Заблудившиеся

* * *

Несколько дней назад городская налоговая инспекция нагрянула в издательство с проверкой. Ее сотрудники, люди молодые, приятные, отменно любезные, объяснили, что проверка носит обычный плановый характер, сейчас интересуются финансовым положением многих организаций и фирм, простая формальность, соблюсти которую тем не менее, нужно, в общем, плевое дело и беспокоиться не стоит.

Владимир Петрович и не беспокоился. Бумаги он держал в образцовом порядке и этих проверяльщиков никогда не опасался. Но инспектора оказались не промах. Они ходили по отделам, рылись в отчетах и ведомостях, что-то сверяли, подсчитывали, вдруг потребовали регистрационные документы фирмы. Проверка завершилась так же внезапно, как и началась, о ее результатах никто не поставил Крыленко в известность. Пошуровав в офисе «Прометея» в течение трех дней, инспектора исчезли. Владимир Петрович и не заметил отсутствия инспекторов, подумал, те закончили свою работу и дело с концом. Но не тут-то было.

Два дня новой рабочей недели прошли спокойно, никто не требовал документов, не стоял над душой. Неприятные мысли приходили в голову, лишь когда встречался взглядом с Агнессой Георгиевной. А в среду начался этот кошмар.

Как стало известно Владимиру Петровичу позднее из отрывочных данных, разговоров оперативных работников, слов старшего следователя Ефремова, налоговая инспекция направила свое заключение, весьма нелестное, о деятельности издательства «Прометей-Европа» в городскую прокуратуру, санкционировавшую проведение обыска. Во второй половине дня, уже под вечер, войдя в кабинет Крыленко без стука, два мужчины в штатском предъявили ему удостоверения оперативных работников ГУВД, ордер на обыск и заставили расписаться. Владимиру Петровичу показалось, что его зло разыгрывают.

Потом он увидел бледное, вдруг постаревшее лицо Тимофеева, своего коммерческого директора, вошедшего в его кабинет расхлябанной неэнергичной походкой, будто ноги стали поролоновыми, и понял, все происходит наяву, а не в дурном сне, никто из этих серьезных мужиков разыгрывать его не собирается. Крыленко чувствовал, как от волнения дрожит, вибрирует его голос, он старался не заискивать, говорить спокойно, не задавать глупых вопросов, но себя контролировал плохо.

Зачем-то спросил, подобострастно заглядывая в глаза оперу, в чем его обвиняют. Мужик ответил, ни в чем не обвиняют, сел на стул и уставился в окно. Тогда Владимир Петрович поинтересовался: возбуждено ли против него уголовное дело? Должен ведь понимать, что на этот вопрос рядовой исполнитель ответа не знает. А спросил все-таки. Он и еще что-то спрашивал, бессмысленно глупое, а в это время молодые парни в штатском вносили в его кабинет объемистые папки с документами, сортировали их на его письменном столе. А он ходил взад-вперед по комнате, как по тюремной камере, заложив зачем-то руки за спину, натыкаясь взглядом на тупую физиономию Тимофеева, бледную, будто его взяли с поличным на квартирной краже.

Оперативники перекрыли выход, приказав вплоть до особого распоряжения всем сотрудникам оставаться на рабочих местах. Постепенно в кабинете Крыленко выросла целая гора деловых бумаг, сложенных на его письменном столе и столе для посетителей. Все печати и штампы собрали отдельно, на журнальном столе и начали составлять протокол изъятия. Двое оперативников, сдвинув кресла и обосновавшись в них как дома, быстро пронумеровывали страницы документов, и отложенные пачки сносили вниз, к машине.

Крыленко удивляло, что никто не задал ему ни единого вопроса по существу, не объяснил причину всего происходящего. Дикое это действо происходило почти при полной тишине, и, может, оттого гнетущее впечатление многократно усиливалось. Крыленко плохо соображал, он совершенно перестал ориентироваться во времени, спросил, может ли он сейчас позвонить жене, и получил утвердительный ответ. Но тут он вспомнил, что жены нет в Москве, она на Кавказе, и вообще звонить ей совершенно незачем. Он еще походил по комнате и велел мешавшемуся под ногами Тимофееву ждать в приемной.

В это время щуплый парень в кофте домашней вязки, в очках бесцеремонно вываливал на пол из ящиков содержимое его стола. Среди прочего оперативники обнаружили шведский журнал «Сперма», с видимым интересом полистали его и бросили на пол. С опозданием — и это Владимир Петрович расценил как промашку оперативников — от него потребовали выложить на стол содержимое карманов. Предательски дрожащими пальцами он выудил бумажник, мятую пачку сигарет, зажигалку.

Агнесса Георгиевна выбрала минуту унизительного личного обыска, чтобы заглянуть в его кабинет со своим любимым вопросом, не будет ли каких распоряжений, и стала свидетелем того, как ее начальник, покрывшись красными пятнами, выворачивает карманы брюк перед каким-то молокососом.

Секретарь опустила глаза и ретировалась, словно ошиблась дверью. Крыленко чуть не запустил ей вслед чернильным прибором. До туалета, куда Владимир Петрович пошел по малой нужде, его сопровождал молодой оперативник. Крыленко, сгорая от стыда, шагал по коридору и через раскрытые двери комнат видел своих сотрудников на рабочих местах.

Второй раз оперативник решил не сопровождать его в туалет, поленился, только вышел в коридор и смотрел ему в спину. У Крыленко в эту минуту было одно желание, сделаться невидимым. Вернувшись из отхожего места и застав в своем кабинете полный развал и хаос, он решил заявить всем им, их протокольным мордам, что сейчас не тридцать седьмой год, потребовать прекратить произвол, но не посмел и рта раскрыть.

Обыск закончили только к полуночи, всех работников «Прометея» за исключением Крыленко отпустили по домам. А Владимира Петровича посадили на заднее сиденье казенной «Волги» между двумя операми и повезли к нему на квартиру. Своим ключом он отпер дверь, впустив провожатых.

Старший из них, и по годам, и, как понял Крыленко, по званию и по должности, потребовал от него сдать, если имеется, оружие. Владимир Петрович, взобравшись на стул, вытащил из верхней полки спрятанный за книгами подальше от Сергея газовый пистолет и коробку патронов к нему. Оперативники ушли часа через два, забрав кое-какие документы, личные записи и злополучный незарегистрированный пистолет.

Владимир Петрович устал и изнервничался так, что заснул, не раздеваясь, только скинув пиджак и стащив ботинки, на жестком не застеленном диване. Проснулся он поздно, с тяжелой головой и поначалу испугался, что проспал. Потом вспомнил — спешить-то особенно некуда, деятельность его фирмы приостановлена, банковский счет заморожен. Владимир Петрович за своими бедами не заметил, что Сергей вот уже вторую ночь не возвращается домой и не звонит ему. Крыленко отыскал записную книжку сына и сделал несколько телефонных звонков, оказалось, никто из приятелей Сергея за последние дни его не видел, и в институте сын не появлялся. Забеспокоившись всерьез, Крыленко заметался по квартире, прикидывая, где искать Сергея, но постепенно мысли об обыске, крупных неприятностях заставили на время забыть об исчезновении Сергея.