Грааль

Глава 39

Моргауза слаба. Когда начнется мое правление, я научу ее, как по-настоящему пользоваться силой. Она должна ожесточить свое сердце, как я, научиться все подчинять своей воле. Сочувствие, сострадание, милосердие — это все другие имена слабости. Королева Воздуха и Тьмы выше слабости, выше любого человеческого несовершенства. Моргауза либо поймет это, либо погибнет.

Она не хочет признавать, что ошибалась, и тут же сообщает, что Лленллеуг потерпел неудачу, Грааль не нашли, а трое воинов Артура оказали жалкое сопротивление. Я говорю ей, что это не имеет значения, но она настаивает, говорит, что удалось найти какую-то часовню, а там, возможно, прячут Грааль.

Вот и хорошо, говорю я ей. Не придется долго искать. Ирландский болван составит компанию своему грубому хозяину в яме, с любым сопротивлением будет покончено. Но дура Моргауза жалуется, что им удалось победить воинов, которых я сотворила для нее.

Пора забыть о мечах и копьях, о всех этих детских игрушках. Я же учила тебя, Моргауза! Я вскормила тебя ядом и желчью, ну так используй другие способы, девочка!

Конец предопределен. Я устала ждать. Я готова взойти на свой законный трон. Кончай с этим!

— Надо развести костер, — сказал Борс, пытаясь отогнать ощущение угрозы, исходившее с холодным ветром из леса. Никто ему не ответил, и мы снова погрузились в тревожное ожидание. Ветер завывал в верхушках деревьев и трепал живую изгородь.

Опавшие листья у наших ног кружили маленькие вихри, высокая трава колыхалась, словно по ней ползали змеи. Холодные пальцы ветра тянулись ко мне из унылого сердца леса, пробирались под одежду, стремясь добраться до сердца. И сколько мы должны терпеть все это? Неужели наши мучения никогда не кончатся? Лучше умереть, тогда, по крайней мере, избавишься от этой непрерывной муки. Да, смерть… смерть была бы долгожданным освобождением.

Абсурдность этой мысли привела меня в себя. Это не мое желание, это враг пытается навязать мне несвойственные мысли. Я взглянул на Герейнта, стоящего рядом. Глаза молодого воина были закрыты.

— Мужайся, брат, — сказал я ему. — Не стоит искать утешения в смерти. Нет его там. Мы вполне способны это вынести, и мы вынесем.

— Откуда ты знаешь, о чем я думал? — Он открыл глаза и посмотрел на меня.

— Потому что я сам думал о том же. Но, послушай, мы — воины Летнего Королевства, Стражи Грааля. Я пил из Чаши Христовой; вино его крови на моем языке, и меня исцелили, всех нас исцелили. И пусть хоть сам Дьявол со всеми своими демонами атакуют нас, говорю тебе: мы устоим. А даже если и падем, наши души на ладони Быстрой Верной Руки, и никакая сила на земле не отнимет их у Него.

Борс слушал мои слова молча, и только крепче сжимал оружие в руке, вглядываясь в надвигающуюся ночь. Тьма нахлынула и закружилась вокруг нас, как терзаемое бурей море. На поляну потекли черные облака, темнее окружающего леса; они сошлись над часовней, предвещая нечто еще более ужасное.

Нам показалось, что весь лес пришел в движение. Колючие заросли мотало из стороны в сторону, словно чудовищные руки хотели вырвать кусты ежевики с корнями. Чаща расступалась перед врагом.

Промозглый ветер заставил нас прижаться друг к другу. Однако мы стояли, ожидая появления врага.

И он прибыл.

Казалось, лес содрогнулся от чудовищного спазма и выплюнул на поляну вражеское войско. Все новые шеренги темных воинов появлялись из леса и окружали часовню. Я ждал, когда же появится конец этой армии, а они все шли и шли.

Как только враг явил себя, ветер стих, наступило жуткое, угрожающее затишье. Болезненное желтое сияние, похожее на тусклый, фальшивый рассвет, повисло над часовней. В этом гнилостном свечении все казалось грязным и зловещим.

Толпа, извергнутая лесом, двигалась бесшумно. Боевые шлемы, торчавшие из-за круглых щитов, походили на полосу скалистого берега или отмель, усеянную круглыми камнями. Эта полоса уходила вдаль и терялась где-то в лесу. Торчащие копья походили на стебли пшеницы под ветром, они также надвигались на нас волнами. Господи, как же их много!

— Боже, спаси нас, — выдохнул Борс. Герейнт перекрестился и тяжело сглотнул, но ничего не сказал.

— Чего они ждут? — спросил я вслух.

Действительно, черные воины застыли в тишине, слышался лишь шорох одежд да позвякивание щитов, когда они касались друг друга. Войска стояли как туман в темном, ночном море. Я рассматривал ближайшие лица — холодные, бесчувственные, с плоскими носами и сжатыми губами, похожими на бескровные прорези на бледных лицах. Глаза, равнодушно смотревшие на меня, были большими и черными — не цветом, а тьмой, заполнявшей их полностью. Они будто смотрели сквозь нас, но при этом сохраняли злобное выражение. Я почти чувствовал холодную ненависть, заполнившую неширокий промежуток между нами.

Они хотели нашей смерти, нет, они жаждали нашего полного уничтожения! Не только наших жалких тел, главное для них — уничтожить наши души. Но пока они ждали, злобной массой под ужасным желтым небом, заполнив всю поляну.

— Чего они ждут? — спросил Герейнт дрожащим голосом. — Еще немного, и мы тут помрем от холода.

— Может, вождя ждут, — предположил Борс. — А может, команды…

— Так давайте начнем сами, — пробормотал Герейнт. — Раньше начнем, раньше закончим.

— Терпение, парень, — сказал Борс. — Жизнь коротка, а смерть — дело долгое. У нас есть время, вот и используй его с толком. Примирись со всем миром, чтобы долгов не осталось.

— Видит Бог, я готов, — ровным голосом ответил Герейнт. — Чего тогда ждать?

— Поглядите туда, — сказал я, показывая на задние ряды. Там ощущалось какое-то движение. Войско словно разделялось по незримой линии.

— Готовятся к нападению, — предположил Борс, снимая плащ.

— Думаю, прибыл командир, — сказал я. — Идет, чтобы занять место в первых рядах.

Воины и в самом деле расходились, освобождая широкий проход. Несколько фигур надвигались на нас из глубины. Один был выше других, и шел он впереди остальных.

Я узнал знакомую походку. Я так часто видел этого человека, что узнал бы его вернее самого себя.

— Это Артур, — сказал Борс. — Он жив.

Пендрагон вышел к краю поляны и молча посмотрел на нас. Его одежда была изодрана, как будто он долго скакал по лесу. Лицо пошло морщинами от усталости; он вообще выглядел сильно постаревшим. На правой щеке красовался уродливый синяк, но стоял он прямо, с высоко поднятой головой.

— Артур! — закричал я. — Мы здесь. Иди к нам!

Король не ответил, он повернулся и отошел в сторону; только тогда я заметил, что его руки в оковах. Лленллеуг с копьем в руке двинулся за Артуром, рядом с ним шла Моргауза. А еще я увидел Мирддина и Гвенвифар, а за Лленллеугом шли Рис и Передур; их руки тоже были скованы цепями, и шли они с опущенными головами. Одежда рваная и запачканная кровью. Это шли воины, знавшие, что битва проиграна, а жизнь быстро приближается к жалкому концу.

По кивку Лленллеуга Артур снова повернулся к нам. Он назвал каждого из нас по имени и сказал:

— Вы достойно сражались, друзья мои. Но битва проиграна. Пришло время сдаться.

— Это что, в самом деле Пендрагон? — удивленно прошептал Герейнт.

— Сомневаюсь, — заявил Борс. Настоящий Артур никогда не говорил о капитуляции и никогда не сдавался. Поднеся руку ко рту, Борс закричал: — Сам сдавайся! Мы — люди Пендрагона, мы поклялись перед Богом охранять Грааль. Мы ни перед кем не отступим.

Смиренный и печальный Пендрагон покивал и горестно произнес:

— Борс, старый друг, делай, как я говорю. Ты поклялся мне в верности, будь то победа или поражение. Пришло время закончить эту битву.

— Ради Бога, Артур, — воскликнул Борс, — да что они с тобой сделали? Иди в нам, будем сражаться вместе!

Король не обратил внимания на его слова и продолжал:

— Им нужен Грааль и Каледвэлч. Я прекращаю битву и приказываю тебе принести меч и Чашу.

Вся горечь мира хлынула мне в сознание. Я и раньше знавал поражения, но такого — никогда. Никогда! Это… это подлое подчинение недостойно того Пендрагона, которого я знал. Мирддин перевернул бы Небеса и Землю, прежде чем сдаться, и даже самый меньший из кимброгов сражался бы до последнего вздоха, но не стал бы участвовать в такой позорной сдаче.

Я смотрел на поляну, словно передо мной зияла пропасть; мой король стоял по одну сторону, а я — по другую. Могу ли я бросить вызов своему королю и продолжать бой? Или я должен повиноваться ему, пусть даже к своему позору и унижению?

Судите сами. Тот, кто никогда не служил Истинному Господу и не клялся в верности до самой смерти, не поймет, что значит видеть своего господина побежденным, униженным и обесчещенным. Те, кто ничего не знает о чести, не могут понять боли бесчестия. По правде говоря, эта боль хуже смерти, и она не кончается.

Я стоял, глядя на Артура, а он совсем повесил голову. На глазах у меня выступили слезы. Я не смотреть на это и отвернулся.

— Битве конец, — устало повторил Пендрагон. — Принеси Грааль.

Лицо Борса покраснело от ярости. Он ответил, как ударил:

— Никогда! — Забрав Каледвэлч у Герейнта, он взмахнул им и прокричал: — Чтобы получить Грааль, тебе придется вырвать этот клинок из моих мертвых рук.

Возможно, это была игра света, но мне показалось, что я заметил тень улыбки, мелькнувшую на лице Артура, когда он услышал ответ Борса. Повернувшись к Моргаузе, он развел руками, как бы говоря: «Вот видишь. Я пытался», — и тут Лленллеуг оттолкнул его в сторону копьем.

Ирландец схватил Мирддина и вытащил вперед. Но Моргауза явно осталась недовольна попытками Артура убедить нас. Она вышла вперед из рядов вражеских воинов. Огненноволосая, с чертами лица, пылающими, как факел, ненавистью, триумфом и злобой, слитыми воедино в диком выражении, она была одновременно ужасна и прекрасна. Пламя страсти озаряло ее изнутри дикой красотой, подобной красоте волчицы, бросающейся на жертву, или молнии, разящей с грозового неба. Волосы локонами струятся с висков, губы растянуты в злобной властной улыбке, она казалась богиней разрушения — страшная Морриган из старых легенд не могла бы выглядеть ужаснее.

— Чаша! Дай мне чашу! — приказала Моргауза с каким-то нечестивым ликованием. И следа не осталось от той замарашки, которую я встретил в тот день в лесу; как и всё другое в ней, немая невинность тоже была ложью.

Да, я помнил нашу первую встречу. Вот я выхожу из-за деревьев, и вот она сидит на земле, а вокруг разбросаны грибы из корзины. Наверное, споткнулась и упала, рассыпав свою добычу. Помнится, я помог ей собрать грибы. Передур и Таллахт были со мной, и мы просто наткнулись на нее, одну и потерянную… Ах, нет, нет, все было совсем не так. Сначала была песня — это она привела нас к ней. Она пела, мы услышали, последовали на зов, так все и началось.

Если бы мне тогда не заморочили голову, я бы конечно подумал: как это так? Девица может петь, но не может говорить? Увы, меня обманули, как и всех прочих. Я опустил голову и попросил Иисуса простить мою слепоту.

Словно в ответ на свои покаянные мысли я снова услышал ту самую песню. Моргауза стояла передо мной и с губ ее срывалась песня. Она улыбнулась, и я сразу понял, что напрасно судил ее слишком строго.