Мать Сумерек

* * *

Когда Бансабира проснулась утром, Маатхас уже пособничал в хозяйстве сыновьям Геда и Аргерль. Танша огляделась, пошарила рукой по оленьей шкуре. Пальцы наткнулись на мелкий предмет. Взяв, Бану рассмотрела: маленький кругленький амулетик из моржовьей кости. Скорее, декоративный, чем с каким-то значением. Бансабира улыбнулась: всякий раз, когда Сагромах уходил раньше, он оставлял что-нибудь вместо себя: записку, речной камушек, необычно обточенный или какого-нибудь диковинного окраса; цветок, когда дело было в танааре и летом — что угодно.

Бансабира улыбнулась и подняла глаза. Анаис уже была здесь.

— Я вам помогу?

Бансабира улыбнулась: да, было бы здорово.

Управившись с утренними делами, Бану помогла девушке убрать ночное лежбище, передвинуть столы на центр зала. Мало-помалу до помещения доносился соблазнительный аромат утреннего свежего хлеба.

— Тану, — к ним заглянул Арл. — Вы проснулись, отлично. Тан спрашивал.

Бану подняла брови:

— Утра тебе, Арл. Где он?

Арл проводил. Сагромах встретил жену не один — Кхассав стоял рядом.

— Привет, — Сагромах колол дрова. Едва он опустил топор и сделал шаг к Бану, та уже юркнула к мужу в объятие и коротко поцеловала в губы.

— Привет, — ответила Бану.

— Есть разговор.

— Да, догадывалась.

Сагромах, потянув сладкий запах женщины, отпустил её и снова взялся за топор.

— Честно сказать, не думал застать вас в такой ситуации, — Кхассав сразу взял деловой тон, чтобы таны поняли, что играть он может какую угодно роль, но его владычества это никогда не отменит.

— Вы о китобойне или о том, как вчера ночью слюни пускали от зависти под нашей дверью? — утонила Бану. Маатхас опустил уголки губ в безмолвной усмешке. Он методично колотил бревна, внутренне подбираясь и будучи готовым к любому обстоятельству.

— Вам стоило попросить себе спальню, если не хотели быть увиденными.

Бану переглянулась с мужем.

— Так о чем у вас речь?

— Моя мать умрет еще до мартовского равноденствия. Пора готовить поход на Мирасс. В нашу последнюю встречу пять лет назад вы обещали подумать над ситуацией, но я так и не получил вашего ответа с согласием или отказом.

— Пять лет назад мне казалось еще перспективным поучаствовать в подобном походе хотя бы ради того, чтобы досадить вашей матери. Но если, как вы говорите, раману Тахивран вскоре умрет, у меня не останется никаких связей с династией.

— Ну, некоторые все же есть, — отозвался Кхассав. Утренняя свежесть продирала до костей, и он кутался в плащ, как мог. Бану с интересом подняла брови. — Представитель. Ваш танаар остался единственным, кто не послал в столицу своего представителя. Прежде у вас не было родичей подходящего возраста, но сейчас вашему младшему брату уже около шестнадцати. Возраст, необходимый для представительства танаара в столице — четырнадцать лет. Вы нарушаете закон Яса, тану.

Сагромах рассмеялся.

— Государь, серьезно, — позвал он. — Оглянитесь, — Маатхас раскинул руки. — Вы думаете здесь еще действуют ясовские законы?

— Тем не менее, — Кхассав прочистил горло. — Разговор нам предстоит серьезный, и, разумеется, было бы лучше провести переговоры в чертоге. Любом из ваших двух.

— Да, Арл сказал мне, в чем вы заинтересованы, — проговорила Бану. — Ежегодно мы возвращаемся в Лазурный чертог к первой неделе декабря. Моего сына Гайера привозят из Серебряного танаара, и все мы собираемся на празднование дня моего рождения. А потом перебираемся или в крепость нашего бракосочетания, или ко мне. Но до восхождения в небесах Того, Кто-носит-на-своем-теле-змей, и речи не может быть об отъезде. Хотите — присоединяйтесь к нам. Только учтите, что южан здесь не любят, особенно династию. В наших землях ни для кого не секрет причастность вашей матери к Бойне Двенадцати Красок. И к многовековой неприязни теперь примешалась ярость и ненависть.

— Постарались на славу, стало быть, — Кхассав оглядел Бансабиру с головы до ног. Видать, много ушло времени, чтобы на всех северных углах узнали о вмешательстве в Бойню Яасдуров.

— Еще бы, — добавил Сагромах. Раман посмотрел на мужчину и шагнул вперед, будто ненароком оставляя Бану позади. Маатхасу не понравилось. Он поудобнее перехватил топор и выпрямился.

— Послушайте, я приехал не угрожать и не требовать. Мне нужны союзники вроде вас, — раман посмотрел на Сагромаха. — Мне нужны могучие северные дома.

Бансабира вздохнула: и впрямь, желай Кхассав конфликта, пришел бы с армией, а он до сих пор, что бы ни случилось — а случилось уже немало — сносил все без возражений.

— Вы же видите, — вздохнула Бану, смягчившись. Она подошла к Сагромаху. — Эти люди бьются за собственную жизнь все время, которое им отпущено прожить. Вся их судьба — воевать с чудищами, чтобы не умереть с голоду. С декабря по апрель здесь нет даже хлеба, а тот, что есть летом, привозим мы. О какой войне я могу их попросить?

— Но каждый из них стоит десяти элитных солдат из подданных других домов! Вы же сами видите, насколько у них могучие руки и ноги! Да некоторых из них даже не всякий конь утащит! Никакой не утащит! Вон, как этот, например, с оборванным именем… Бьё!

Сагромах снова посмеялся.

— Малыш Бьё! Да, этот и впрямь пешеход! Кстати, неплохое прозвище было бы для него.

— Всяко лучше, чем Водяной Бык! — буркнул Кхассав. — Откуда оно у него, кстати?

— Не твое дело, — раздался голос Бьё из-за спин собравшихся. — Тан, тану, там дело к завтраку. И еще, думаю, вам стоит поговорить с Шухраном. Гед отправил за братьями Адальмы, и Двурукий, кажется, вот-вот свихнется.

— О, это хорошо, — отозвалась Бану с улыбкой. Маатхас посмеялся.

— Ага, малой не трус. Но подбодрить его стоит. Вы же помните братьев Адальмы, там вряд ли хоть один обрадуется просьбе увести девчонку за Астахирский хребет.

— Дай нам пару минут, — попросил Сагромах. — Мы скоро будем. И Шухрану скажи.

Бьё, кивнув молча, отошел. Глядя ему вслед, Бансабира обронила:

— Знаете, мы действительно можем договориться об участии, по меньшей мере, моей части северян в вашем деле, государь. Я не дам вам людей, но, — Бансабира тут же воздела руку, предостерегая рамана от протеста, — я готова ссудить необходимое золото на вооружение и поставить пятьдесят кораблей при выполнении двух условий.

— Бану, — Сагромах позвал, и Бансабира обернулась с улыбкой, которую он хорошо выучил: верь мне.

— Сто кораблей, если я соглашусь на условия.

— Семьдесят, и вы не согласитесь, раман, а выполните их.

— Восемьдесят и я слушаю.

— Семьдесят пять, и первое в том, чтобы прожить здесь до конца ноября на правах обычного пришлого южанина за танскими спинами. Это поможет вам понять, почему я отказываюсь дать людей.

— Я раман Яса, я не могу так долго отсутствовать на троне.

— Ваш отец отсутствовал на троне всю жизнь, и ничего, — заметил Сагромах.

— И все знают, чем кончилось! — запротестовал раман. — Ну хорошо, предположим. Но что, если меня убьют здесь? Как вчера Торна?!

— Ну как что? — Бану развела руками. — Самоочевидно, что это будет погибель по собственной неосторожности. Но даже если это не убедит никого южнее, и все явятся с ордами, мы будем ждать их у подножья Астахирского хребта, и Снежный Змей сделает за нас половину дела.

Кхассав прицокнул с завистью и восхищением одновременно:

— Хорошо, должно быть, за пазухой у дракона.

Бансабира молча ухмыльнулась, чуть наклонив голову.

— Ладно, тут я согласен. А второе?

— А о втором я расскажу вам в чертоге, когда мы вернемся за Астахир, в основную часть танаара. Если вы справитесь с первым.

Кхассав задумался.

— Я все-таки государь. Я не заключаю сделок с собственными подданными, Бансабира…

Бану стояла молча, как и Маатхас, и спокойно сносила взгляд рамана. Тот молчал и хмурился.

— С подданными нет, — примирительно согласился Маатхас. — Но вы ведь приехали за союзниками?

Раман перевел взгляд на тана.

— Мне нужно как-то дать знать своим людям, что все в порядке и сообщить в столицу о задержке.

— Мы подсобим, — пообещала Бану. — А в то, что касается столицы…

— Вы ведь раман Яса, — усмехнулся Сагромах, и тогда Кхассав окончательно понял, что на деле нет у него здесь никакой власти.