До встречи в Бомбее

На второй неделе марта вернулся из госпиталя Фразер Китон. На их фланге прибавились сотни новых солдат, завезли боеприпасы, тяжелые снаряды для заградительного огня. И всего этого было доставлено с лихвой для давно обсуждаемого наступления, в ходе которого планировалось вернуть Нев-Шапель. Это опять была бойня. Для обеих сторон потери исчислялись десятками тысяч. Гибли взрослые мужчины и совсем мальчишки. Они оставались лежать на поле боя, один на другом, пока артиллерия и пулеметы не прекращали огонь. И тогда те, кто остался в живых, могли покинуть окопы, дать воды раненым, попытаться оттащить их в безопасное место. Но в депешах операция была объявлена успешной. «Нев-Шапель снова в руках британцев, а линия фронта продвинулась вперед более чем на полмили».

— Полмили, — вздохнул Питер, когда они наконец закончили операцию и вошли в разрушенный город, чтобы расположиться в первом попавшемся уцелевшем здании на шестидневный отдых. — Половина мили. Сколько ж убитых и раненых получается за каждый ярд?

— Сто, — сказал Фразер, удачно переживший эту мясорубку и, по всей видимости, уже подсчитавший зловещие цифры.

— Сто, — повторил Люк. Воспаленными глазами он обвел неровный строй тех, кто еще остался. Их тюрбаны и форму покрывали грязь и кровь, и Люк в очередной раз изумился, как могут сипаи стоять так прямо, несмотря на почерневшие в окопах стопы, холод и постоянный недостаток сна; несмотря на то, что им пришлось хоронить товарищей, убивать и видеть смерть. Как долго они еще продержатся и продолжат подчиняться жестоким приказам? В последнее время в некоторых письмах появилось куда больше злобы, чувствовалась ярость, которую Люк понимал и о которой никогда бы не доложил. Можно ли сосчитать дни их службы? Он решил, что, наверное, можно, и потом, поскольку мысли об Элдисе постоянно преследовали его, подумал, какие выводы сделал бы тот, если бы сохранил разум? И остался ли бы в живых сейчас, после этих трех дней побоища, если бы он, Люк, дал ему больше времени на восстановление?

«Я должен был найти способ отправить его домой», — писал он Мэдди, перед тем как батальон снова двинулся в путь. К его ужасу, они шли назад к Ипру, где, как говорили, опять шла битва за порты в проливе. «Я не могу перестать думать о том, как он в этой больнице».

«Тебя должны скоро отпустить домой в отпуск, — писала она в ответ. — Поезжай в больницу, проведай его там».

«Так и сделаю, — отвечал Люк. — Я должен его повидать».

Если бы Мэдди была в Англии, она бы сделала это за него. Она бы ездила в этот госпиталь постоянно, если бы от этого Люку стало легче. Она бы каталась в 5-й королевский и обратно, сидела бы с Эрнестом, держала его за руку и говорила с ним обо всем, что могло расшевелить его память: о клубе «Джимхана», о поло на пыльной траве, о джине с тоником на закате. А потом писала бы Люку и заверяла бы его, что у Эрнеста в тот день была компания, о нем позаботились. «Ты сделал для него все, что только мог».

Мэдди тщетно пыталась связаться с Дианой, которая так и сидела в Доркинге. Написала ей в январе, выразив сожаления по поводу ранения Эрнеста. Диана не ответила. Теперь был уже почти апрель… Мэдди, лежа на подушках в спальне с открытыми ставнями в тщетной попытке впустить ветерок в жаркую комнату, смирилась с тем, что Диана уже не ответит. Возможно, слишком переживает.

— Держу пари, она слишком жалеет себя, — проворчала Делла. В тот день она не отмывала судна в больнице и не завтракала с Джеффом, а сидела рядом с Мэдди и с обожанием взирала на драгоценный маленький сверток на руках подруги. — Ну и ладно, у тебя и без нее забот хватает.

Мэдди, едва оторвавшую взгляд от идеального человечка, которого она держала на руках, не нужно было уговаривать. Их с Люком дочка появилась на свет накануне ночью, через неделю после установленного доктором Талли срока. Доктор сказал, что ребенок, как и погибший брат Мэдди, лежит не слишком удачно, попой вниз. Услышав это, Мэдди побледнела, а Элис пришла в невероятный ужас, на что доктор сочувственно покивал, а потом со знанием дела сообщил, что в их случае не придется прибегать к кесареву сечению; он принял много родов с тазовым предлежанием, в результате которых здоровые младенцы появились на свет естественным путем. Он нисколько по этому поводу не беспокоился, и им также не следует.

Мэдди было о чем вспомнить после пережитой в мучениях и поту ночи, так же как ее отцу, бродившему вокруг виллы и каждые полчаса стучавшему в дверь, чтобы узнать новости. Не сомневалась она и в том, что такие минуты были у взвинченной до предела матери и даже у Деллы. Обе они не покидали Мэдди — стояли на коленях возле кровати и повторяли, что все будет хорошо. (Всем искренне хотелось, чтобы Люк тоже был рядом.) Так оно случилось. Всё, что могла сделать Мэдди, это сосредоточиться и слушаться доктора Талли. Он же остался верен своему слову — ни разу не заволновался, а спокойно велел ей дышать, потом тужиться, потом расслабиться и снова дышать, и тужиться, и так по кругу до тех пор, пока маленькая Айрис с блестящими черными волосиками и огромными темно-синими глазами, теплая и нежная, не оказалась в дрожащих руках Мэдди.

— Спасибо, — поблагодарила она доктора Талли, всхлипывая от радости и благодарности. Она также безмолвно благодарила Гая. Он знал, что делает, когда советовал ей не обращаться ни к кому другому.

— Она и впрямь вылитая копия Люка, — заметила Делла. — Кроме глаз, у нее от тебя ничего нет, Мэдди.

— Я не против.

Мэдди хотела лишь, чтобы Люк своими глазами увидел их прекрасную дочку. Элис уже ушла на телеграф, чтобы отбить сообщения ему и его родителям. В порыве воодушевления (или просто от облегчения) она даже предложила отправить телеграмму Эди.

— Если хочешь, я пошлю, — предложил Ричард.

— Не надо, — ответила Элис, нагибаясь, чтобы поцеловать Айрис в пушистую макушку. — Думаю, поделиться этим и я смогу.

Мэдди хотелось знать, где окажется Люк, когда получит эту телеграмму. «В безопасности, — надеялась она, — пусть он будет где-нибудь в безопасности». Последние две недели несколько его телеграмм приходили откуда-то из Франции или из Фландрии. И к ее глубочайшему разочарованию, он никогда не мог сказать, в какой именно части Франции находится. Только то, что постоянно о ней думает и ждет новостей. «Питер тоже вне себя от нетерпения тчк». Она также была вне себя и ждала новостей о том, что их обоих отправляют в Англию в отпуск. Соблазн удивить Люка, когда он приедет, был настолько велик, что она начала подумывать, не поехать ли тоже туда, невзирая на подводные лодки. Она даже предложила Ахмеду деньги за то, чтобы он принес ей расписание рейсов из бюро «Пи энд Оу». Он сходил, не взяв денег.

— Мемсаиб, — сказал он озадаченно, протягивая ей листок с расписанием, — я вам не советую этого делать.

Он, несомненно, был прав. Придется ей в этом признаться. «Никуда я не еду». Она погладила мягкую розовую щечку Айрис, поправила муслиновую пеленку под ее подбородком и ужаснулась, что ей вообще могло прийти в голову подвергнуть малышку такой опасности. Ее передергивало даже от мысли о том, чтобы выехать вместе с дочкой на бомбейские улицы. Как бы мучительно это ни было, придется дожидаться, когда Люк снова будет с ними. Когда они оба будут здесь.

Делла взяла Мэдди за руку, похоже, догадавшись, о чем думает подруга.

— У него будет фотография, — сказала она.

Мэдди кивнула. Днем они сфотографируют малышку в саду; этой карточкой Люку придется довольствоваться до тех пор, пока он сам не сможет понянчить Айрис на тех самых руках, которые не обнимали Мэдди уже долгие месяцы и по которым она отчаянно скучала.

— У него все будет хорошо, — тихо пообещала Делла. — Он не позволит себе погибнуть там. Никто из них не позволит.

— Я знаю, — согласилась Мэдди, сама не понимая, откуда у нее такая уверенность.

Но никто, конечно, ничего такого не знал.

У него всё было совсем нехорошо. Он сидел в окопах у Ипра — в аду, который за долгую зиму не стал лучше. Под апрельским солнцем земля раскисла куда сильнее, чем под ноябрьскими дождями.

— Поэтично, — заметил Питер, находившийся рядом с Люком в наспех вырытой канаве, в которую набились они с Фразером и еще несколько сотен солдат с привинченными к винтовкам штыками, во второй раз за день ожидающие решительного наступления.

— Напишу это на открытке, — сказал Люк, глянул на часы, а потом поднес ко рту свисток, готовясь дать сигнал.

Над головой летели снаряды. Падали они, как все надеялись, на позиции немцев, которые предстояло атаковать. Но снаряды могли падать просто на лес. Бой шел уже два дня. Обе стороны вели постоянный огонь, отступая, наступая и снова отступая — до тех пор, пока всё не перемешалось и никто уже не мог понять, где находится неприятель. Офицеры, ушедшие на разведку, не вернулись, и гаубицы палили вслепую. Люку оставалось только гадать, в какую сторону бежать. Половину людей, которых ему предстояло вести в атаку, он впервые увидел всего час назад. Бойцы из разных батальонов безнадежно перемешались в хаосе сражения и панического бегства от газа, который немцы применили впервые. Люди закапывались в землю, чтобы газ их не настигал. Ни у кого не было противогазов. Чтобы не погибнуть в ядовитом облаке, нужно было оказаться под ним, а лучше уходить от него на пределе человеческих возможностей.

— Вот, — объявил всем Люк, — это и есть план.

Он прижал руку к карману кителя и почувствовал, как внутри похрустывает письмо Мэдди. Оно пришло прошлым утром. Люк ждал его с нетерпением, потому что телеграмма Элис застала его во время короткого перерыва на отдых в Поперинге. Он радостно закричал и заколотил кулаками по воздуху.

«Прекрасная Айрис появилась на свет тчк Фотография в пути тчк Мэделин справилась прекрасно тчк Твоя семья ждет тебя тчк Береги себя тчк».

Но Люк еще не открыл конверт. Ему хотелось, чтобы письмо ждало запечатанным, пока он был здесь, у Ипра, чтобы ему было ради чего бороться. Но теперь, теперь… Он бросил свисток, сглотнул пересохшим горлом и встал на ноги у земляной стены, вглядываясь сквозь дым в дальние деревья и вслушиваясь в какофонию взрывов и выстрелов. Там ждала неизвестность, и сердце Люка бешено заколотилось. Машинально, не понимая, что делает, но зная, что у него всего несколько секунд, он сунул руку в карман, выхватил конверт и надорвал.

— Нет, — запротестовал Питер, осознав, что делает его друг, — не надо, еще не время…

Люк не слушал. Он вообще ничего не слышал. Даже не дышал. Только смотрел. Это была она. Его дочь. Ее дочь. Чудо цвета сепии на руках у его жены. Пальмовые листья отбрасывали тени на опущенные веки Мэдди, на ее скулы и на прекрасные, идеальные глазки Айрис, ее миниатюрные губки, маленькую пяточку, высунувшуюся из пеленки, и всклокоченные темные волосики. Люк не мог поверить, что зачем-то не давал себе смотреть на нее. Как он мог подумать, что, увидев ее, увидев их обеих, навлечет на себя беду? Он прижал фотографию к губам и впервые за все эти месяцы ощутил в себе новую силу и надежду. Он чувствовал себя неуязвимым.

— Будь осторожен, — старался перекричать шум рвущихся снарядов Питер. — Теперь, когда ты знаешь, что она настолько прекрасна, насколько это вообще возможно, будь чертовски аккуратным, потому что ей позарез нужен папочка.