Вдова и Черный герцог

Хрустальный шар тут же наполнил синий туман, в котором вскоре проявилось лицо Дориана Бладблека.

— Говорю тебе, эти приехавшие в столицу на дебют провинциальные девицы все одинаковые, — хохотнул он, попивая вино из хрустального бокала. — Воспитываются папочками в строгости, все такие хорошие, правильные, воспитанные неприступные цветочки… Вот только стоит с ними немного поработать, и они уже наивно отдаются первому встречному, который правильно поманит пальчиком.

— Дориан, ты слишком самоуверен, — хмыкнул в ответ мужчина, с воспоминаний которого делалась запись.

— Вот увидишь, неделя, максимум две, и эта малышка будет подо мной стонать, с разбегу прыгнув в мою постель.

— Ставлю пять золотых, что у тебя ничего не выйдет.

— Принято, — ухмыльнулся Дориан, и залпом допив вино, двинулся вперед

К тому месту, где стояла я. Как раз в тот момент, когда увидела его впервые. Впервые услышала его голос. И приняла то приглашение на танец.

Запись оборвалась, синий туман в хрустальном шаре развеялся. Я же так и сидела, неподвижно глядя на него.

Пять золотых.

Так значит, вот какова была моя цена? Пять золотых.

Собственное лицо ощущалось, словно каменная маска, по которой текли слезы. Мир словно провалился в черную попасть. А все, что осталось от меня, это один пульсирующий комок острой боли, который разрывал меня на части с каждым вдохом.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, Скарлет, — словно издалека, долетел до меня голос отца, положившего на мое плечо руку, которая как будто весила целую тонну. — Пойми, дочка, ты... просто цеплялась не за того человека. Но к твоему счастью, для тебя ещё не всё потеряно.

— О чем ты? — отрешённо поговорила я.

— Есть один благородный лорд, который согласен взять тебя в жены просто вот так, в твоём... непростом положении. Он обещает быть тебе надёжными мужем, который позаботиться о тебе. И станет отцом твоему ребенку, признав его за своего. А то, что лорд Бладблек обесчестил тебя, и я, и твой муж будем официально называть «просто подлыми слухами». Вот только есть один нюанс.

— Какой ещё нюанс?

— Ты должна будешь... согласиться на одну деликатную процедуру. Чтобы обезопасить его. Но не волнуйся, дорогая. Эта процедура пойдет на пользу и тебе. Потому что избавит тебя от боли.

Я вошла в лазарет отцовского дома, где все должно было произойти. Здесь не находилось никого из тех, кто обычно в нем работал. Лишь я... И мужчина средних лет, в руках которого был саквояж. Как раз при мое мне он поставил его на стол и начал извлекать пробирки с зельями, артефакты, различные предметы. Среди которых и кулон в виде розы из граната.

— Не беспокойтесь, вы ничего не почувствуете и не вспомните, — поговорил он с успокаивающей улыбкой. — После того, как вы дадите магическое согласие и наденете кулон, я начну процедуру извлечения фрагментов памяти, каждый из которых вы будете самостоятельно мне передавать. Главное, не забывайте: принципиально важно, чтобы вы отдали совершенно все воспоминания, так или иначе связанные с этим человеком. Тогда вы получите максимально качественный и максимально надежный результат, который будет гарантировать, что рецидива не случиться. Следовательно — и боль, которую вам причинили, больше никогда не вернется. Когда я закончу, вы останетесь без сознания на некоторое время, за которое я проведу так же процедуру восстановления девственности. А проснетесь вы, уже ничего не помня обо всем пережитом кошмаре, — вздохнул он и, изображая участие, заботливо положил мне руку на плечо.

Я же лишь дрожала.

А потом на мою шею недели кулон в виде грантовой розы, и перед глазами все заволокло черной пеленой...

* * *

Тяжело дыша, я с трудом открыла глаза и поняла две вещи.

Первая — я лежала на полу возле своего рабочего стола.

Вторая — рядом со мной, положив мою голову себе на колени, сидел Дориан Бладблек.

Едва я осознала это, меня затрясло, словно в лихорадке. Губы дрожали, по щекам текли слезы, а в горле застрял дикий, отчаянный крик.

— Скарлет… — сипло прошептал он, и я поняла, что его взгляд замер на кулоне в виде гранатовой розы.

Я не могла пошевелиться. Не могла выдавить из себя ни единого слова — просто потому, что грудь словно что-то сковало, не позволяя мне даже выдыхать воздух, так необходимый, чтобы издать из своей глотки хоть какой-нибудь звук, хоть какое-нибудь подобие связной речи.

— Ты… теперь помнишь? — дрожащим голосом спросил он. Краем сознания я ощутила его руку, сжимавшую мою…

Словно обожженная этим прикосновением, я вырвала свою ладонь.

— Лучше бы и дальше не помнила, — слабо проговорила я, понимая, что мой голос захлебывается в собственных рыданиях.

Хотелось со всей силы яростно закричать на него, чтобы убирался. Раз и навсегда. Вот только душившие меня слезы не позволяли сделать этого. Все, на что меня хватило — это разбито прошептать:

— Я тебя ненавижу.

— Послушай, я сам… не знаю всего до конца! — сбиваясь, заговорил он. — Но… нам нужно поговорить, понимаешь? Что бы ни случилось, ты должна знать, что я… я в самом деле любил тебя! И все еще люблю, слышишь? Ты…

— Заткнись, сволочь, — всхлипнула я, и набравшись сил, приподнялась, слабым жестом отталкивая его от себя. — Я знаю ВСЕ.

— Скарлет?

— Пари, — сквозь зубы прошипела я. — Мне показали запись на Мнемозисе. Ту самую, которую сделал из своих воспоминаний твой дружок, с которым ты поспорил на меня! Поспорил, что «через неделю, максимум две, я буду под тобой стонать, с разбегу прыгнув в твою постель».

В мгновение ока Дориан побледнел, как мел. Его зрачки расширились, губы, исказившись, дрожали, дыхание стало резким, прерывистым.

— Нам… нам нужно поговорить…

— Нам не о чем разговаривать! — завизжала я, с размаху отвесив ему пощечину.

Уже которую на моей памяти?

Заливаясь слезами, я встала на ноги и, опираясь на стол, отошла на несколько шагов.

— Прекрати это, слышишь? Хочешь убить меня — убей. Хочешь подвести под эшафот, повесив на меня убийство Браяна — вперед. Покончи со всем поскорее. Просто умоляю, прекрати. Все это. Хватит глумиться. Неужели тебе ВСЕ ЕЩЕ недостаточно? Ты ведь уже выиграл свои пять золотых, верно? Так может, хотя бы сейчас пора остановиться?

— Скарлет, послушай меня внимательно, — напряженно проговорил Дориан неровным голосом. — Я понимаю, как все это выглядит. Но… послушай, я действительно тебя люблю. Всегда любил. Поэтому я не успокоюсь, пока мы не поговорим. Пока хотя бы сейчас ты не выслушаешь меня, раз уж ТОГДА нас такой возможности лишили.

Я ничего не сказала. Лишь, шатаясь, вышла из кабинета. И закрыв за собой дверь, за которой остался Дориан Бладблек — словно вихрь, помчала в свои покои. Где не хотела ничего, кроме одного: упасть лицом на пол и долго, отчаянно рыдать.