Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Монастырь как приют для «изумленных»

Мишель Фуко показал в своей книге «История безумия в классическую эпоху», как для Западной Европы «тактика изоляции задает рамки для восприятие безумия»162. «Опыт безумия как болезни – это в то же время опыт безумия как интернирования, наказания, смирения»163. Относится ли это и к России? На первый взгляд – да.

В первой половине XVIII века Тайная канцелярия стала тем институтом власти, который решал, как следует обращаться с сумасшедшими. Церковь воспринималась уже не (только) в ее благотворительной ипостаси, а просто как исполнительный орган, отдающий распоряжения о содержании под стражей в определенных монастырях. В 1735 году Тайная канцелярия получила право отправлять провинившихся (преступников по политическим делам, богохульников) в монастыри без представления в Синод.

Как и в Западной Европе, условно различали виды безумия: были «безумные» (в смысле французского fureur), что указывает на исходящий от них вред; были «изумленные», в которых диагностировали недостаток ума164, и были страдающие меланхолией165, или «черной болезнью», которые склонны к меланхолии, печали и временами бредовым состояниям. Границы между безумцами подвижны и объединены одним – затемнением разума. Но можно заметить различия в тактике работы с ними: иногда сумасшедший – это проблема полиции, иногда – религиозно-воспитательная проблема, иногда – медицинская.

Различные тактики решения проблем, однако, заканчиваются в одном месте: в монастыре. Эта тактика началась в конце XVII века и достигла кульминации при Екатерине II, когда в 1762 году Синод назначил Андреевский монастырь в Москве и Зеленецкий монастырь в Новгороде профильными домами для содержания больных166, а в 1766 году Спасо-Евфимиев монастырь полуофициально стал центральным учреждением для содержания умалишенных.

Петр I не только начал относиться к проблеме слабоумия со вниманием (см. закон о «дураках» 1723 года167) и активно использовать монастыри как учреждения социальной помощи увечным и престарелым. Его указ 1723 года об использовании монастырей как мест для обеспечения старых и больных, расширил новое употребление монастырей для государственных нужд: «Отставных драгунов, солдат престарелых, увечных и раненных, которые пропитания не имеют, отсылать в монастыри <…> Беснующегося отослать в монастырь и впредь таких отсылать в Священный Синод для определения в монастыри, а в монастырях держать их в особом месте, имея над ними надзирание, чтоб они не учинили какова себе повреждения и довольствовать их как в помянутом указе изображено»168.

Прокопович был первым, кто предложил создать первый «профильный» монастырь для сумасбродов: Александро-Свирский монастырь – где «изумленные», пятнадцать-двадцать человек, должны были находиться под надсмотром врача169.

Однако политика Петра была довольно двусмысленной, что принесло Синоду много проблем в последующие годы. Так, в том же 1723 году он определил «сумасбродных и под видом изумления бываемых, каковые наперед всего аки бы для исцеления посылались в монастыри таковых отныне в монастыри не посылать»170. Этот указ был опубликован членами Синода Феодосием Яновским, Феофаном Прокоповичем и архиепископом Феофилактом Тверским и положил начало бумажной войне между Синодом, Сенатом и Тайной канцелярией на последующие пятьдесят лет.

После смерти Петра, 12 мая 1725 года, Сенат издает указ «Об отсылке беснующихся в Синод для распределения по монастырям», в котором говорилось о первом указе Петра и определялось так же впредь таких отсылать в монастыри171.

В 1726 году Военная коллегия по указу Екатерины I приказала сумасбродных солдат, содержащихся в Санкт-Петербургском госпитале: «содержать в особых чюланах и когда случится при госпитале работа, тогда посылать их на тоё работу, скованных в цепях и смотреть за ними накрепко, чтоб они и над собою и над другими какого дурна не учинили <…> Буде же они от того содержания и прилежного лечения в надлежащее состояние не придут и, по докторскому свидетельству, явится та болезнь неисцелима или покажется (Как Синод рассуждает) то их изумление от злых духов, тогда кригс коммисариату доносить о том военной коллегии, но понеже беснующихся, для исправления духовного, велено отсылать в Синод»172.

Реальностью же было то, что госпитали часто отказывались принимать душевнобольных и они все равно оказывались в монастырях. Так, в 1731 году архимандрит Новоспасского монастыря Феофил предлагал поместить изумленных иноземцев – колодников Адама Кубе и Матиаса Хрестьяна Кроля, размещенных в его монастыре для лечения, в госпиталь173. 15 декабря Синод изъявил согласие на предложение архимандрита. Однако из московской гофшпитали получено было доношение от доктора Николая (Николааса) Бидлоо, что «означенные иноземцы уже раньше были на излечении и надежды на исправление их в уме нет, а держать их в городской гофшпитали невозможно, понеже упрямством, непотребствами и криком чинят другим больным беспокойство»174. Они остались в Новоспасском монастыре.

Сенат и правительство игнорировали протесты Синода и продолжили ссылку в монастыри умалишенных. Нельзя говорить о том, что монастыри были госпиталями: как уже говорилось, здесь практиковалось подначальство в форме изоляции и смирения. Изумленные часто, как и другие заключенные, забывались и продолжали содержаться в монастырях уже будучи в полном уме.

Эта практика стала широко распространенным явлением, особенно во времена Анны Иоанновны, когда светские институты часто отправляли безумных в монастыри без Синода175. В 1735 году указ Петра о ссылке изумленных был высочайше подтвержден «по силе означенных Именных 1727 и 1735 г указов повелено было от Синода посылающихся из тайной канцелярии престарелых и в уме поврежденных колодников для исправления принимать в монастыри по прежнему <…> а тайной канцелярии оных колодников <…> отсылать в коллегию экономии, которой, принимая оных отсылать прямо в те монастыри, кто в какой назначен будет, и довольствовать из оставшимися монастырскими порциями и караул к ним определить из тех же солдат, которые на пропитании при монастырях обретаются».

Безумцы также были очень обременительны для монастырей с точки зрения инфраструктуры, потому что часто солдаты, которые жили в них на пропитании и должны были нести там караульную службу, вели себя очень небрежно. Монахам часто приходилось брать на себя надзор и охрану. Особенно трагический случай с крестьянином Данилой Ширяевым стал частым аргументом Синода о том, что монастыри не справляются с надзором за умалишенными. Летом 1730 года по просьбе матери Данила был отдан в Данилов монастырь как одержимый, где его должны были держать в монастырских трудах до излечения. Ширяев был назначен в квасоваренную работу, и «будучи у той работы ввалился в квасной котел в кипятке обварился и умер»176.