Избранная для северного дракона

Эпилог

Брачный ритуал мы провели вечером следующего дня в жемчужно-белом зале, украшенном алыми цветами. Я надела для церемонии длинное, белое платье, а Йемрен — темно-синий камзол, белую рубашку и темные штаны. Несмотря на простой крой одежды, он держался с таким достоинством и уверенностью, что казалось, никого нет красивее его.

Перед белокаменным алтарем мы выпили из одной чаши темно-красный настой, символ слияния двух родословных.

Затем служитель Трехликого обвязал вокруг моего правого и его левого запястья алую, шелковую ленту.

Когда горячая ладонь Йемрена накрыла мою, по телу пробежали мурашки, и на секунду мне показалось, что мы с ним одни на целом свете.

Украдкой вскинула на него глаза и, встретившись с его янтарным взглядом, прочитала в нем любовь и обещание, что это на всю жизнь. От избытка чувств я всхлипнула, — не удержалась, — и он нежно, медленно погладил мне ладонь большим пальцем, помогая успокоиться.

Служитель тем временем прочел короткое заклинание и добавил:

— Эта лента символ единения ваших душ.

Затем нараспев прочел еще одно, и произнес:

— Поцелуй, как символ слияния ваших тел.

В ту же секунду Йемрен приник к моим губам, будто только этого и ждал, и время остановилось. Меня прошибло током ответного желания. Казалось я вся состою из обнаженных нервов, и по ним магической вибрацией отдается каждое его прикосновение. Тянусь к нему всеми фибрами души и тела, желая слиться с северянину, кому теперь принадлежу… кому уже давно принадлежала.

— Отныне вы связаны воедино перед Трехликим и людьми, — прозвучал, будто сквозь туман голос служителя. — Никто не вправе разлучить вас: ни люди, ни Бог.

Йемрен отстранился от моих губ, но лишь для того, чтобы вскинуть на сильные руки меня, ойкнувшую от неожиданности, и вынести из зала. Пока нес, он со смехом прошептал мне на ушко:

— А это символ того, что я буду любить тебя всю свою жизнь.

Я надеялась уединиться с любимым в спальне, но, к несчастью, сразу за ритуалом была запланирована коронация. Поэтому вместо спальни мы двинулись к тронному залу. Вот они, первые «радости» королевской жизни. Приходится делать не то, что хочется, а то, чего требует долг.

И опять я поймала на себе понимающий взгляд мужа:

— Мы наверстаем. Обещаю.

При нашем появлении зал наполнился веселыми звуками флейты, поздравлениями и улыбками. На многих лицах горела надежда. Люди верили, что с приходом истинного наследника их жизнь обретет, наконец, долгожданную стабильность.

Но были и те, в чьих глазах читалось недовольство. Видно, они тоже чувствовали грядущие перемены и жалели, что эпоха вседозволенности подошла к концу. Ведь теперь им придется заново перекраивать свои «можно» и «нельзя».

На следующий день после брачной ночи выяснилось, что поисковое заклинание, на которое надеялся Дариус, не сработало. Оно позволяло найти потерянную вещь в радиусе небольшого домика, но нисколько не помогало в поиске людей и драконов.

По указке Дариуса все толковые маги ринулись изучать древние талмуды, в надежде почерпнуть нужные знания. Вот только дни и ночи сменяли друг друга, подобно кадрам диафильма, а найти следы Кейрона никак не удавалось.

Тем временем Йемрен был вынужден с утра до вечера разгребать бардак, в который его мать превратила некогда процветающее королевство.

Вианда истратила большую часть богатств из сокровищницы Пепельного Дракона на роскошные статуи, переделку дворца и подарки придворным, по сути напоминавшие взятки за их молчаливое попустительство. Все эти годы она лишь тратила, ничего не приумножая.

Сейчас Йемрену предстояло решить, как добраться до уцелевших дикарей, уничтожить их осиное гнездо, и тем самым открыть дорогу торговле — настоящей, а не ее жалкому подобию.

Для поиска дикарей тоже пригодилось бы поисковое заклинание. Ведь они кочевниками мотались по лесу, живя в шатрах или в пещерах, и выследить их без магии было бы непросто.

Поначалу мне казалось, Йемрен рвался найти дикарей, чтобы добраться до матери и предать ее справедливому суду, но оказалось, что Вианда тут была не причем.

Однажды вечером я обнаружила мужа стоящим на крепостной стене. Он задумчиво смотрел в сторону леса. Мне показалось, в охровых глазах любимого мелькнула печаль, и я сразу же прильнула к его широкой груди. Щекой прижалась к всегда теплой ткани его сюртука и руками обвила мощный торс. Он стиснул меня в объятиях и, склонившись чуть ниже, обжег дыханием макушку:

— Я рад, что она жива.

Сразу поняла, что он говорит про мать, но почему он рад? Подняла лицо, и он, прочитав мой невысказанный вопрос, продолжил:

— Жизнь с дикарями хуже смерти. Так что пусть живет и платит.

— Они настолько жестоки со своими женщинами?

— Для них женщины — домашний скот. Вианда была королевой, а теперь с утра до ночи ей приходится выполнять прихоти грязного дикаря. Носить воду из реки, готовить дичь, что он добыл. Жить впроголодь. Сносить побои. Ублажать ночами. Ни одна женщина такое не заслужила. Разве что та, которая убила моего отца и обратила против меня брата.

Через семь дней после брачного ритуала нас разбудил осторожный стук в спальни. Когда Йемрен открыл дверь, за ней с загадочным, но при этом очень довольным видом стоял Дариус:

— Мой король, простите меня за беспокойство. У меня есть неотложные вести для королевы.

— Тебе же лучше, если они окажутся неотложными, — прорычал Йемрен.

Он терпеть не мог вторжения в нашу спальню.

В ту же секунду в дверной проем ворвалось нечто большое, пепельное и пушистое. Лишь когда этот пушистый ком оказался рядом с кроватью и бросился облизывать мне ладонь, моя немота прошла, и я восторженно закричала:

— Серенький! Ну почему ты так долго?!

*****

Таира, 8 дней назад

— Знаю, Ленточка, — девушка в сотый раз за ночь поправила на лошади сползающее тело, — ты считаешь меня дурочкой, но я просто не могла бросить его умирать. Пойми, хвостатое ты создание, люди не падают нам на голову без причины!

Огромный мужчина, которого сейчас везла гнедая кобыла, и правда свалился на Таиру с неба в самый разгар схватки.

В тот ужасный момент она пряталась за повозками, едва живая от страха. Думала лишь о том, как унести оттуда ноги и уберечь Ленточку. Ворота были открыты, но до них еще предстояло добираться по открытому пространству, рискуя нарваться на виедов. Хотя оставаться здесь, в самой гуще сражения, было еще опаснее. Поэтому здравый смысл нашептывал схватить лошадь под уздцы и бежать со всех ног к воротам. Вот только смелости не хватало.

Наконец, девушка в сотый раз призвала на помощь Трехликого, напружинила мышцы, готовясь дать деру, как вдруг… совсем рядом на землю рухнуло нечто тяжелое и огромное… с руками и ногами.

Что?! Откуда здесь мужчина?!

Верно, это воин, которого виед скинул с крепостной стены. Вот только почему тот совершенно голый и… живой, несмотря на падение и торчащую из головы стрелу? Грязный, без сознания, но при этом грудь его тихонько вздымалась, а на шее прощупывался слабенький пульс.

Возиться с умирающим она не собиралась — самой бы спастись!

Однако у незнакомца под затылком, в очень неудобном месте, торчала арбалетная стрела с металлическим стержнем. Ей вдруг подумалось, что умирать со стрелой под затылком ужасно неудобно. Даже голову не пристроишь нормально в последние минуты жизни.

А потом вспомнилось, как тяжело было однажды вытаскивать такую же арбалетную стрелу из окоченевшей туши кабана. Если сейчас ее не вытащить из умирающего, то беднягу, скорее всего, так и похоронят со стрелой в голове. Кто захочет потом возиться с телом, когда столько людей полегло и нуждается в погребении?

Она быстро закинула белокурые косы за спину, чтоб не замазать в крови, и очень аккуратно, с немалыми усилиями вытащила стрелу. Затем, привыкшая все доводить до конца, вытащила из кармана листок белолиста, которым было удобно останавливать кровь, растерла тонкими пальцами и приложила к ране. Сделала это без всякой надежды на какой-либо эффект, но, на удивление, кровь перестала течь. После этого она больше не колебалась.

У девушки имелись специальные приспособления, чтобы затаскивать на лошадь мешки с зерном. Ей с превеликим трудом удалось перекинуть через кобылу тяжелое тело.

Потом был быстрый, беспорядочный забег до ворот. Видно, Трехликий сжалился над несчастными, потому что троице удалось без помех добраться до лесной тропки, ведущей к дому знакомого лесника.

Таира вздохнула:

— Понимаешь, Ленточка, если он не умер после такого ранения, значит, боги решили сохранить ему жизнь. Это чудо, а чудеса надо беречь.

Лошадь покосилась на хозяйку умным глазом и негромко всхрапнула.

— Я так и знала, что ты об этом напомнишь! Да, матушка вряд ли обрадуется, когда я со столичной ярмарки привезу домой калеку, — девушка огорченно сморщила красивое личико и махнула рукой. — Только вот что я тебе скажу! Если он до деревни дотянет и не умрет, то я его точно выхожу! И ничто меня не остановит! Ни твои укоризненные взгляды, ни матушкино ворчанье! К тому же, если удастся его выходить, матушка первая возрадуется. Она ведь не раз говорила, что мужские руки в нашем большом хозяйстве ой как пригодятся!