Грааль

Глава 37

— Позови Борса, — приказал я. — Пусть готовится к бою.

— Борс готов, — сказал большой воин, занимая место рядом со мной. Из терновника вышли еще три воина и присоединились к трем первым. А из зарослей выходили еще люди. Или не люди.

Только шесть раз ударило сердце, а нас уже окружили. Врагов было поболее двадцати, каждый вооружен копьем и щитом; на некоторых остроконечные шлемы, на других — кольчуги как у саксов, но большинство были обнажены до пояса, и я обратил внимание на их бледную плоть, когда они выходили из лесной тьмы в полумрак поляны.

Их численное преимущество — полбеды, а вот то, что у нас только два меча — у Борса и Герейнта, а у меня только нож — это действительно плохо.

— Два меча и кинжал — маловато против двадцати, — заметил я, жалея, что потерял копье.

— Возьми мой меч, господин, — Герейнт с готовностью протянул мне свое оружие.

— Нет уж, парень, он тебе самому пригодится, — отказался я но его это не смутило. Сунув мне свой меч, он метнулся вперед, нагнулся и подхватил с земли меч, который мы отобрали у фальшивого Передура.

— Неплохое оружие, — заявил Герейнт, помахивая мечом, чтобы определить вес и баланс. — Годится.

— Вот и славно, — одобрительно заметил Борс. Он внимательно присмотрелся к наступавшим. — Плечом к плечу, братья. Держитесь спиной к часовне и не позволяйте обойти нас.

Враг двигался бесшумно, и скоро вокруг нас образовалась стена, ощетинившаяся мечами и копьями. Без команды, по крайней мере, я ее не слышал, копья качнулись и заняли положение к бою.

— Вперед! — крикнул я, и мы врубились в строй перед нами. Почти сразу мне удалось обрубить наконечники двух копий; Борс и Герейнт справились не хуже. После нашей атаки шестеро противников перестали представлять опасность. Однако потеря копий их совершенно не смутила, они продолжали идти вперед с голыми древками, словно не заметили потерю наконечников.

Мы предприняли новую атаку. Нас было всего трое, но трое неустрашимых кимброгов, опытных, единых в исполнении данной клятвы оберегать Грааль. Мы работали плечом к плечу, и тела вокруг падали, словно молодые деревца под топором дровосека. Над поляной повис звон наших клинков, чем-то похожий на колокольный звон. Врагу теперь приходилось перелезать через трупы своих сородичей, чтобы добраться до нас, а мы продолжали их рубить … но их не становилось меньше.

— Что-то это мне нравится, — пожаловался Борс, пока противник перестраивался для новой атаки. — Они не уймутся.

— Ну, мы все-таки попробуем уменьшить их рвение, — отирая пот со лба, сказал я. Всмотревшись в ряды врагов, я заметил нескольких воинов с древками копий без наконечников. — Туда ударим! — я махнул мечом в сторону этих безоружных. — За мной!

Враги пока стояли на месте, их совершено не волновало, что оружие у них в руках больше не представляет угрозы. И, конечно, они стали для нас легкой добычей. Трое упали, и у нас появилось время для короткой передышки, пока остальные перестраивались, закрывая образовавшуюся брешь в стене щитов.

Я сделал выпад и сразил еще одного вражеского воина, другого достал Герейнт. Затем мы поспешили на помощь Борсу; на него навалились сразу двое. Герейнт поднырнул под их щиты и прикончил обоих, пока они замахивались копьями. Враг отступил, снова выстраивая стену из щитов.

— Довольно спокойная битва, — заметил Борс. — А то, бывает, глохнешь от грохота барабанов.

И в самом деле, обычно в бою стоит оглушительный шум: крики бойцов, лязг оружия, крики раненых и умирающих — все это сливается в характерный гул, который слышен издалека и который, однажды услышав, уже никогда не забудешь.

Но наши враги наступали в полной тишине — не слышно было ни команд, ни проклятий или криков боли при нанесении удара. Они атаковали и умирали практически беззвучно, слышался лишь шорох ног в высокой траве и глухой лязг щитов там, куда ударяли наши мечи.

Более того, противник нам достался какой-то вялый. Движения неуклюжие, удары, лишенные силы. Их лица, когда они показывались из-за щитов, выглядели угрюмыми и серыми, совершенно лишенными выражения. Ни ярости, ни ненависти. Губы плотно сомкнуты, глаза мутные — казалось, они выполняют утомительную работу, и битва их совершенно не занимает. Они вообще напоминали не совсем проснувшихся людей, тяжело волочили ноги, реагировали медленно.

Я хотел поделиться этим наблюдением с товарищами, но тут Борс пробормотал:

— Глазам своим не верю!

Он смотрел туда, где пали первые нападавшие. Я тоже повернулся и увидел, как с земли поднимаются убитые воины. Они словно просыпались: вздрагивали, поднимались на ноги и присоединились к своим немым товарищам.

Чудной безмолвный враг снова двинулся вперед. Сознаюсь: я испытал отчаяние. Мы можем уложить хоть всех, но убить не сможем.

— Боже, помоги нам, — кратко подвел итог Борс. На большее не хватило времени, потому что нам пришлось сосредоточиться на новой атаке, пытаясь отстоять то небольшое пространство, которое мы для себя определили.

В ходе очередной схватки Герейнт завладел одним из вражеских щитов. Теперь он мог прикрывать нас слева, стараясь держаться поближе ко мне. Мы сражались плечом к плечу, и это напомнило мне о временах, когда мы с моим братом Гавейном вместе рубились с саксами.

Атака — такая же вялая и непродуманная, как и другие, вскоре провалилась, и битва пошла своим чередом. Колоть и рубить, колоть и рубить… Вовсе не трудно, потому что медлительность врага сводила их усилия на нет. Они падали без звука, умирали без ропота — только для того, чтобы снова подняться через какое-то время и присоединиться к битве, как будто ничего особенного не произошло.

Борс злился. Он поносил врага, издевался над ним, призывал драться в полную силу, но все тщетно, ему никто не отвечал. Мечом он действовал мощно, как всегда. Один из его ударов оставил противника без руки, и она долго кувыркалась в воздухе, продолжая сжимать копье.

Разумеется, его соперник упал. Борс издал торжествующий возглас. Но тело воина, полежав на земле, поднялось и снова двинулось вперед, хотя, обезоруженное, не представляло больше никакой опасности.

Борс разъярился. Следующим ударом он обезглавил нападавшего.

— Пошел вон, адово отродье! — заорал Борс, надеясь, что покончил с этим соперником.

Увы, он ошибся. Безголовое туловище некоторое время полежало неподвижно только для того, чтобы подняться и снова двинуться в атаку, не обращая внимания на отсутствие головы. Кровь из ужасной раны так и не показалась. Труп, спотыкаясь, продолжал тянуться вперед, цепляясь за воздух одной оставшейся рукой.

К сожалению, мы не обладали подобной живучестью. Какой бы легкой не казалась эта битва, мы устали, а раны, хотя и не серьезные, кровоточили.

— Они не боятся смерти, — заметил Борс, отрубая очередную руку, тянувшуюся к нему, — потому что они уже мертвы. Но ведь если я лягу, то, думаю, уже не встану так легко. Что нам делать, брат?

Их не остановить. Мы действовали весьма эффективно, но все, что мы выиграли — маленькая передышка перед очередной атакой.

У меня ныли плечи и рука. Меч стал тяжелее. Борс тоже работал уже через силу; он начал хрипеть, в очередной раз взмахивая мечом. Клинок Герейнта без устали разил из-под щита, но даже его юношеской удали не хватит надолго. Я уже понял их тактику: они просто изматывали нас, выжидая момент, когда мы уже не сможем поднять меч. А потом они разорвут нас на части.

Но другого выбора не было. Мы должны сражаться. И я поднимал меч снова, и снова, а нежить продолжала тупо натыкаться на наши клинки. Пот обильно стекал у меня по шее, по груди, по спине, застилал глаза. Господи, помоги нам! Я молился, отсекая руку очередному злодею, а он, вместо того, чтобы упасть, как подобает каждому нормальному человеку, ткнул мне щитом в лицо. Уклониться от неуклюжего выпада не составило труда, и я врезал ему мечом по затылку. Враг повалился мне на ноги, да так неудачно, что я не мог двинуться. Я попытался оттолкнуть тело в сторону, но не смог сдвинуть мертвеца и упал.

Тут же на меня насели два вражеских воина и принялись тыкать в меня копьями, лишенными наконечников. Я крутился как уж у них под ногами, во весь голос призывая Борса на помощь. Но я его не видел! Подоспел еще один, на этот раз с нормальным копьем. От удара в грудь я уклонился, отделавшись небольшой раной в боку. Схватив древко копья левой рукой, я отмахнулся мечом и сумел встать на колени.

Взявшись за рукоять обеими руками, я отчаянно пытался расчистить себе пространство, чтобы встать на ноги. Но тут мой меч ударил о край чужого щита, обитого железом. Пальцы, онемевшие от долгого боя, не удержали оружие, и меч выскользнул из моей руки.

Тут же на меня обрушились вражеские копья. Я катался по земле в отчаянной попытке увернуться. Одно копье оцарапало щеку. Схватив древко, я попытался вырвать оружие у врага, но у него оказалась воистину мертвая хватка. Пока я боролся с ним, еще одно копье ударило меня в бок, пробив нательную рубашку, слегка задев ребра.

Опершись на левую руку, я что было сил пнул ближайшего нападавшего и заставил его отшатнуться. Мне удалось вскочить на ноги, но за это время к двум первым нападавшим добавились еще трое. Их копья целили мне в живот и в грудь.

Что-то мелькнуло в воздухе. Это Герейнт, заметив мое сложное положение, метнул щит в в моих противников. Железный обод задел первого негодяя, и он рухнул, снеся еще двоих.

Герейнт рванул меня за руку, избавив от опасности. Борс в это время раскроил очередной череп, и враг отступил, чтобы перегруппировать силы и атаковать вновь.

— Ты ранен, лорд Галахад, — озабочено проговорил Герейнт, увидев кровь у меня на боку.

— Я меч потерял, — задыхаясь, ответил я. Боль растекалась по раненому боку, как огонь по сухому труту.

Подошел Борс и, не обращая внимания на мои протесты, осмотрел рану.

— Не нравится мне, как это выглядит, — сообщил он. — Больно?

— Не смертельно.

— Будет хуже.

— Просто помоги мне перевязать рану, пока они снова на нас не бросились.

— Лучше бы промыть сначала, — с сомнением промолвил Борс. — Давай, парень, помоги мне довести его до колодца. Заодно и попьем.

Они вдвоем отвели меня к колодцу и усадили на камень у края прудика. Герейнт положил меч на землю, припал к воде и начал шумно хлебать.

— Я думаю, надо отступить, — сказал Борс, поднимая край моей рубахи, чтобы промыть рану.

— Мы должны драться, — прошипел я, зажмурившись, когда холодная вода плеснула на разгоряченную ободранную кожу.

— Пока живой, я буду драться, — решительно заявил Герейнт, снова припал к воде и продолжил пить.

— Разве я сказал, что мы должны сдаться? — прорычал Борс, отрывая полосу от моей рубахи. — Надо отступить в часовню. Вход низкий и узкий — им туда не пробраться.

Я понял, что это наш последний рубеж. Стоит нам оказаться внутри, выхода больше не будет. Но, по крайней мере, умрем мы на святой земле, защищая Святую Чашу, как и должно.

Борс закончил перевязку, критически осмотрел свою не самую аккуратную работу и сказал:

— Вот, лучше пока не получится.