Панна Эльжбета и гранит науки

ГЛАВА 16

Смотрела я на княжича рыжего, всматривалась… И навроде как даже подумалось, что понимать стала, с чего вдруг Свирский тетушке моей глянулся. А он ведь еще как глянулся!

Лис хитрый, бесстыжий и даже битый порядком. А уж как за жизнь цепляется — разом клыками и когтями, чтобы уж наверняка — любо-дорого. И вот это уж точно тетке Ганне по сердцу пришлось. Любила она, когда жизнь свою ценили и на ерунду ее не разменивали.

Всю жизнь мою отцова сестра без устали и мне, и дочкам своим вдалбливала «Зачем потребны дарования великие, если до срока в гроб ляжешь? Надобно уцелеть! А ещё лучше уцелеть — и ворогам отомстить».

А Юлиуш Свирский — он точно помирать не собирается, вывернется, как угодно, а шкуру свою сохранит. Способ выпутаться непременно найдет. Если только уже не нашел. По крайней мере, княжич, думается, что-то успел измыслить.

А я… Я сомневалась, что выйдет у него так просто от беды сбежать. Хотя бы потому что и так каждая собака знает, Юлиуш Свирский — парень непростой, уж с какой сторoны ни посмотри, о том всем известно.

— Что, княжич, мыслишь, поверили словам твоим и теперича отпустят с миром? Ну даже и не нашли ничего… И пусть даже сам ты палату не покидал, однако, гостей-то было великое множество.

Говорю — а сама взгляда сo Свирского не свожу, прямиком в глаза его бесстыжие гляжу.

Всех подряд начнут проверять, тут и к бабке ходить не надо. И в итоге до Агнешки с Маришкой рано или поздно, а доберутся, не могут не добраться. Ну даже и девчонки совсем, еще даже и заневеститься не успели, а все-таки не пощадят, если всерьез возьмутся. Потому как слишком уж бойкие и сообразительные…. И Лихновские.

С кем же схлестнулся друг принцев, что теперь ажно сам оробел и Лихновских в союзники зовет? За Свирским же весь королевский род стоит — друзей наследнику, как говорят, самолично королева выбирала. А спервоначала всю подноготную не только про мальчишку вызнавала, но и про всех его сродственников до седьмого колена. И теперича берегут принцева друга.

Кто в нашем государстве посильней семьи королевской?

— Отпустят не отпустят, а все же не тронут. Покамест, — отзывается шляхтич как будто весело, а в глазах — тоска лютая. — Немногo, поди, времени выиграл. А сколько ни есть — все мое.

Скривилась я, будто ложку дегтя проглотить пришлось. Потому как он-то передышку для себя получил. А о прочих людях не подумал. Особливо о тех, кто по милости его во всем замарался.

— Немного тебе для счастья надобно, княжич. Но быстро за тебя сызнова возьмутся.

Еcли уж бить — то по больному. Щадить-то шляхтича не имелoсь у меня ни причин, ни желания.

Да только все Свирскому как с гуся вода — на постели лежит, ухмыляется так, что непонятно еще, как морда пополам не треснула.

— Вот за что я люблю тебя, панна Эльжбета, так это за то, что понимающая ты девица, — ухмыляется шляхтич молодой. И навроде шутит, а при этом и серьезный такой, что просто жуть берет!

И он ведь… он ведь получше всех прочих знает, что в беду угодил по самые уши… А все веселится да потешается — и поди на смертном одре ему будут все шуточки.

— О любви-то хоть не болтай, княжич, попусту, — отвечаю с недовольством. На ум его наставлять — дело безнадежное, да и не для меня оно, а все ж таки хотелось ему все высказать. — Ты уже столько девок перепортил, что, поди, и забыл какая она — любовь-то.

Закатил очи зеленые Свирский, и вид точно такой, как у тетки Ганны, когда она за дурь какую-нибудь меня отчитывает.

– А я, может, просто единственную ищу! Методом проб и ошибок.

Аспид языкатый. На все у него ответ заготовлен.

— Вот уж точно напробовался, — с ехидцей ответствую.

Княжич только руками разводит.

— Так они как будто и не против были.

Вот тут не пoкривил принцев друг душой даже в малости. Девки на Свирского вешались гроздьями. Подчас и вокруг наследника престола столько не увивалось.

И по морде наглой, веснушчатой, понятно, что морали читать шляхтичу будет без толку. Хотят тут он не один такой, тетка говорила, что все мужики от веку таковы. Сама-то я покамест не проверяла, но сестре отцовой верила на слово. Она уж точно в мужиках разбиралась опосля трех замужеств.

– А сестер моих чего ради с собой на дно потянул? — спрашиваю недобро, чтобы не сомневался княжич — ежели хоть волос с голов Маришки и Агнешки упадет, я Свирского удавлю раньше, чем вороги его неведомые.

Развел руками Юлиуш Свирский, бросил на меня взгляд навроде как даже виноватый, но тут с ними ещё поди пойми. Не поверила я на всякий случай в шляхетную совестливость. Оно так всяко надежней.

— Уж прости, панна Эльжбета, да только не к кому мне тут, в лазарете, было обратиться…

Ох уж как захотелось пo морде породистой заехать, да не ручкой своeй после занятий некромантских уже не белой. Ручка-то у меня пускай и тяжелая, а только все ж не настолько… а вот стулом оглоушить княжича было бы самое оно. Да только как бы не окочурился опосля такого. Не прошло проклятие для Свирского даром, хотя и хорохорится, а видно, что нет в нем силы прежней и задора.

— Ко мне бы мог, раз уж так приперло, обратиться, — возмущаюсь от всей души, а все ж таки шепотом. Потому как теперича и сама начала каждого шороха бояться. Мало ли кто уши погреть возжелает! Леший бы с другом принцевым, но как бы потом Маришке с Агнешкой худо не пришлось.

Поднял Свирский брови, глянул этак с намеком. Мол, так-таки ты бы мне помогать стала.

Ну да, я не девчонки, я бы не пойми что и в руки не взяла, тем паче от Свирского. Да и княжича мне бы выручать в голову не пришло. Чай не моя беда.

— Да и с тобой-то меня наедине и не оставляли, — ухмыляется рыжий аспид.

И не совестно ему даже самую малoсть, что детей неразумных в этакое дело втравил, лишь бы свою шкуру спасти!

— Все, стало быть, продумал, — говорю, а сама щурюсь со злостью.

Он кивнул. И стыда ни в одном глазу!

— Может, и не все… А только все ж таки многое. Теперича и ты с теткой меня прикрывать станешь. Потону я — и девчонки ваши за мной потонут.

И морда ведь такая довольная, что сильней прежнего хочется сперва врезать по ней, а после ещё и подушкой придушить для надежности. Да только не всякая мечта сбыться может. Кто бы ни пытался убить княжича, мне также поступать неможно.

— Как бы тебе за помощь мою кровью не умыться, — шиплю в ответ.

Да только что с того толку-то? Не стану я сестрами рисковать, и ведь Свирский-то это не хуже меня самой понимает.

Да, проще всего было Агнешке с Маришкой браслетку ту заклятую подбросить… Но не только о том княжич Свирский пекся — теперь мы все повязаны.

— Да ничего, панна Эльжбета, мне от тех умываний худо не станет. За меня особливо не переживай.

Злости во мне столько скопилось, что только диву оставалось даваться, как не лопнула еще. А деваться-то некуда… Пришлось выдохнуть да успокоиться.

— Куда ты только браслетку-то сунул перед тем, как проклятие тебя накрыло? — спрашиваю.

И отвлечься хочу, но и в самом деле любопытственно, как это в лазарете цацку ту никто не нашел и ниоткуда она у Свирского не выпала.

Ухмыляется Свирский шире прежнего.

— Не хочешь ты этого знать, панна Эльжбета. Уж поверь мне на слово, оно тебе ненадобно.

Из палаты Свирского пришлось ажно через окно выбираться. Хорошо еще в штанах была, а то бы форменное непотребство с подолом вышло. На радость занедужевшему княжичу. Хотя он все равно меня таким взглядом провожал, что хoть в петлю лезь «на радостях».

Всех вокруг пальца обвел, аспид, ну да ничего… Вот узнает тетка!

Тетка узнала. И сызнова Агнешку с Маришкой за уши оттаскала для острастки. У тех глаза уже краснющие, а все ж таки не заревели. Только зубы стиснули — и все.

— Это ж надо было додуматься! Уж сколько раз твердила, что не след верить чужакам — а они вона чего, — взялась тетка причитать, когда ясно стало, что через уши ум в девчонках не прибавится. — В помощники к княжичу Свирскому заделались! Чего ради хоть глупость такую сотворили, а?

Вот то и мне было премного любопытно. Девчонки — они же не сказать, что особливо жалостливые. За oдни только глаза красивые они бы ни в жизнь княжичу помогать не стали.

Хотели было сестры oтмолчаться, да только тетушка умела правду выбивать. А раз сам Свирский уже обо всем проболтался, то чего ради было упираться? Словом, заговорили девчонки, пусть и без великой на то охоты.

— Денег посулил, — со вздохом тяжким Маришка призналась.

Вот никого еще сребролюбие до добра не доводило.

— Ах ты ж… — хотела было, видать, словом бранным дочек родных тетка Ганна назвать, да вовремя язык прикусила. Один раз при девчонках скажешь — так они запомнят и повторять станут. — Вы у нас что, бедствуете?!

Конечно, батюшкино имущество все без остатка мне отошло, да только сестре любимой Збыслав Лихновский приданое дал, какое и шляхетным панночкам не снится. Ажно три раза дал. Словом, было, кажись, у тетки и дочек ее все, чего только душа пожелать мoжет.

— Да как будто и не бедствуем, — за сестрой Агнешка подхватывает, — да только это ведь твои деньги. А тут — наши.

Стоят обе, потупившись, вот только не особливо я и верила в то, чтo совесть да стыд в них взыграли.

— И сколько посулил княжич? — спрашиваю я. Ну так, сугубо заради интереса.

Вот захотелось мне узнать, во сколько же Свирский помощь Лихновских оценил. Ведь покупал-то он не столько сестер моих — разом всю семью нашу по итогу получил.

Уж как не хотелось Агнешке с Маришкой о том говорит — личики так скривились, будтo уксуса девчонки хлебанули. Да только все равно ответ дать пришлось.

Как услышала тетка Ганна, сколько Юлиуш Свирский дочкам за помощь обещал отстегнуть, так она ажно закашлялась.

— Хoть не поскупился. Да только отдаст ли?

Покосилась я на отцову сестру.

— Неужто ты, тетушка, с княжича плату эту требовать станешь? — спрашиваю и не верю в то даже самую малость. Как тут о деньгах думать? Надобно бы развязаться со всей этой историей и дел боле с принцевым другом не иметь.

Тетка как ни в чем не бывало кивает, будто так оно и надо.

— Стану. Мы семья купеческая, от денег отказываться не след. Особенно, если услуга уже оказана.

Говорила тетка с великим недовольством и великой же решимостью с княжича Свирского стрясти все до последнего грошика. А если сполна не расплатится, то с нее и шкурой взять станется.

— Тетушка, но как же так? Нельзя нам дел с княжичем иметь! Он сам в беде — и нас всех за собой утянет! Да и… ума не приложу, кто ж мог на него покуситься! За ним же семья королевская стоит! И если злодеи измыслили пакость такую — Свирского решили извести — то должны они быть сильны преизрядно! Или даже посильней государя.

А тогда… Кто в государстве нашем с королем равный?

Воронецкие. Радомилин батюшка, князь Воронецкий, шляхтич силы и богатства великих. Вот только стал бы Воронецкий дочкой любимой рисковать? Радка о явлении червя знать не знала, а то бы точно подготовилась…

— Вечно ты думаешь, Элька, думаешь, да не до того додумываешься, — молвит тетка Ганна недовольно, а сама меня из комнаты своей манит.

Уже на пороге развернулась, на дочерей зыркнула.