Невольница императора

Эпилог

За окном летали огромные пушистые снежинки. Я сидела во главе огромного дубового стола на искусно вырезанном из цельного ствола векового дерева кресле. Наверное, многие могли бы назвать его троном. Для удобства и тепла на него постелили шкуру медведя. В горах эти звери не водятся, но их полно в лесах, которые находятся внизу. Наши охотники со всех земель, которыми я теперь управляла, приносили дань. Такова традиция горцев.

В очаге пылал огонь. Шла уже вторая дневная стража, еще немного — и начнет темнеть. Я незаметно вздохнула. Вокруг меня собрались представители горного народа. И все — мужчины. Молодые и в возрасте. Ровно дюжина: по числу племен, населяющих горы. И несколько из них претендовали на роль моего мужа.

С тех пор, как я вернулась из империи, минуло три луны. Да… переполох же я подняла в родном поселении, когда заявилась в сопровождении двух дюжин воинов императора! Все решили, что они снова вернулись, уже наставили оружие, но, увидев меня, остановились.

Мать, еще ничего не знавшая о моей истории, кинулась мне на шею, стала целовать и обнимать. Наверное, именно этот жест женщины, которая в мое отсутствие не дала развалиться всему, взяла на себя роль временной правительницы, и сыграло решающую роль. Я боялась, что мне даже не дадут объяснить, что произошло. Но меня выслушали.

На следующий же день мы собрались той же компанией, что заседали и сейчас, и я поведала вождям почти обо всем, что со мной произошло. Опустив лишь некоторые детали, вроде той, при каких обстоятельствах я познакомилась с императором и каков истинный характер наших отношений.

Я рассказала, как мы вместе вычислили предателя, что именно он за спиной императора начал войну с горным народом. В свою очередь император принес глубочайшие извинения. Каждый вождь получил щедрые дары, которые привезли с собой имперские воины. Но самый главный дар, который я везла в особом, инкрустированном рубинами ларце, была коса черных, как сажа, волос, почти с меня длиной. Ее Хакасан поднес мне лично, чтобы я не забывала, что смерти моих отца и мужа отомщены.

Расставание с Касом стало для меня сильным ударом. И в глубине души, какой-то ее частью, я надеялась, что мой народ не примет меня. Что они посчитают меня не достойной дочерью своего отца, и тогда я стану вольной птицей и смогу вернуться к любимому.

Да, Хакасан просил не уезжать. Он стоял на коленях, несмотря на статус. Умолял. Но я только качала головой, с тяжелым сердцем понимая, что не могу остаться. Долг не позволял сделать так, как велела душа.

Однако вожди приняли мой рассказ, приняли подарки императора и мир, который он предложил нашим народам. Приняли выгодные торговые предложения, приняли все, о чем Хакасан написал в письме, которое я зачитала на собрании.

Единственное условие поставили вожди: за три луны я должна выбрать себе мужа, потому что испокон веков не бывало такого, чтобы женщина правила горцами единолично. Я согласилась с этим, понимая, что так будет лучше всего, хотя от этого по ночам скрипела зубами в подушку, ведь всем существом желала оказаться не здесь.

И вот этот день настал. День, когда я должна назвать имя. Предполагалось, что муж мой будет один из той дюжины, которая сейчас восседала со мной за столом. Это не обговаривалось, но и без слов было понятно, что подразумевается. Конечно, не все они холосты, но семеро из двенадцати оказались свободны. Кто-то еще не успел жениться, кто-то — вдовец.

Они все смотрели на меня в ожидании. Стол был завален угощениями и напитками, но никто не принимался за еду, пока я не оглашу решения.

А что я могла сказать? Глядела в эти мужественные лица и могла бы с легкостью выделить среди них пятерых, которые подошли бы мне полностью: сильны, статны, каждый из них управлял огромным куском горных территорий и мог бы стать отличным мужем.

По моему поручению верные люди тайно порасспрашивали о характерах предполагаемых мужей, и я остановилась на тройке тех, с кем смогла бы ужиться.

Но одно обстоятельство не давало подняться и назвать имя. Или хотя бы несколько имен, чтобы показать, что эти три луны я провела не в праздности, а действительно выбирала.

То, что происходило сейчас, заставляло меня медлить. В моем чреве зародилась жизнь. Я предполагала это уже несколько седмиц, но до конца не была уверена. А сегодня утром впервые ощутила, как дитя трепыхается внутри, и чувство нежности переполняло меня.

Но вместе с тем я горевала. Горевала, потому что мой сын или дочь никогда не узнает настоящего отца. Мы с Хакасаном должны думать в первую очередь о своих народах, а это значит, что я должна выйти замуж за одного из своих. И именно он станет воспитывать ту кроху, которую я ношу под сердцем и которую зачали в большой любви.

По крайней мере, со мной это так. У меня было время, чтобы поразмыслить и признаться хотя бы самой себе, что я люблю этого мужчину. Люблю, несмотря ни на что и вопреки всему. Вопреки тому, что он меня обманул, тому, что играл со мной, хотя он и утверждал обратное, будто просто не смог признаться в том, кем является на самом деле. Вопреки тому, что мы не сможем быть вместе. Потому что у Хакасана были серьезные проблемы: ему предстояло привести в порядок государственные дела, которые он совсем забросил, упиваясь горем по безвременно ушедшей жене.

Я вздохнула.

Чуть поодаль от нас, сидящих за столом, на лавках, тоже покрытых мехами для теплоты, сидели женщины. Моя мать и сестры находились среди них. Они негромко переговаривались. Предполагалось, что они присоединятся к нам, когда я объявлю решение.

Торжественную тишину нарушила младшая сестра, которая ходила на кухню.

— Мина, вот твое подогретое молоко, — она улыбнулась и поставила чашу, от белого содержимого которой поднимался пар.

— Спасибо, Смирана, — улыбнулась я ей и взяла в заледеневшие пальцы чашу с горячим напитком. Только теплое козье молоко снимало тошноту, которая теперь преследовала меня почти все время, пока я бодрствовала.

Мать знала о моем положении, ей-то я рассказала все. И она, глядя на не в меру округлившийся по сроку живот, предполагала, что я жду двойню. Чрево действительно было уже довольно большим, и я радовалась, что сейчас холодно, а значит, можно носить объемные платья.

Это бремя не станет проблемой, ведь все знали, что я была замужем, пускай и недолго. И это дитя или дети не будут бастардами. Однако я все равно не хотела, чтобы о моем положении узнали раньше, чем повторно выйду замуж.

Сделала несколько глотков обжигающего напитка, чтобы набраться сил, и поднялась. Больше медлить нельзя.

Но не успела произнести даже приветственную речь, как двери в просторный зал распахнулись. Внутрь ворвался целый клуб снежинок. На пороге стоял мальчишка. Я его узнала: Труст, сын одного из моих соседей.

— Госпожа Ильминара! — воскликнул он, отряхиваясь от снега. — Там гонец от императора охсайцев едет!

— Где? — не поняла я. За эти три луны, что я находилась дома, не получила от Хакасана ни одной весточки. Сказать по правде, это ранило сердце, хотя я и понимала, что нам больше не стоит общаться, чтобы скорее обо всем забыть.

Мальчишка оглянулся.

— Да уже здесь!

Вышла из-за стола в теплом шерстяном темно-зеленом платье, которое защищало меня от сквозняков и холода, потому что закрывало тело от самого горла до щиколоток. Юбка начиналась прямо под грудью, поэтому живота в нем видно пока не было.

В тот же миг на пороге, тоже овеянный снежинками, появился мужчина в длинном черном плаще с мехом. Еще не заходя в дом, человек потопал на пороге, чтобы сбить с сапог снег, и тряхнул плечами. С него упал капюшон. Я ахнула и непроизвольно схватилась за живот, прижимая к нему руки и выделяя округлость.

Этого не заметила ни одна душа в зале, потому что все взгляды были направлены на прибывшего. Кроме него самого, потому что он смотрел только на меня. По выражению растерянности и робкой надежды в черных глазах, я поняла, что Кас обо всем догадался.

Он вошел, не переставая ласкать меня взглядом. Как-то отстраненно я заметила, что вожди встали, некоторые зачем-то потянулись к оружию. Наверное, просто на всякий случай. От людей императора горный народ пока еще ожидал чего угодно. Но, пожалуй, только ни того, что к ним на порог заявится сам Хакасан Второй без всякого сопровождения.

— Ильминара, властительница Кривых Гор, — он учтиво склонился, говоря на моем родном наречии.

А я стояла настолько обескураженная, что даже не знала, как реагировать. Беременность замедлила меня и сделала гораздо более чувствительной. Раньше я никогда не позволяла себе проявления подобных чувств на людях, но сейчас эмоции горной лавиной нахлынули где-то из глубины груди. Я почувствовала, как меня начинает колотить крупная дрожь, по щекам покатились слезы, которые жгли огнем кожу, а колени подогнулись. И если бы не вовремя подхвативший меня Кас, я непременно упала бы.

— Милая моя, любимая девочка! — не таясь он обнял меня и шептал в самое ухо, вдыхая аромат волос.

Я всхлипнула и повисла у него на шее, не в силах сопротивляться желанию обнять его.

— Что здесь происходит? — слышалось ото всюду.

— Кто этот человек? — говорили с разных частей комнаты.

А я не могла ничего им ответить, потому что только прерывисто вздыхала, целуя холодные щеки Каса, чтобы короткие всхлипы не переросли в настоящие рыдания.

— Нам кто-то объяснит, что здесь происходит? — возвысил голос один из самых старших вождей, он говорил раздраженно.

— Разумеется, — Кас аккуратно усадил меня в кресло, при этом рука его скользнула по моему животу, и он мимолетно улыбнулся, будто сам себе. Император остался стоять рядом, сжимая мою руку. — Я — Хакасан Второй, правитель империи Охсай, южных и восточных равнин. И я пришел смиренно просить вашу властительницу и владычицу моего сердца стать моей женой.

При этих словах он опустился передо мной на колени, так наши глаза оказались на одном уровне.

В зале повисла оглушительная тишина, только свист ветра за дверью, которую до сих пор никто не удосужился закрыть, нарушал полнейшую торжественность момента.

— Согласна? — уже только меня тихо спросил Кас и погладил по ладони.

Я сглотнула и, не доверяя голосу, кивнула. А потом сообразила, что все ждут от меня ответ, и, собрав волю в кулак, громко произнесла:

— Да, я согласна стать твоей женой, Хакасан, правитель империи Охсай, южных и восточных равнин!

Кас улыбался мне так нежно и задорно, что я не смогла сдержать ответную улыбку. Он наклонился, и наши губы встретились.

Но идиллию нарушил один из моих гостей.

— Во-первых, точно ли ты император? Он никогда не путешествует без свиты.

— Мои люди тянутся позади, — пожал плечами Кас и поднялся. — А я не мог так медлить, — он снова глянул на меня с нежной улыбкой.

— Норнул, — посмотрела я на старого вождя, — это точно император. Ручаюсь, — а потом посмотрела на Каса: — И не зря спешил, еще немного, и я назвала бы имя своего нового мужа, — сказала это, наверное, чересчур ворчливо. Мы еще поговорим с ним о том, почему он так медлил с этим предложением!

Рука Каса чуть сжала мою, но больше он ничем не проявил эмоции.