До встречи в Бомбее

«Спасибо тебе, — писал он в ответ. — Я не могу выразить, как много для меня значит эта фотография».

«Теперь твою, пожалуйста», — попросила она.

И он отправил их с Питером фотокарточку. Ее сделал ординарец на камеру, которую они одолжили у местного торговца табаком во время недельного отдыха в близлежащей деревушке. Они с Питером стояли на мощенной камнем улице, накинув поверх военной формы купленные у фермера овечьи шкуры.

«Очень красиво, — отвечала Мэдди, — вам идет. На случай, если это как-то поможет, посылаю вам носки и перчатки. Их связали дети из моего класса, очень обрадовавшиеся тому, что удалось отвлечься от арифметики. У некоторых старшие братья и отцы тоже на фронте, поэтому мы занимаемся этим каждый день по часу. Урок трудолюбия. Мы все трудимся. Питер говорил тебе, что Делла больше не работает в столовой, а пошла добровольцем в бывший госпиталь Гая? Она там познакомилась с довольно симпатичным стоматологом-хирургом Джеффри, но уверяет меня, что ходит туда не только поэтому. Сейчас всем не хватает персонала, и мы не можем сидеть дома и смотреть. Я постоянно думаю о том, как в прошлом году в это время мы должны были встретиться с тобой в первый раз в яхт-клубе. Я не была там с тех пор, как ты уехал. Не могу. На этот Новый год они не будут устраивать вечеринку. И это правильно, потому что сейчас последнее, чего хочется людям, это танцевать. Да и танцевать я особо не могу. Благодаря повару (он, кстати, заверил нас, что на Рождество не будет карри с индейкой) этот малыш определенно упитанный…»

«Я бы с тобой потанцевал, — писал Люк. — Если бы я был рядом, я бы снова отвез тебя на наш пляж и танцевал бы с тобой на песке…»

«Какая хорошая мысль», — отвечала она.

В середине декабря прибыли новые солдаты на смену тем, кого потеряли в боях. Среди них появились и так необходимые офицеры, знающие урду. В их числе был и только что прибывший из Бомбея Фразер Китон. «Присмотри за ним, хорошо? — написал Люку Ричард. — Он просто слышать не хотел о том, чтобы остаться, но он слишком юн для того, чтобы погибнуть». Приехал также и Эрнест Элдис.

— О господи! — воскликнул Питер, выжигая вшей из швов гимнастерки. — Час от часу не легче.

Однако Эрнест был тих. Истощен. Он тоже побывал у Ипра с британскими экспедиционными силами, поскольку в момент мобилизации оказался в отпуске в Англии, и успел поучаствовать в бою. Если это можно так назвать. Все в его внешности как-то истончилось: он исхудал, волосы поредели, бледная кожа обвисла, как бумага, на его лице с плохо прорисованными чертами. Голову Элдис держал уже не прямо, а под углом, склонив подбородок к костистому плечу. Глаза постоянно бегали, будто он боялся задержать на чем-то взгляд. Это был совершенно не тот самоуверенный индийский офицер, замучивший Люка бесконечными разговорами и вопросами в Бомбее. Если бы Люк не видел его документов, он мог бы и вовсе не узнать Элдиса.

— А ведь он так не хотел ехать, — напомнил Люк Питеру. — Ты помнишь, как он настаивал, что необходим в Бомбее?

— Он умнее, чем я думал, — отозвался Питер на этот раз не без сочувствия. Их всех потрясли изменения, произошедшие с Эрнестом. И всем было страшно, но никто не спешил в этом признаваться; весь тот невыразимый ужас, который выпало испытать Элдису, мог быть уготован им всем.

— Я начинаю думать, что надо было и правда оставаться в Бомбее, — сказал Фразер в свою первую ночь в окопе, морщась от того, как содрогается земля от рвущихся вдалеке артиллерийских снарядов.

— И до тебя это дошло только сейчас? — со вздохом спросил Люк.

Он держал обоих поближе к себе, взяв Фразера под свое прямое командование и поместив Элдиса в окопе между собой и Питером. Так у него появилась хорошая возможность наблюдать, как Эрнест проводит большую часть времени, сидя на дне окопа, заламывая руки и глядя на пиротехнические эффекты в небе. Его сипаи тоже это видели. Они подошли к Люку и попросили назначить им другого командира.

— Я могу взять их, — вызвался Питер, — С радостью. Они славные парни.

Так оно и было. И Люк был бы рад отдать их под командование Питера. Но…

— Не могу, — устало сказал он. — Если я это сделаю, мне придется доложить об этом, — он отлично знал, что будет тогда с Элдисом. Все они уже слышали подобные истории. Учитывая, что у Эрнеста не было ранений, его предали бы военно-полевому суду и, возможно, расстреляли бы.

Люк решил, что сделает для Элдиса все возможное, поддержит, будет брать на задания полегче, поможет сохранить немного стойкости, прежде чем попросит поучаствовать в более серьезном бою. На тридцатое декабря была запланирована вылазка — последняя в 1914 году. Небольшое дело, в результате которого предстояло отбить несколько наблюдательных пунктов в расположении немцев. Все должно было пройти без жертв. Самое подходящее задание.

— Давай возьмем Китона тоже, — предложил Питер. — Меня просто оторопь берет от того, насколько он зеленый…

Они вышли рано, задолго до восхода солнца. Люк руководил такими походами бесчисленное множество раз, поэтому его не прошибал пот от переизбытка адреналина, когда он залез на лестницу и махнул остальным, чтобы следовали за ним. Он не ожидал никаких затруднений. На Рождество у них было своего рода перемирие — никаких дружественных футбольных матчей, о которых поговаривали в других секторах, и распевания «Тихой ночи» на нейтральной территории, — просто прекращение огня и немного спокойствия, чтобы все хоть немного выспались и написали домой на несколько писем больше. У Люка появилось время посмотреть в зимнее небо и помолиться Богу — который, как ему казалось, совсем рехнулся, — чтобы это было последнее Рождество, проведенное им во Франции.

— Это совсем неправильная молитва, — сказал Питер, ткнув Люка в бок. — Так ты можешь оказаться где-нибудь похуже.

— Где же это еще похуже? — удивился Люк.

— Я уверен, 1915-й нам еще покажет, — ответил Питер.

Они жили и не мешали жить другим, а боши не собирались стрелять тем утром. Вокруг стояла кромешная тьма. Поскольку они старались держаться поближе к земле, часовые не должны были заметить их приближения. При удачном раскладе они обстреляют немцев из минометов, обезвредят наблюдательные пункты и унесут ноги без потерь.

Всего в вылазке участвовало пятнадцать человек. Четверо офицеров: сам Люк, Питер, Элдер и Фразер, несколько закаленных в бою саперов и пережившие Ипр наики. Каждый знал свое дело. Люку не требовалось говорить им, чтобы не создавали лишнего шума, пока они все ползли по мерзлой, изрытой снарядами земле к окопам бошей. Ему даже в голову не пришло, что Эрнеста, который и так постоянно молчал, нужно предупреждать о том, чтобы тот держал язык за зубами.

Но когда они подобрались к цели настолько близко, что стало можно различить запах немецкого кофе и услышать шкворчание жареного бекона, Эрнест начал издавать странные звуки: что-то между блеяньем и воем, перемежающимся подавленными всхлипываниями.

Ошеломленный Люк зашипел на него, чтобы он затих. То же самое сделали остальные.

— Христа ради, — пролепетал дрожащим от страха голосом Фразер, — может кто-нибудь заткнуть ему рот?

— Элдис, — произнес Люк, начиная впадать в панику, — немедленно прекратите.

Эрнест не прекратил. Вместо этого он начал плакать, зарылся лицом в холодную землю, возможно от стыда, а может быть, чтобы заглушить вырывавшиеся звуки. Это было жуткое зрелище. Если бы Люк мог, он бы подхватил его, отволок обратно в окоп и прострелил бы ему руку, если бы понадобилось, чтобы под любым возможным предлогом отправить в безопасность, домой.

Но встать в полный рост было равноценно самоубийству. Поэтому Люк подполз к Элдису и схватил его за трясущееся плечо.

— Элдис. — скомандовал он. — Соберитесь.

— Я не могу, — провыл в землю Эрнест. — Я не могу, не могу, не могу…

Он кричал все громче.

— Надо действовать, — приказал Питер. — Заглушим его вопли минометами, а потом ты с него за это спросишь.

Но прежде чем Люк успел дать команду, Элдис с удивительной силой стряхнул его с себя, встал посреди нейтральной территории и закричал. Все в паническом страхе уставились на него. Казалось, это длилось целую вечность, но на самом деле заняло всего несколько секунд, а потом боши открыли огонь из пулемета. Люк дал команду бежать что есть мочи. Один из саперов не послушал его и, проявив храбрость, достойную особой боевой награды, подошел к линии обстрела и убрал пулеметчика. В этот же миг Люк сгреб Элдиса и взвалил себе на плечо, не замечая, как его тело повисло на нем, и, задыхаясь, побежал за своими к безопасным окопам.

Благодаря саперу и его минометам, никого не убили. Фразеру пуля поцарапала щеку, что на некоторое время вывело парнишку из строя. Сапер с минометами получил несколько пуль в плечо. Он написал Люку из индийского санатория в Брайтоне, рассказал, что его отправляют домой к жене и детям в Лахор, и поблагодарил Люка — иначе и не скажешь — за то, что тот был его подполковником.

«У тебя было бы больше поводов благодарить меня, если бы тебя не подстрелили», — написал Люк.

«Даже вы, саиб, не можете управлять пулями, — ответил сапер. — Только вы и были нашим командиром».

Командиром мог бы быть Элдис, Люк в этом не сомневался. Если бы только он по собственной воле не стоял и не орал на нейтральной территории, пока ему не снесло шрапнелью пол-лица. Сначала Люк даже не понял, что Эрнест ранен. Только вернувшись в окоп, он увидел, что у того хлещет кровь, и только тогда обратил наконец внимание на то, как безвольно обвисло его тела. «Нет, — пробормотал Люк, склоняясь над Эрнестом и прижимая руку к остаткам его челюсти, — нет, нет, нет…»

Санитары сначала доставили Элдиса на перевязочный пункт, а оттуда в один из многочисленных пунктов эвакуации раненых, потом в Лондон в отделение лицевой хирургии и наконец в психиатрическую больницу в Суррее — в 5-й королевский госпиталь. Люк написал туда, пытаясь узнать, все ли с Эрнестом в порядке. Ему ответила одна из медсестер. Ее звали сестра Литтон. И она любезно сообщила, что с Элдисом совсем не все в порядке. Он лишился памяти. «Не помнит ни прошлого, ни того, что происходит в течение дня. Но вы должны знать, что мы ухаживаем за ним так хорошо, как только можем. Ему нравится наше какао, а еще он любит выходные, особенно когда к нему приезжает мама». Люку сделалось дурно, когда он прочитал это письмо. Он скомкал его и сжал в кулаке. Его снедал стыд от того, что он сделал с Эрнестом. Остаться в живых, дышать и двигаться, но существовать без лица, без памяти… Питер был прав: есть вещи похуже Франции. И даже похуже смерти.

— Это не твоя вина, — твердил ему Питер.

Мэдди написала то же самое. «Ты должен знать. Если и винить в этом кого-то, так это немецкого пулеметчика. Или Ипр. Возложи вину на Ипр, на генералов, на всю эту ужасную войну. Но, пожалуйста, не терзай себя».

Но он не мог ничего с собой поделать. За февралем пришел март, дни стали длиннее, но теплее не стало, только увеличились потоки воды, заливавшей окопы. Люди мучились от того, что ноги у них распухали и чернели, как после обморожения. Люк, как мог, старался подбодрить бойцов, обещая, что скоро наступит весна и придет тепло, на что и сам очень надеялся. И все это время он не переставал думать о своем решении в тот предрассветный час в декабре взять на задание Элдиса, о том, как он лежал, пока тот стоял, и что не сумел среагировать достаточно быстро и повалить его на землю.