Время между нами

Глава 3

Обычно на урок испанского я прихожу самая первая, но сегодня вхожу в класс, когда уже прозвенел четвертый звонок. Сеньор Арготта удивленно смотрит на меня, от меня он меньше всего ожидал опоздания на свой урок. Когда я прохожу мимо него, он машет передо мной ярко-желтой карточкой об опоздании.

— Hola, Señorita Greene. — Он старается быть серьезным, но ему удается продержаться лишь пару секунд, и вот уже выражение его лица смягчается, и на нем появляется легкая улыбка.

— Hola, Señor. — Я спешу пройти мимо него, опустив голову, но потом все-таки оборачиваюсь и улыбаюсь, словно извиняясь. Добравшись до стула, падаю на него почти без сил. Выуживаю из рюкзака тетрадь и начинаю поиски жвачки, попутно обдумывая странные вещи, произошедшие сегодня.

Итак, он существует. И он здесь.

Поток мыслей в голове никак не удается остановить. Во-первых, где он был все утро? Между занятиями я проходила через «пончик» бессчетное количество раз и ни разу его не встретила. Во-вторых, зачем ученику старших классов, только появившемуся в городе, торчать на стадионе университета в 6:45 утра в понедельник? В-третьих, почему там он смотрел на меня так, словно давно меня знает, а спустя два часа проходит мимо, будто никогда и не видел? Хотя… может и правда не видел. Нужно все выяснить, вот только найду его.

Где же он?

На стул рядом со мной плюхается Алекс, и сеньор Арготта снова берется за свой блокнот с карточками и машет им уже перед Алексом, сопровождая все это ворчанием и соответствующим выражением лица.

— Вы опоздали, сеньор Камариан, — произносит он с сильным акцентом. Но не проходит и секунды, он снова переключается с блокнота на доску, и на его лице появляется привычная улыбка.

— Извините, сеньор. — Говорит Алекс, склоняется в проход между рядами в мою сторону и шепчет:

— Hola, Анна. — Я моргаю, ослепленная его белозубой улыбкой, которая затмевает даже сияние флуоресцентных ламп.

— Привет, Алекс.

Он хочет сказать еще что-то, но не успевает. Арготта прочищает горло и начинает говорить.

— Пожалуйста, прошу минутку внимания! Хочу представить вам нового ученика. — Я поднимаю голову, и у меня перехватывает дыхание. — Это Беннетт Купер. — Арготта делает паузу, создает интригу, новенький топчется на месте, закинув рюкзак на плечо.

— Пожалуйста, давайте поприветствуем нашего нового amigo, пусть он почувствует себя тут как дома. — Арготта указывает новенькому на место позади меня, и он двигается в этом направлении. — А теперь просьба подготовить ваши эссе.

Двадцать пар любопытных глаз следуют за ним, задерживаются на секунду, а затем переключают свое внимание на сумки, из которых нужно извлечь эссе о вступлении Испании в Евросоюз. Как и все остальные я смотрю на него, но оказываюсь единственной, кто не отводит взгляд.

Беннетт. Его зовут Беннетт.

Он сидит, уткнувшись в рабочую тетрадь, теребит ее листочки, как будто смущен таким пристальным вниманием к своей персоне, но уже в следующее мгновение он поднимает голову и начинает осторожно осматривать класс - начинает от входной двери и двигается дальше по периметру комнаты, и тут его взгляд останавливается на мне, потому что я все еще пялюсь на него.

Не знаю, как долго я просидела так, с лицом, похожим на застывшую маску, но как только до меня доходит, что он только что застал меня за подглядываением, на моих щеках выступает яркий румянец, и я делаю то, что кажется единственно верным в этой ситуации – улыбаюсь ему. Я очень надеюсь на ответную улыбку, не на обычную улыбку, а на ту, которую увидела на треке. Улыбку полную тепла, понимания и… интереса. Но ничего подобного в выражении его лица я не вижу. Вместо этого он посылает мне робкую, мимолетную улыбку. Так улыбаются человеку, которого видят впервые в жизни.

Ну не может быть, чтобы в школьной форме и в спортивном костюме я выглядела по-разному. Но почему же тогда он притворяется, что не узнает меня? Вдруг осознаю, что продолжаю пялиться на него, кончики моих ушей начинают пылать, а за ними и все лицо. Я резко поворачиваюсь и тянусь к рюкзаку, чтобы переключить свое внимание. Волосы щекочут и лезут в лицо, я выпрямляюсь и собираю свои кудри, наматываю их на палец и закрепляю на затылке с помощью карандаша.

Спустя двадцать минут мое внимание привлекает Арготта, он широко раскрывает руки и восклицает:

— А давайте-ка разделимся на четыре группы.

Я кидаю взгляд на свои записи и обнаруживаю, что тетрадь исписана какими-то словами, фразами, спряжениями, самое удивительное, что я не помню ни слова из того, что говорил Арготта. Он указывает на Кортни Бреслин, которая сидит передо мной, и говорит:

— Начинайте отсчет, сеньорита. Будьте так любезны.

— Uno. — Начинается отсчет и плавно переходит от одного к другому, пока не доходит до меня.

— Cuatro. — Говорю я и прислушиваюсь. Изо всех сил заставляю себя сидеть смирно и не вертеть головой. И вот спустя минуту я слышу то, чего так ждала. Прямо за моей спиной голос произносит. — Uno.

Когда расчет заканчивается, и Арготта выкрикивает:

— Просьба не забывать свои вещи. — Мы начинаем передвигаться по классу, собираясь во вновь образованные группы. Я оказываюсь в группе под номером «четыре», а Беннетт в первой группе, на другом конце класса, именно здесь мы и остаемся до конца занятия. Так же внезапно, как он появился у меня за спиной, так же неожиданно он вдруг оказался далеко от меня, но под этим углом мне хотя бы удобно за ним наблюдать.

Он одет, как и все остальные ребята – в черные брюки, белую рубашку и черный свитер с V-образным вырезом. На ногах у него, как мне показалось, ботинки Dr. Martens, но отсюда разглядеть трудно. Единственное, что выделяет его среди других – его прическа. У большинства ребят прическа консервативная – аккуратно зачесанные волосы с пробором. Некоторые носят ультракороткую стрижку «Цезарь» или оставляют волосы на макушке чуть длиннее, сбривая их по бокам. Но таких длинных волос нет ни у кого. Волосы Беннетта лежат небрежно, чуть нависая над бровями, можно даже подумать, что он давно не расчесывался. Не могу вспомнить, во что он был одет на стадионе, но вот прическа… Она определенно та же. Эту прическу я запомнила.

Через тридцать минут звенит звонок, все начинают собираться, встают и потихоньку направляются к двери, больше я Беннетта не вижу. Я поднимаюсь и тянусь за рюкзаком, на ходу решая обязательно поговорить с ним по пути в столовую, но успеваю лишь увидеть неясные очертания его головы, скрывающейся в дверях.

***

Я прохожу сквозь двойные двери столовой и сразу же замечаю его. Он в одиночестве сидит за столом в углу, спиной к огромному, во всю стену, окну. Направляюсь к стойке с салатами, хватаю банан и наливаю колы в стакан, проделывая все это, не перестаю кидать взгляды в его направлении. Можно не волноваться, у меня нет ни единого шанса быть замеченной. Я пять минут провела у стойки, набирая еду, а он даже ни разу на меня не взглянул. Он сидит, держит в одной руке книжку в мягкой обложке, а другой управляется с едой.

Даниэль уже примостилась на нашем обычном месте, я ставлю свой поднос на стол, а сама украдкой подглядываю на Беннетта. Он зачерпывает ложкой желе, все так же не отрывая глаз от книги, которую читает.

— Решила присмотреться к новичку? — говорит Даниэль.

Я смотрю на нее, сперва удивленно, а потом испугано.

— Нет, конечно. — Я сажусь и тянусь за своим напитком. — С чего ты взяла?

— Да брось ты! Я наблюдала за тобой. Никогда еще не видела, чтобы так ловко управлялись за стойкой с салатами, когда глаза практически приклеены к некому объекту в стороне на расстоянии двадцати фунтов. Это было впечатляюще. Поразительное мастерство.

Кончики моих ушей начинают гореть. Снова.

Она смеется и отхлебывает колу.

— Ты талантлива, Анна, но тебе не хватает хитрости. — Она придвигается и ободряюще хлопает меня по руке. — Не беспокойся. Он ничего не заметил. Думаю, он ничего, кроме своей книжки, не видит.

И тут к нам подходит Эмма, запыхавшись, она ставит поднос на стол и усаживается на свое место.

— Ну и… что мы думаем? — Она громко выделяет последнее слово.

Даниэль пожимает плечами и принимается раскачиваться на стуле, балансируя на двух ножках. Не пытаясь даже это скрыть, она пристально смотрит на него через всю столовую.

— Кажется, он никого не замечает. Он вообще понимает, что тут и другие люди есть?

— Он выглядит старше своих лет, как мне кажется. — Говорит Эмма.

Я делаю вид, что осматриваю столовую, потом мои глаза снова возвращаются к нему. Мне вот не кажется, что он выглядит старше, по мне, так у него скорее какое-то детское лицо. Тут я больше согласна с Даниэль. Он выглядит безразличным. Казалось, его совершенно не беспокоило, что он здесь, вернее, его совершенно не беспокоило, что все мы пялимся на него, гадая, что он здесь делает, а эта его черта скорее привлекала. По крайней мере, меня.

— Хмм… Я немного разочарована. — Эмма разглядывает его, стараясь изучить побольше деталей. Потом поворачивается к нам, округляет глаза и морщит нос. — Определенно, это не то, на что я рассчитывала. Он ничем не отличается от других парней этого грязного и угрюмого городишки. Где его загар? Где прическа горячего серфера со светлыми волосами? — Она откусывает кусочек от хлебной палочки. — Думаю, рассчитывать тут особо не на что.

— Может именно такая прическа и должна быть у серфера? — Предполагает Даниэль. — Откуда тебе знать, какие у них обычно прически?

— Знаешь, они такие длинные. — И Эмма проводит пальцами рядом со своей головой. — Такие клевые, не то, что у него, — говорит она и указывает пальцем в сторону столика, за которым сидит Беннетт, — какая-то мочалка на голове.

— Да ладно вам, девочки. Оставьте его в покое. — Обе тут же уставились на меня, удивленно вскинув свои аккуратно выщипанные брови. — Что? — Я пожимаю плечами и продолжаю тянуть напиток через соломинку, позволяя прохладной жидкости хотя бы немного охладить мое лицо.

Эмма подхватывает вилкой салат и подносит его ко рту, буквально на секунду мне кажется, что опасность миновала. Но тут она вдруг останавливается.

— Хорошо. Тогда я вот что спрошу. — Салат и помидоры остаются висеть в воздухе. — А почему тебя так беспокоит, что мы о нем думаем?

— Вовсе нет… Просто вы вредничаете!

— Мы не вредничаем. — Эмма смотрит на Даниэль. — Разве мы вредничаем?

Даниэль отрицательно качает головой.

— Не думаю, что мы вредничаем.

— Мы просто наблюдаем. Как… ученые. — И она бросает мне ухмылку всезнайки, потом отправляет вилку в рот.

Я вздыхаю и принимаюсь за свой бутерброд. Она права. Почему мне не все равно, что они думают? Я ведь не знаю его. И поскольку мы с ним не знакомы, стала бы я вообще об этом задумываться, если бы ни этот случай на треке?

Эмма и Даниэль пристально смотрят на меня и обмениваются многозначительными взглядами. Затем Эмма бросает Даниэль свой знаменитый «не-беспокойся-я-с-этим-разберусь» взгляд, поворачивается ко мне и со всей мягкостью во взгляде готовится сделать то, что умеет лучше всего – заставить человека рассказать, что он хотел бы сохранить в тайне. Это что-то вроде ее суперспособности.