Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

При всей тематической и генетической родственности произведений В. Гроссмана, В. Некрасова, К. Воробьева. В. Семина «второй волне» военной прозы уже с момента их появления и до сегодняшнего дня они существовали и существуют как бы вне этого тематического блока. Своеобразие их положения обусловлено необычностью и нетрадиционностью подхода художников к изображению войны, самобытностью восприятия человека в условиях военного времени.

Так, в дилогии «Жизнь и судьба» Гроссман не только воссоздал художественную картину сражения под Сталинградом, не просто возвел еще один художественный мемориал битве на Волге, но отметил те некоторые сущностные исторические закономерности, которые не только предопределили победу в этой жестокой схватке, но в известной мере объяснили причины столь длительно и мучительно назревавшего перелома в войне. Сталинградская битва осмыслена художником не просто как историческое сражение, а как кульминация многих и равновеликих социальных, общественно — исторических и морально — психологических процессов, происходивших в нашем государстве на протяжении полувекового развития нового общественного строя. Ищущая мысль художника погружена в осознание проблемы личности и ее роли в национальной истории, в обнаружение взаимосвязи объективного и субъективного в «жизни и судьбе» народа, в осмысление внешне — и внутриполитических тенденций, обусловивших и предопределивших чудовищный размах народной трагедии.

Психологический, «человеческий» пласт в осознании неудач и побед сражающегося народа, глубоко и драматично разработанный в «окопной» литературе, в романе Гроссмана соединился с планом социальным, объективно — историческим, отчасти приоткрытым «панорамными» произведениями К. Симонова и А. Чаковского, породив еще один ракурс в художественном видении войны, с ее глубинными социальными истоками, трагическим характером и неумолимыми в своей неизбежности итогами.

Неординарность подхода Гроссмана, Некрасова, Семина к изображению войны заключается не просто в достоверности изображаемого мира, конкретней определенных военных обстоятельств, но и в обращении к своеобразной личности героя, в выборе «нового» характера персонажа. Если ряду даже очень хороших современных произведений о Великой Отечественной войне свойственно деление героев на «положительных» и «отрицательных» (вспомним, например, Иверзева и Ермакова, Кузнецова и Дроздовского, Никитина и Меженина у Бондарева), то в произведениях Гроссмана, Некрасова, Воробьева, Семина борение «хорошего» и «плохого», «доброго» и «злого», «гуманного» и «звериного» происходит внутри самого героя. В центре внимания личность, которая не просто вступила в единоборство с врагом, но личность, которая в трудных обстоятельствах военного времени одерживает (или не одерживает) нелегкую победу над самим собой.

Подобный подход к осознанию поведения человека на войне в творчестве рассматриваемых писателей весьма прочно и тесно связан с тенденцией к постепенному сужению сфер повествования, с локализацией обширной темы «человек и война»: например, в произведениях К. Воробьева и В. Семина эта тема воспринимается более узко, но и более трагично — «война и плен», «человек и плен», «жизнь и плен».

Новый ракурс изображения дает возможность художникам иначе взглянуть не только на сложные процессы самого военного времени, но быть прозорливее в оценке причин войны, ее характера и ее жертв. Традиционный аспект неподготовленности страны к войне в произведениях современной литературы трансформируется в мотив неподготовленности человека к войне. Герой как бы остается один на один с войной, он лишен какой бы там ни было поддержки извне, он может рассчитывать только на самого себя. Бесчеловечная сущность войны обнаруживается с удвоенной силой, ибо противостояние маленького человека и огромной военной машины выявляет всю беспомощность и незащищенность, ограниченный возможности и физическую слабость человека перед лицом тех испытаний, которые несет в себе война. Но по причине этого с удвоенной же силой звучит в этих произведениях и мотив преодоления себя, сопротивления обстоятельствам нелегкого обретения моральной силы.

Мысль, сознание человеческое становятся, по существу, главным полем сражения в военных произведениях Гроссмана. Воробьева, Семина. Действие и поступок, столь традиционные для военной прозы, потеснены мыслительным процессом героя, его самоанализом и самооценкой. Народный характер войны постигается через личностное сопротивление героя. Тема войны обретает «лица не общее выражение».

Оценивая колоссальный потенциал «возвращенной» военной литературы, следует, однако, заметить, что произведения В. Гроссмана, В. Некрасова или К. Воробьева не затмили, не заслонили собою всю предшествующую литературу о войне, но внесли тот необходимый аспект, который позволяет говорить сегодня о полноценной картине прошедшего военного времени. Морально — мифологическая, историко — социальная, в конечном счете философская сущность в освещении темы «человек и война» выходит в произведения этих авторов на первый план, поднимая их художественные создания на ту ступень реализма, которая отличает лучшие произведения современной литературы о Великой Отечественной войне.