Я не знал, что ответить и стоит ли отвечать, но в этом не было нужды, ибо ангел продолжала: — Слушайте меня, Сыны Праха: в вышних решили показать вам, что именно вы клялись защищать своей жизнью, и кто способен укрепить вас в исполнении долга.

Снова поставив Чашу на алтарь, она выписала в воздухе сложную фигуру, и Грааль засиял ярким розовым светом, словно в первых лучах зари творения. Ангел убрала руки и стало заметно, как над краем Чаши возник слабый круг света.

— Внемлите! — сказала она и широко развела руки.

В тот же миг раздался звук, подобный звуку арфы, вспыхнул яркий свет, а жертвенник засиял. Я не знаю, как сказать иначе, но это сияние быстро росло и вскоре охватило всю часовню. Каменные стены сверкали, вырезанные узоры, казалось, начали двигаться и увеличиваться, впитывая свет, переплетаться друг с другом, образуя сложные световые узоры. Камень стен превратился в золото! Узоры продолжали расти и меняться, а золото побледнело, став белым мрамором, а тот, в свою очередь, превратился в хрусталь, настолько чистый, что сквозь него я видел проступающие контуры какого-то иного мира зеленого и пышного, под золотым небом.

— Смотри на меня, Сын Праха, и узнай, какова я на самом деле. — Вряд ли она произнесла слова вслух, скорее, они прозвучали только в моем сознании, но я понял, и ободренный нежностью ее голоса, огляделся. Не только ангел, преобразилась вся часовня.

Женщина передо мной стала выше ростом, лицо и вся фигура исполнены благородства. Длинные волосы стали серебристо-белыми, как и платье, облегавшее ее стройную фигуру. Ее кожа побледнела, теперь она была цвета молока или лунного света, и, несмотря на внешний вид и зрелость тела, она казалась воплощением детства. За спиной простерлись две сияющие дуги, тонкие, но ощутимые, как радуга в солнечном свете, эти крылья даже не вид представлялись мощными, способными защищать и поддерживать. Лицо ангела, и без того невообразимо красивое, теперь стало мучительно прекрасным, почти пугающим совершенством симметрии и неотразимой согласованностью пропорций. От нее исходило сияние, слишком яркое, чтобы смотреть на него. Я понял, что видеть это создание — значит, созерцать славу Господню, то, что могут видеть все, кто служит Царю Небесному.

Она указала на Чашу. Чаша тоже изменилась. Это уже не был сосуд, украшенный золотом, драгоценными камнями и жемчугами. Однако и без них Чаша сверкала так, словно была сделана из чистого золота и звездного огня. Я понял, что это ее истинная, небесная форма, столь же отличающаяся от своего земного воплощения, сколь Дева Грааля отличается от своих смертных сестер.

Это Истинная Чаша Христа!

Так мне подумалось, так это и было на самом деле. Дева Грааля подняла Святую Чашу с прозрачного алтарного камня, повернулась и, Господи, помилуй, протянула ее мне! Я беспомощно взглянул на Герейнта и Борса, но они продолжали стоять на коленях с опущенными головами и закрытыми глазами, словно пребывая в блаженном сне. Нет, Чашу предложили только мне. Но я не решался осквернить Святую Чашу прикосновением.

— Прими, благородный Галахад, — мягко предложила ангел, ее голос оставлял впечатление меда и солнечного света. Дрожащей рукой я взял Святую Чашу.

— Кровь Христа, пролитая за тебя, Галахад, — пропела она. — Испей и обновись телом, разумом и духом.

Сердце колотилось в груди пойманной птицей. Предчувствуя освобождение, я поднял Святую Чашу и взгляд мой утонул в темно-красном мерцании содержимого, когда я поднес ее к губам. Зажмурившись, я отпил из Чаши. Дивное вино таяло на языке, в нем отчетливо ощущалась горьковатая терпкость, подчеркивающая богатство вкуса. Хотя я не поклонник виноградной лозы, я бы сказал, что оно намного превосходит лучшее из вин, когда-либо поданное императору.

Я проглотил вино и замер. Волна обновляющего тепла прошла по всему телу, достигла пальцев рук и ног. После моих злоключений на тропе мне стало так хорошо, что я широко улыбнулся. Раненую ногу покалывали тысячи иголочек, боль быстро уходила и вскоре стала далеким воспоминанием. Я согнул ногу, она была совершенно здоровой!

Дева Грааля протянула руку, и я вернул ей чудесную Чашу. Она с легким кивком приняла у меня из рук драгоценный сосуд, улыбнулась моему радостному удивлению, а затем, проведя ладонью над краем кубка, повернулась к Герейнту.

Ни было ни слова, ни знака, но молодой воин в тот же миг поднял голову и открыл глаза, как будто его позвали. Ангел подала ему чашу так же, и Герейнт принял ее обеими руками, поднял и выпил большими глотками. Затем, смущенный донельзя, поклонился и вернул Святую Чашу Деве. Должно быть, она сказала ему что-то ободряющее, потому что Герейнт тоже широко улыбнулся.

Настал черед Борса. С присущей ему горячностью он схватил Чашу двумя руками, поднял над алтарем, поднес ко рту и осушил так же, как делал бессчетное количество раз в зале Артура. Постоял с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям, и вернул Чашу ангелу.

— Благодарю вас, прекрасная леди, — проговорил он то, чего не догадались сказать мы с Герейнтом.

Дева Грааля кивнула с признательностью и поставила Священную Чашу на алтарный камень, после чего подняла руки на уровень плеч ладонями наружу и повелела: