Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

Истоки и тенденции «военной прозы»

Творцами «новой волны» военной прозы в конце 1950 — х — начале 1960 — х годов стали преимущественно те писатели, которые сами были участниками или свидетелями военного времени, те, кто, по словам С. Орлова, не только «умел писать, но право имел писать», фронтовики, которые внесли в литературу «долговременную, трагическую и святую тему „человек и война“» (В. Лебедев).

Появление «нового», а точнее, традиционного для русской литературы, героя дало толчок развитию всех тематических направлений в прозе тех лет. В 1957 году появилась повесть Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», о которой впоследствии, перефразируя известные слова, В. Быков сказал: «Все мы вышли из бондаревских „Батальонов…“». Действительно, именно с «Батальонов…» началась «новая волна» военной прозы, получившая название «окопной прозы», или «прозы лейтенантов». Грандиозная панорама военных событий, данная в 1940–50 — е годы в романах А. Чаковского и К. Симонова, была потеснена изображением «пяди земли», узкого окопа, клочка земли вокруг одного орудия, многогеройная композиция уступила место изображению одного — двух героев, объективированная манера повествования была сменена исповедью — монологом, романные жанры заслонены небольшими повестями и рассказами (проза В. Астафьева, Г. Бакланова, В. Богомолова, Ю. Бондарева, В. Быкова, К. Воробьева, Е. Носова и др.). Изменение угла зрения героя, смена ракурса воспринимающего сознания породили новое видение событий военного времени, расширили границы военной темы, обнаружили причинно — следственную связь обстоятельств войны с социально — политическими процессами 1920–30 — х гг. Наряду с традиционными аспектами военной темы на первый план были выдвинуты проблемы предательства, измены, дезертирства, плена, власовщины, и их корни были обнаружены не в упрощенно — примитивной формуле «кулацко — мелкобуржуазного» происхождения отдельного героя, а особенностях общественно — политического устройства советского государства, которое в свою очередь выявило генетическое родство с тоталитарной системой фашизма. В литературе о войне обнаружила себя тенденция дегероизации.

Честность, правдивость, острый драматизм «лейтенантской» прозы разительно отличали ее от потока книг о войне предшествующего времени. Начало так называемой «второй волны» военной прозы было ознаменовано появлением повестей «Батальоны просят огня» и «Последние залпы» Ю. Бондарева. «Пядь земли» Г. Бакланова, «Мертвым не больно» В. Быкова, «Иван» и «Зося» В. Богомолова и др. Главная мысль, которой придерживались авторы этих произведений, состояла в том, что итог войны, в конечном счете, определяется действиями каждого батальона, сражением за каждую пядь земли. «В окопе, — по словам Ю. Бондарева, — решались судьбы мира».

Стремление постичь истоки победы, героизма и мужества и не менее важные — истоки предательства (которых пока еще писатели доискивались в личности отдельного человека) заставило нашу прозу обратиться к предвоенным годам, времени детства и юности, периоду, который формировал и воспитывал главных героев военной прозы второй половины 1960 — х — начала 1970 — х гг. Ретроспективно данная в «Пастухе и пастушке» В. Астафьева, вставными новеллами вошедшая в повествование о Сотникове и Рыбаке у В. Быкова и «Моменте истины» В. Богомолова, предвоенная пора обрела идейно — социальную значимость в «Усвятских шлемоносцах» Е. Носова, «Хатынской повести» и «Карателях» А. Адамовича, а позже в «Выборе» Ю. Бондарева и «Знаке беды» В. Быкова.

Но писатели не ограничивались обращением к прошлому. Все ощутимее становилась необходимость говорить в первую очередь о сегодняшнем дне и только потом — о прошедшем. В структуре художественного произведения все отчетливее выделялись две временные доминанты: современность и война (например, романы Ю. Бондарева). Причем взгляд писателя становился зорче и всеохватнее, ибо прошлое представало не равновеликим настоящему, но чуть удаленным от нас, чтобы лучше очертить главное, большое, значительное, чтобы о точки зрения сегодняшнего дня увидеть ярче то, что скрывалось при рассмотрении «лицом к лицу».

Но, как показало время, двуплановой композиции было недостаточно. К началу 1960 — х гг. в прозе о войне, в ткани художественного повествования соединились ранее пунктирно обозначенные временные дистанции «предвоенные годы — война» и «война — современность». В художественной прозе о войне наметилась историческая перспектива. Движение от локализованного во времени изображения человека к отражению его в постоянной связи с прошлым и настоящим обрело в литературе конца 1970 — х гг. характер тенденции. В «Знаке беды» и «Карьере» В. Быкова, в романах «Берег», «Выбор», «Игра» Ю. Бондарева в единой неразрывной цепи предстали наиболее значительные периоды истории современного общества. Художники начали делать уверенные шаги в направлении правдивости и честности, объективности и искренности изображения войны. Именно тогда прозвучали слова В. Распутина: «Что касается войны и мира, наша совесть и наша правота не могут расходиться…»

Новый этап в развитии военной прозы повлек за собой необходимость рождения нового героя. Если военная проза 50 — х — начала 60 — х опиралась в осмыслении войны на точку зрения высших офицерских чинов (романы К. Симонова, А. Чаковского), если проза второй половины 1960 — х — начала 1970 — х гг. избирала главным действующим лицом «рядового» участника боевых событий («проза лейтенантов»), то литературе второй половины 1970 — х — начала 1980 — х оказалось этого недостаточно. Современная романистика не только соединила эти крайние точки в художественном обозрении военных лет и тем самым смогла передать глобальное видение закономерностей Великой Отечественной войны, но и наделила героя способностью глубоко и проницательно видеть, вдумчиво и философски мыслить. Постижение правды «войны и мира» было сопряжено с возвращением в литературу рефлектирующего героя, который в традициях философской прозы наделен богатой духовной культурой. У одних писателей — это высокоинтеллектуальный, образованный представитель творческой интеллигенции, со всеми проблемами и вопросами, которые составляют духовный мир творческой личности (писатель, художник, режиссер у Бондарева); у других — на первый взгляд средний, ничем не выделяющийся среди прочих человек, который, однако, наделен редкой способностью думать и анализировать, человек с больной совестью и обостренным чувством вины (Агеев у В. Быкова). Но и в том, и в другом случае это обязательно человек немолодой, прошедший войну, много переживший и испытавший в жизни, что и дает ему право говорить «от автора», задавать вечные «проклятые» вопросы бытия.

Война в жизни этих героев — это та нравственная высота, которая служит им ориентиром, маяком, примером проявления высших человеческих возможностей. Пройдя через ужасы и испытания военного времени, через проверку по самым высоким нормативам человечности и нравственности, пожертвовав на войне самым дорогим в своей жизни, они вправе были ожидать от жизни наступления счастья и общечеловеческого братства. «И в сердце моем, да в моем ли только… глубокой отметиной врубилась вера: за чертой победной весны осталось всякое зло, и ждут нас встречи с людьми только добрыми, с делами только славными. Да простится мне и всем моим побратимам эта святая наивность — мы так много истребили зла, что имели право верить: на земле его больше не осталось», — признается герой «Последнего поклона» В. Астафьева.

Высока цена мирной жизни, лучшие из товарищей остались в братских могилах. И все ощутимее становилось их отсутствие в современной жизни, все сильнее щемило сердце у оставшихся в живых. «Таких, как лейтенант Княжко, я больше не встречал в жизни, мне его не хватает до сих пор…», «Когда нет таких, как лейтенант Княжко, то нет и настоящих друзей и вообще многое в мире тускнеет…», «Мне все время нужен был такой друг, как лейтенант Княжко. До сих пор нужен. И таких, как Княжко, нет…» — все настойчивее и отчаяннее повторяет герой «Берега» Ю. Бондарева. «Среди сослуживцев по институту таких (как Семен) определенно не было, по всей видимости, такие по одному выводились, уступая место иным характерам, с четко выраженным стремлением к лидерству, разного рода превосходству, распираемым заботами о благополучии и мелочной престижности», — приходит к заключению герой «Карьера» В. Быкова.

Война — эта та историческая точка, с которой современная литература оценивает и судит современность. Злоба, ненависть, предательство — все забылось, ушло из памяти, «остались только чистота да совестливость… да братская спайка и помощь», столь ярко проявившиеся на войне, — вспоминают герои «Дома» Ф. Абрамова.

Но если раньше, в войну, они познали единство и сплоченность, поддержку и доверие, то сейчас вдруг «кулак расползается. Каждый палец кричит: жить хочу! По — своему, на особицу!» Если раньше, на фронте, знали, за что боролись, за что платили своей кровью, то теперь ценности, за которые воевали и которые казались незыблемыми, «пошли по разряду юношеского максимализма». Перед литературой встал вопрос: отчего счастье не пришло и лучшее будущее не наступило?

В одном из своих романов Ю. Бондарев говорит о том, что «сейчас нужен герой, который задавал бы людям вечные вопросы по каждому поводу». Именно таковы его Никитин из «Берега», Васильев из «Выбора», Крымов из «Игры», Агеев из «Карьеры» В. Быкова. «К сожалению, не произошло увеличение любви, братская жизнь не наступила, а мы так неистово ждали ее после войны. Сытость и соблазн материальными благами не сделали многих из нас лучше. Кто виноват? Мы все. Мы слишком заботились о легкой жизни и забыли о главном — во имя чего дана жизнь» («Игра»).

Персонажи военной прозы 1970 — х — 1980 — х годов, чья жизнь проходит «не в ладах с совестью, с ошибками и неудачами», чья жизнь заполнена поиском «момента истины» во многом и являются теми главными героями, которые определяют жизнеспособность «большой литературы» о современности.

Однако при всей глубине и искренности художественной прозы о войне 1970 — х — начала 1980 — х гг. сегодняшний день добавляет в ее осмысление новые факты, новые ракурсы, новые краски. Особое место в современной литературе о войне занимают редкие по глубине и бесстрашию мысли произведения В. Гроссмана («Жизнь и судьба»), В. Некрасова («В окопах Сталинграда»), К. Воробьева («Это мы, Господи», «Крик», «Убиты под Москвой»), В. Семина («Нагрудный знак ОST», «Плотина»).

Романы и повести Гроссмана, Некрасова, Воробьева, Семина переживают сегодня «второе рождение», одновременно и органично вливаясь в русло современной военной прозы и в то же время обнаруживал новые грани, казалось бы, многоаспектно и разнообразно исследованной темы. Несомненной представляется необходимость изучение произведений этих писателей в контексте того литературного среза, который хронологически, соответствовал моменту их создания, был связан с ними уровнем общественного сознания, характером эпохи. Ведь, например, роман К. Воробьева «Это мы, Господи» был написан в 1946 г., тогда как появился только в 1986, но бесспорен и тот факт, что именно сегодня произведения этих писателей оказали особое воздействие на развитие современного литературного процесса.