Дикое царство. О чем поет Север

Глава 1.1

– Назад! Нет! Тебе нельзя! – сказала я.

Белый волк стоял напротив меня и смотрел с укоризной. Он все понимал, я все понимала. Но сердце обливалось кровью от мыслей, что он будет здесь один, вдалеке от меня. Но других вариантов событий не было.

– Нельзя, чтоб нас видели вместе. И вообще, тебя не должны видеть здесь. Если кто-то узнает… Нет, я даже говорить не буду, чтоб не накликать беду. Я… вернусь за тобой. Я обещаю!

Волк опустил голову, но послушно отступил. Я наблюдала как мой тотем уходит, смотрела не отворачиваясь, чтоб запомнить этот миг, когда я отпечатываю его облик в своем сознании. Миг, полный страха и отчаяния. Миг, когда кажется, что ничего не получится. Я хочу верить, что через время, когда моя задумка удастся, я буду вспоминать этот самый момент и думать о том, что тогда… то есть сейчас, я считала, что все безнадежно. А на самом деле все оказалось по-другому.

Мои руки слегка дрожали, словно белые кости на подвеске нашего шамана, когда он танцевал, только руки были беззвучны. Впрочем, кости давно не стучали на шее Ордуэ`ла, как и не пелись песни при луне.

Я потрогала свои голые плечи. Непривычно без кожи и меха, но в этих землях девушки носят легкие платья. Если бы осталась в своей старой одежде, то меня бы тут же прикончили дикие кошки, либо я получила бы тепловой удар. Ни один из вариантов мне не подходил. Я посмотрела в небо… Солнце в зените. Солнце, такое горячее, обжигающее.

Мать Луна поласковей будет. Но здесь восхваляют жар и солнце, острые когти, а не клыки. Надеюсь… я сойду за свою и достигну своей цели. Иначе я заслуживаю позора – чтоб кости мои были погребены вне родины. На чужбине, вдали от костей моих предков и черепов их тотемов.

Я сжала в руке молочный клык моего тотема – белого волка Лалону`, того с кем попрощалась и надеялась, что не навсегда.

Пару недель назад мне исполнилось восемнадцать. Год назад я думала, что этот праздник будет самым шумным, самым ярким событием за много лет в нашем клане. Я отсчитывала дни с прошлого дня рождения, придумывала священный узор, которым разрисую свое лицо в этот день, как буду петь полной луне и сожгу свои страхи в священном огне, а надежды отпущу в воду. Ведь у истинной дочери Луны не должно быть страхов и надежд. Только путь и честь, верность и мудрость.

Можно ли сказать, что с надеждами и страхами я попрощалась три месяца назад? Честно ли это делать до совершеннолетия? Выбора мне не оставили. Надежды о прекрасном будущем клана умерли, как и сгорели страхи, ведь самые страшные уже случились. Чего оставалось бояться? Почти все погибли.

Страшный день, когда бой выигран, но не война. Отец предложил решить этот вопрос раз и навсегда. Врагов, зашедших на наши территории, не осталось в живых, как и собственно почти всего моего клана.

Я помню вой тотемов, тех, кто остался жив, но кто утратил своего человека. Неудержимая боль, которую я слышу по ночам. Я помню слезы тех, кто со слезами на лице пел над костями вместе со мной. Нас сейчас не больше двадцати.

Я не получила мудрость, и вряд ли то, что я хочу сделать будет стоять рядом со словом «честь» и у меня нет пути. Есть только верность и недавно появившаяся цель. Я не клялась, что отомщу за родных. Клятвы – удел тех, чье слово без них не стоит.

И я уничтожу царя Дикого царства, как он уничтожил мою семью.

Я подошла к воротам в город. Каменные, обвитые зеленым вьюном. Вся природа говорила о тех, кто жил здесь. Вьюнок податливо и хитро полз по камням, покрывая стену. Я перешагнула границу, часовые не обратили на меня внимания. Какое им дело до бледной девушки?

Город Сонхау?р. Центр Дикого царства.

Цветы… их тут много. Магнолии, гортензии, и… еще какие-то, названия, которых я не знала. На моей родине мало цветов, я не особо утруждалась учить названия растений других земель, а еще считала, что неяркие травы куда полезнее. Сироп из гортензии не вылечит от кашля, не уберет головную боль, не снимет воспаление. Бесполезное растение!

Но взгляд то и дело приковывался к ярким шапкам. Красивые. Я разозлилась на себя, что замечаю такие пустяки. Я должна быть сильной, ледяной, не обращать внимания на такую ерунду. Но видимо, в глубине души, девочка не умерла до конца. Только спряталась. Может это и сыграет мне на руку. Быть девочкой. Ведь кто пустит хищника в дом?

Я любила цветы раньше, любила яркие краски и беззаботный смех. Но… сейчас мне казалось это все обманом для наивных. Как будто самое яркое – ядовитое.

Завтра… я должна быть готова к завтра. Нужно найти ночлег, выспаться и привести себя в порядок. Я разглядывала дома, построенные тут. Крепкие, из желтого кирпича, вокруг каждого были разбиты клумбы. Девушки в шелковых одеяниях и золотых украшениях, мужчины в ярких рубашках и светлых шароварах. Дети резвились. Тут есть жизнь. Могу ли я сделать то, что запланировала? Те, кто пришли отсюда смогли.

Я медленно проходила, поворачивая голову то вправо, то влево. Насколько я знаю из рассказов путешественников тех времен, когда был мир между нашими народами… Тут должны быть комнаты под сдачу, около крыльца в таких домах обычно стоят деревянные таблички с объявлениями. Но пока мне такие не попадались.

– Красавица, – крикнул мимо проходящий торговец с подносом. – Не желаешь медовых сот? Три медных.

Я застыла как вкопанная, поморгала. Еще полгода назад я бы с радостью кинула ему монет, а сама бы уже пробовала янтарный сладкий кусок, чувствуя, как мед стекает по челюсти. Я любила с братом забраться к диким пчелам и угоститься, осторожно, чтоб не покусали. Но сейчас… я понимала, что деньги, взятые с собой нужно беречь. Три медных не сильно обеднят меня, но, если так рассуждать все время… можно потратить все, что есть.

Бережливость не была моей сильной чертой. Напротив, я тратила все деньги, что родители давали на праздники и ярмарки. Но мне приходилось быть бережливой. Как бы сложно мне это не давалось.

– Благодарю, – ответила я на их языке. – Но нет.

Уличный торговец пожал плечами и пошел дальше. А я побрела по улицам. В нос забрался запах корицы и чего-то терпкого. Запах, который я слышала только пару раз в жизни. Мои глаза пробежались по вывеске «Кофейная». Точно, помню была маленькой, послы приезжали с диковинными товарами из южных земель. Кофе пахло тайной и чем-то незнакомым.

В детстве этот запах казался символом неизведанного. Я хотела поехать на родину этого терпкого напитка, увидеть, как живут те люди, что изобрели кофеварение. У нас на севере в почете чаи с красными ягодами: клюква, малина, брусника.

Через пару поворотов я увидела рынок, люди за прилавком окликали меня, подзывали посмотреть мешки со специями, попробовать сушеный инжир, выпить гранатового вина. Но мне нужна была одежда. Я прошла продовольственные ряды и с облегчением выдохнула, когда перед глазами запестрелись яркие ткани. Блестящие, переливчатые.

– Чего желает беленькая красавица? – спросила девушка, расправляя подола платьев.

– Одежду, – скромно ответила я.

Девушка с темно-медными волосами поправила волосы рукой, ее золотые браслеты забренчали. Она оглядела меня.

– Платье? Или туника с шароварами?

– И то, и другое.

Она цокнула, глядя на меня. Не знаю, почему она назвала меня беленькой. Хотя я, действительно, была светлее местных. Кожа еще не успела окраситься в более темные тона от солнца. А волосы и правда были светлее большинства многих. Хотя, я где-то видела, как мелькали головы с оттенком пшеницы или молодого меда. Мои волосы светлые, с оттенками бежевого и пепельного. Бабушка называла мой цвет, поцелованный луной.

– Вот, подойдет к глазам, – торговка достала среди вороха тканей юбку и топ оттенка талой воды. – Хотя, они у вас ярче, синие, точно море. Вместе со светлыми волосами… это редкое сочетание для наших краев.

– Мать не говорила, мне, кто мой отец, – пожала я плечами, когда произнесла заготовленную ложь.

Девушка сочувственно закивала, а затем потащила меня за руку в ее шатер.

– Переодевайся, меряй. Тут никто не увидит из мужчин, я послежу, – кивнула она.

Я молча нацепила на себя протянутую мне одежду и посмотрелась в зеркало. Ткань была мягкой, податливой, не сковывала движений. Видно, что торговка знает свое дело, на глаз сразу с размером угадала. Шаровары и блузка темно-синие тоже подошли.

– Сколько? – спросила я.

– Нравится?

– Очень, – я слегка улыбнулась, за что сразу почувствовала вину. Мне правда понравилось, хоть было и непривычно. Но каждый раз, когда меня что-то радовало, я ощущала тяжесть того, что не имею права на эти чувства.

– Тридцать серебряных за все, – ответила она.

Я улыбнулась слегка. Я наслышана о традициях и уважении, а потому…

– Двадцать, – резко сказала я.

– Ну что вы! – запричитала торговка. – Тут такие швы, такие нитки. Смотрите, они на солнце переливаются, блестят. Дешевле чем за двадцать восемь не отдам.

– Двадцать три.

– Двадцать пять, это последнее слово.

– По рукам!

Она просияла, приняла деньги и отдала мне вещи.

– Носите с радостью! – улыбнулась девушка, и тут в тон ей полумякнул-полурыкнул сервал, который до этого времени спал.

Я посмотрела в серо-зеленые глаза небольшого хищника, на какую-то долю секунды меня сковал страх. Что он унюхает… поймет, что я не просто девушка, пришедшая из близлежащих земель, чей отец был с севера.

– Пшшш! Спи дальше, дуралей! – помахала ему рукой торговка. – Не обращайте внимания на моего спутника. Она иногда ведет себя странно, впрочем, зверь же. Что с ними сделаешь?

– И то верно.

– А ваш… я не вижу рядом.

– У меня нет, – ответила я.

Она удивилась, но не стала задавать вопросов. Спутника у меня действительно не было. Так назвали связанное с тобой на уровне души животное здесь, в Диком царстве. Их звери – представители кошачьего класса. Гепарды, ягуары, рыси, тигры и, конечно же, львы. Последние были связаны с правящей семьей, которую мне только предстояло увидеть.

Мы связывали себя только с волками и звали их тотемы. Белая волчица пришла в наш дом на мой пятый день рождения, приведя с собой маленького Лалону. Мы посмотрели друг другу в глаза, испили по капле крови друг друга и с тех пор были неразлучны. До сегодняшнего дня.

Я выходила с рынка, бережно неся одежду в небольшой дорожной сумке. Осталось перекусить и найти комнату для ночлега. Я внимательно прислушивалась к окружающим, смотрела внимательно на дорогу. Но как бывает часто, в скоплениях большого количества людей за всем не уследишь.

В меня со всего лету врезался мальчик лет шести, я замахала руками в воздухе и устояла. А вот он полетел назад по инерции. Я ухватила его за маленькие ручки, удерживая его на ногах. Устоял. Он поднял на меня ярко-зеленые глаза, в которых легкий испуг сливался со шкодливостью.

– Простите, пожалуйста, – пролепетал он. – Я бежал к сахарным леденцам. Когда вижу их – ни о чем больше думать не могу.

– Все в порядке! Просто будь осторожнее, – я потрепала его по темно-каштановым волосам.

Он внимательно посмотрел на меня, вдруг развернул мою ладонь в своей руке и стал водить своими маленькими пальчиками по линиям, нахмурился так не по-детски.