Академия Хаоса. Лабиринт стихий

Рыбак поднялся на четвереньки, закашлялся, выплюнул песок.

— Кривая шлюха! — донеслось до них.

— Почему это кривая? — возмутилась Арнелла, карабкаясь по камням на утес.

— Значит, второе слово вас не так задело? — усмехнулся Родерик. — По-видимому, этот молодой человек, который не сводил с вас жадного взгляда весь вечер, из приверженцев ровных. Или гармоничных. Вроде как в обычных людях всех стихий поровну, а маги — ошибка богов. Кривые.

— Боги не ошибаются, — заявила Арнелла, останавливаясь перед порталом и надевая туфли на босые ноги.

— Хотелось бы верить, — сказал Родерик, беря ее за руку.

Они шагнули в портал вдвоем, и в тишине академии, без шума моря и криков птиц, Родерику на миг показалось, что он оглох.

— Мне понравилось, — прошептала Арнелла, и эхо подхватило ее голос, повторяя снова и снова.

Родерик кивнул. Ему тоже понравилось. Он забыл о всех своих проблемах и просто жил, и это было прекрасно. «Понравилось-нравилось-нравилось», — шептало эхо, улетая ввысь. Ладонь Арнеллы все еще была в его руке, и Родерик слегка потянул девушку к себе, но дверь в крыло путников скрипнула, и внутрь заглянул Моррен.

— Вот тут кто! — воскликнул он. — Родерик, я везде тебя ищу.

Эхо загремело, повторяя и скрип двери, и его голос, и Арнелла, поморщившись, высвободила ладонь и пошла к выходу.

— До свидания, мастер Адалхард, — сказала она, обернувшись.

— До свидания, Арнелла Алетт, — ответил он.

Это и правда было похоже на свидание, но он так и не поцеловал ее. Оно-то, конечно, и не стоило бы…

Родерик тоже вышел из крыла путников, закрыл за собой тяжелую дверь и, повернувшись к центральному входу в академию, успел увидеть мелькнувший силуэт Арнеллы.

— Милая девочка, — сказал Изергаст. — Водил ее в Динадиру?

— Мне надо было ее расшевелить, — нехотя пояснил Родерик.

— Она без чулок, — усмехнулся Моррен. — Очевидно, расшевелил.

— Мы просто танцевали, — с раздражением ответил Родерик, поворачиваясь к нему. — У нее проблемы с хаосом.

— Спазм?

— Что-то психическое. Авторитарная энергичная мать, рамки воспитания и при этом страстная пылкая натура.

— Ох уж эти страстные девственницы, — вздохнул Изергаст, насмешливо глядя на него.

— Ты что хотел? — поинтересовался Родерик.

— Где Джемма?

— Я дал ей отпуск.

— Она уехала? Я не чувствую ее.

— Видимо, да. К Охоте вернется. Мы расстались, — отрывисто признался Родерик.

Он предлагал взять паузу, но пора посмотреть правде в глаза — ему не хотелось к ней возвращаться.

— Наконец-то, — удовлетворенно протянул Моррен. — Она тебя бросила! И каково это — чувствовать себя использованным и ненужным?

Родерик лишь пожал плечами. Ему вовсе не хотелось посвящать Моррена в нюансы их расставания.

— Я все думал, когда же ей надоест? — продолжал тот. — Ты выставил ее дурой на глазах всей академии. Притащил какую-то невесту... Та Джемма, которую я знал, ни за что бы не стала мириться с таким положением дел. И вот, свершилось!

— Я смотрю, ты прямо ликуешь, — усмехнулся Родерик.

— Не очень, — ответил Моррен. — Ты не выглядишь раздавленным. По правде сказать, ты омерзительно счастлив. Это как-то неправильно.

— Ну, извини, — пожал он плечами.

— Я ждал извинений, — кивнул он. — Правда, по другому поводу.

— И за это тоже прости, — произнес Родерик и посмотрел в зеленые глаза бывшего друга. — Если бы я мог все вернуть назад, то поступил бы по-другому. Но тогда я просто не смог устоять. Ты ведь знаешь Джемму...

— Знаю, — ответил Моррен.

— Все еще любишь ее?

— Вряд ли, — сказал он и добавил откровенно: — Но если она придет ко мне, то не выставлю вон.

Пытливый взгляд словно нырнул в его душу, но Родерик не почувствовал ревности.

***

Я подошла к общежитию, опьяненная событиями ночи, и знакомый голос окликнул меня:

— Арнелла! — Кевин поднялся со скамейки у кустов и подошел ближе.

— Кевин?

Его светлые волосы были взъерошены, и он провел по ним пятерней. В остальном Кевин выглядел так, словно собрался на экзамен: строгий костюм, белая рубашка.

— Послушай, Арнелла, я не очень-то помню события стихийника, — неуверенно начал он.

— Я тоже, — улыбнувшись, призналась я.

— Это все Эммет! Он, конечно, лучший бармен из всех, что я видел, но как же у меня болела голова на утро! Так вот... — он собрался и произнес серьезным тоном: — Возможно, я вел себя недостойно по отношению к тебе.

— Да? — удивилась я.

— Да, — кивнул он. — Твоя мать очень негодовала.

— О, мама, — простонала я, начиная понимать. — Кевин, послушай...

— Нет, ты послушай, — попросил он, виновато улыбнувшись. — Не перебивай, пожалуйста, я и так волнуюсь. Арнелла Алетт, ты станешь моей женой?

— Что? — опешила я. — Кевин, ты не должен!..

— Конфликт надо уладить, — сказал он как будто чужими словами. — Энцо Лефой — влиятельный человек в городе, и мой отец не хочет с ним ссоры, а твоя мать...

— О, мама, — с тоской повторила я.

Ощущение праздника и чего-то теплого и волнующего испарилось.

— В общем, я подумал, что это отличный выход, — торопливо добавил Кевин. — Ты мне нравишься, Арнелла. Ты милая, с тобой весело, и даже мастер Адалхард высокого мнения о тебе...

Я не знала, так ли это. Но когда ректор касался меня, все становилось неважным. И как он танцевал... В его объятиях я словно становилась совсем другой — такой, какой и не подозревала, что могу быть.

— И, кажется, я тоже нравлюсь тебе? — продолжил Кевин.

Я машинально кивнула. Да, он мне нравился, только я ни разу не вспомнила о нем за этот вечер.

— Но это ведь не повод срочно объявлять помолвку, — возразила я и схватилась за спасительную мысль: — И вообще, ты из древнего влиятельного рода, а у меня даже приданого нет!

— Ерунда, — улыбнулся он. — Денег у меня хватает.

— Я не знаю, какая у меня магия. Совсем не факт, что я воздушница.

— И не надо. Это даже лучше. У нас и так слишком много воздуха в роду.

Высокий, белокурый, с глазами голубыми, точно осколки летнего неба, Кевин стоял передо мной живым воплощением девичьих грез. Еще утром я была уверена, что влюблена в него, и вот он делает мне предложение, а я... Я не чувствую ничего кроме досады.

— Я скоро иду на Охоту, — сказал Кевин и сглотнул, а его нижняя губа вдруг задрожала. — В первый раз. И... — он набрал в грудь воздуха и признался: — И мне так страшно, Арнелла!

Я испуганно схватила его за руку, а Кевина словно прорвало:

— У меня не такой уж высокий потенциал, второй уровень в лучшем случае. Но отец сказал, все Тиберлоны ходят в патруль. Если бы мастер Адалхард пошел с нами, мне было бы спокойнее. Я ходил с ним до первого поста.

Я кивнула, погладила его по плечу, пытаясь успокоить.

— Но мы пойдем без него. И я боюсь, — частил он. — Очень боюсь. Каждый день думаю о том, что не вернусь из хаоса. Эти вылазки называют Охотой, но на самом деле охотятся там на патруль. Чтобы достичь центра и зарядить артефакт, удерживающий хаос, надо пройти шесть постов. Я был только на первом, и мне хватило, поверь. Все эти твари, появляющиеся из тумана, извращенные проявления стихий, которым нет места на земле... Если бы ты согласилась, мне было бы легче, — он наконец умолк и, глянув на меня просительно, неловко привлек к себе. — Я бы знал, что меня ждет невеста. Как будто я уже совсем взрослый мужчина. Маг. Понимаешь?

Я снова кивнула.

— Значит, ты согласна, — просиял Кевин. — О, Арнелла...

Он быстро склонился ко мне, и чужие прохладные губы коснулись моих губ.

Я отшатнулась, но Кевин и не думал настаивать на продолжении.

— Мне пора, — сказал он, ласково убирая прядь волос мне за ухо. — Завтра выезжаем на тренировки к Стене. А через неделю загляну к тебе, и мы все обсудим. Хорошо?

— Хорошо, — пробормотала я.

— Тогда доброй ночи, Арнелла.

Я смотрела ему вслед, пока Кевин не исчез в ночи, а потом медленно поднялась в свою комнату, с трудом переставляя ноги, к которым будто привязали гири. Открыла дверь, и мне навстречу шагнула Миранда.

— Ой, — произнесла она, нахмурившись. — На тебе лица нет! Это все ректор? Вот же козел!

Я всхлипнула, и Миранда кинулась ко мне и обняла.

— Что он сделал? — грозно спросила она. — Скажи, Арнелла! Я заставлю его извиниться!

— Кевин Тиберлон сделал мне предложение, — сказала я.

***

Родерик проснулся и потянулся в постели, улыбаясь. Он впервые за долго время отлично выспался, без всяких кошмаров, и открыл глаза, радуясь новому дню и солнцу за окном.

— Любовь моя, — прошелестела Мисси, зависшая над ним.

Родерик смахнул ее рукой и сел в кровати.

— Что нового? — спросил он.

— Все спокойно, — ответила Мисси, проплывая перед его глазами, и закружилась, прижав руки к груди. — Ах, как чудесна любовь. А сладость первого поцелуя не забыть никогда! Правда ведь?

Его первый поцелуй был в тринадцать, с кузиной, которая сейчас уже обзавелась пятком детей. Это было мокро и сладко, с привкусом шоколадного торта, который подавали на десерт.

— Правда, — ответил он.

— И мне никогда не забыть тот поцелуй под цветущей вишней. Ты был так нежен, любовь моя...

— Это был не я, — возразил Родерик.

— Жаль, что мы не успели пожениться, — продолжила Мисси, не обратив никакого внимания на его слова. — Я бы надела белое платье с длинным шлейфом, который бы несли дети, милые, как ангелочки... Хотя Арнелле Алетт белое не к лицу...

— Арнелле Алетт? — переспросил Родерик, и небо за окном словно затянуло тучами.

— Сегодня ночью молодой Тиберлон сделал ей предложение, а потом они целовались под луной, — прошелестела Мисси и вновь закружилась под потолком. — Ах, как прекрасна любовь...

Родерик на деревянных ногах пошел в ванную. Встав под холодную воду, сцепил зубы, пытаясь унять бешенство, кипящее в крови. Растершись полотенцем и одевшись, вышел на улицу и трусцой побежал к домику, стоящему поодаль. Вломившись без стука, прошел к спальне и толкнул дверь ногой.

Джаф, перепуганный спросонья, вскочил с кровати.

— Я поддался тебе там, под куполом, — сказал Родерик. — Мог вырубить с одного удара, но позволил выплеснуть злость. Хочешь одолеть меня? Стать лучше, чем я?

Джаф таращился на него, взъерошенный и сердитый, в белых форменных трусах, которые выдали ему при поступлении с остальной одеждой.

— Я тренируюсь каждое утро, — продолжил Родерик. — Даю тебе пять минут.

Джаф вышел через три и молча побежал рядом с ним. Два круга по территории, потом стадион, полоса препятствий и спарринг. Он вымотает его так, что ни на какие эмоции просто не останется сил. Ни у Джафа, ни у него самого.