Гладиатор нового времени

— Если он вообще выживет, — мрачно поправил Игнат.

— Не спорю, ситуация серьезная. И, к сожалению, ожидаемая. Рано или поздно трюки Берта должны были закончиться чем-то вроде этого. Но ты перешагиваешь даже свой собственный порог… цинизма.

— Берт сам виноват.

— Знаю.

— Откуда?

— Я знаю обо всем, что происходит в локации.

— То есть тебе уже доложили. Мне же лучше. Женщина должна круглосуточно находиться под охраной. Следи, чтобы за ней всегда наблюдало как минимум двое.

— Ты у нас параноик, вот сам и следи. В отличие от тебя, я собираюсь быть в больнице, с нашей семьей, пока врачи борются за жизнь Берта.

— В операционной ты ничем не поможешь. У нас есть и другие проблемы, поэтому возьми женщину на себя, пока я не закончу с делами и не вернусь к ней.

«Просто отлично», — подумала Корделия, чувствуя себя эстафетной палочкой.

— Ты ведь в курсе, что не можешь мне приказывать? — вздохнул красивый парень, словно они вели эту беседу уже добрую сотню раз. — Я тебе не подчиняюсь. Кроме того, как же презумпция невиновности? Ты ничего не знаешь об этой женщине и все-таки сходу рассматриваешь ее как военную преступницу?

— Она привезена оттуда, где нашего брата держали в плену, — возразил Игнат. — До выяснения обстоятельств ни о какой презумпции не может быть и речи.

— Вот сам и выясняй эти обстоятельства. А мне пора.

— Лучше прислушайся ко мне. Не игнорируй меня. Просто если я окажусь прав…

Похоже, он ощутил на себе взгляд.

Но едва Игнат обернулся, как Корделия отшатнулась от окна и, выждав несколько секунд, продолжила свою экскурсию по дому.

Насчитав три межкомнатных двери, она по очереди их открыла. За двумя — обнаружились скудно обставленные спальни, в каждой из которых стояло по двуспальной кровати и по комоду. Различало комнаты лишь наличие постельного белья в одной из них.

Похоже, здесь Берт и спал.

Недолго поразмыслив, Корделия таки решила переночевать в его постели. Ей не особо хотелось ложиться на его простыни, но они были лучше голого матраса по соседству, выглядевшего так, словно по нему топтались ногами. Обутыми. Не исключено, впрочем, что так оно и было.

Душевая и вовсе оказалась крохотным — площадью не больше одного квадратного метра — помещением с кирпичными стенами. Из нее несло сыростью, и Корделия спешно закрыла дверь, не желая наблюдать последствия холостяцкой неаккуратности.

Похоже, в доме оказалось относительно прибрано лишь потому, что раскидывать было попросту нечего. Диванные подушки при ближайшем рассмотрении поведали о некоторых предпочтениях Берта. Например, о его любви к жирной пище и томатам. О происхождении прочих пятен Корделия думать не решилась.

Затемненная кухня показалась ей крошечным закутком. Маленький холодильник, столик, два стула, пара полупустых шкафов и обычная раковина из нержавеющей стали. Вместо крана — небрежно загнутая книзу труба. При виде нее Корделия почувствовала жажду, которую прежде не замечала в круговерти событий.

Вернулось болезненное ощущение пыли на слизистых, травмированных удушающим захватом. Также давали о себе знать последствия долгого пребывания в машине на жаре. Несмотря на мучительную жажду, Корделия на протяжении всей поездки не попросила ни глотка воды и даже не знала, были ли у Берта с собой припасы.

Она подошла к крану и крутанула вентиль. По крайней мере, в отличие от душевой, раковина не пахла сыростью.

Раздалось бульканье, и из крана полилась прозрачная струйка. Наклонившись, Корделия подставила ладонь и начала жадно глотать воду, показавшуюся ей самой вкусной на свете. Прохладная, прозрачная, живительная. Совсем иная, нежели была у нее дома. В ее прежнем жилище — в тоннелях метро — вода всегда имела привкус железа и чего-то еще, что Корделия не умела определить.

Напившись вдоволь, она задумалась, насколько уместно мыть ноги в кухонной раковине. Однако снова заглядывать в душевую совершенно не хотелось, поэтому Корделия, наплевав на условности, с удовольствием по одной ополоснула стопы. Прохлада на изодранной коже показалась райской.

Приведя себя в порядок, Корделия почувствовала навалившуюся усталость.

Уже темнело. Дом неуклонно погружался во мрак, и она направилась в комнату Берта. Проходя мимо огромного черного пса, Корделия как-то буднично потрепала его по голове и скрылась в спальне.

Ей ничуть не хотелось находиться здесь голой, и она легла на смятые простыни не раздеваясь.

Корделия укладывалась спать в чужом жилище, в чужой кровати. Грязный халат, который она решила не снимать, добавлял дискомфорта. Еще вчера Корделия точно так же устраивалась в своей собственной уютной и привычной постели. Как же все переменилось буквально за несколько часов!

Последние годы она постоянно сетовала на то, что ее будни были похожи один на другой, ничем не примечательные и… пустые. Что ж, не зря советуют быть осторожнее со своими желаниями. Она получила разнообразие, вот только совсем не то, о котором мечтала. Хотя… кое-что осталось неизменным — ее одиночество.

Чтобы укрыться, спрятаться от мира — если бы только можно было скрыться и от своих мыслей! — Корделия потянула на себя одеяло. От него исходил едва уловимый запах табака, алкоголя и мужского пота. Почему-то аромат не был отталкивающим, скорее наоборот. Он окутывал и успокаивал. Внушал пусть слабое, но ощущение присутствия другого человека.

Тот, кто мог так пахнуть, представлялся Корделии большим, сильным и непременно теплым. Каков был на самом деле обладатель этого запаха, она старалась не думать — ни о нем самом, ни о его судьбе. Во всяком случае, изо всех сил гнала эти мысли.

Шли минуты, она начала согреваться. В тепле и тишине напряжение постепенно пошло на убыль, и хоть Корделия проспала почти весь день, в итоге, сама того не заметив, соскользнула в беспокойную полудрему.

****

Корделию разбудил топот за окном. Просыпаясь, она повернулась на другой бок, открыла глаза. И почти сразу зажмурилась — яркая луна, висевшая в ясном ночном небе, заливала ее подушку белыми полосками света, прорвавшегося сквозь занавески. Но даже он, приглушенный стеклом и тканью, резанул по глазам. Прожившая почти всю жизнь под землей, Корделия не привыкла к ярким лучам и краскам, отчего теперь казалось, словно ей под веки насыпали песка.

Топот между тем стал отдаляться и вскоре вовсе стих.

Тогда стали слышны другие звуки — кто-то скребся за дверью. По спине Корделии пробежал холодок. Что за чертовщина?

Она снова прислушалась. Последовало тихое скуление.

Точно. Паштет. Как вообще этот огромный зверь может издавать такие высокие звуки?

Перевернувшись на другой бок, Корделия попыталась не обращать внимания на жалобный писк. Но тот не замолкал.

Не выдержав и нескольких минут, она встала и открыла дверь. Похоже, пес только и ждал приглашения, поскольку без промедления влетел в спальню.

Стоило Корделии улечься, как он опустил голову на постель. В лунном свете его влажные глаза поблескивали, отчего казались наполненными слезами. Снова заскулив, Паштет положил огромную лапу на кровать рядом со своей массивной челюстью. И опять заскулил.

Да что ж такое! В конце концов, ему ведь тоже было одиноко, верно? Возможно, потеряв хозяина, собаки чувствуют себя брошенными на произвол судьбы.

Когда Паштет в очередной раз заныл, Корделия похлопала по простыне рядом с собой. Он тут же вскарабкался на кровать и растянулся. В постели стало гораздо теснее. Положив голову на передние лапы, Паштет вперил взгляд в Корделию. Когда она умиленно посмотрела в ответ, он заерзал, пытаясь подобраться ближе к ней.

— Дружок, ты же меня раздавишь! — улыбнулась она, однако запустила пальцы в черную шерсть между мягкими ушами.

Паштет одобрительно засопел.

Устроившись удобней, Корделия потянулась и обеими руками обняла пса размером с нее саму. Мягкость густого меха успокаивала, мокрый холодный нос щекотал кожу теплыми выдохами.

Увы, даже отогнав одиночество, Корделия знала, что ей не уснуть. А вот Паштет за свой сон совершенно не беспокоился. Едва оказавшись в постели, он довольно вздохнул. Огромное тело расслабилось под ее ласкающими пальцами, шумное дыхание сделалось размеренным.

Что ж, пускай хоть кто-то отдохнет. Почему-то рядом с мохнатой скотиной, как назвал его Игнат, перспективы не казались ей столь мрачными. Просто нужно было тщательно все обдумать.

Первым на ум пришел Грин. Действительно ли он заключил сделку? Но зачем? Корделия отказывалась верить, что любимый старик не желал ей добра. Как и отказывалась верить, что отец поставил ее в потенциально опасную ситуацию.

В любом случае Корделию наверняка уже хватились. Она не представляла, реально ли вытащить ее из самого сердца оружейной локации, но не могла не надеяться на помощь семьи.

Вот только голос разума подсказывал, что Корделия что-то упускала из виду. Нечто неуловимое, мельтешившее смутными догадками на краю сознания.

****

Спешившись, Тиша слегка покачнулась, как это обычно бывает после долгой поездки. Она устала, это правда. Но усталость ее могла быть еще больше, если бы не электромотоцикл — одна из немногих ее личных вещей, — который был быстрее любой машины и не требовал частой дозаправки. Именно поэтому дорога до убежища, несмотря на свою протяженность, заняла всего шесть часов. Сейчас железный зверь напоминал породистого вороного после скачки — пышущая жаром холка, слой дорожной пыли на крупе.

К сожалению, быстрая езда также посадила аккумулятор, и Тише следовало поспешить, если она хотела успеть его зарядить. Где-где, а в метрополитене электросеть была мощной и надежной. Кто знает, будет ли таковая в следующем укрытии. Наверняка эвакуация была в самом разгаре, как и всегда, когда раскрывалось месторасположение очередного убежища.

— Как вернусь, сразу же помою тебя и покормлю, — пообещала Тиша, погладив руль мотоцикла и постаравшись не думать о том, какими жалкими выглядят ее беседы с собственным транспортом. За неимением друзей или даже просто товарищей ей больше и поговорить-то было не с кем.

Пройдя под искореженной покосившейся вывеской, Тиша сбежала по ступеням и направилась прямиком к Карлу, более чем уверенная, что он окажется на месте. Немудрено после маленького бунта, случившегося в его «королевстве».

Остановившись на повороте, она потерла живот, так и не прекративший болеть.

Из-за нужной ей двери доносились крики. Словно не выдержав накала страстей, лампочка в коридоре мигнула и погасла, впрочем, тут же загоревшись снова.

В кабинет — если можно так назвать переоборудованное помещение дежурного по станции — Тиша вошла без стука. Трое мужчин сразу же повернулись к ней. Она едва не выругалась. Из всех возможных раскладов ей выпал наихудший — разбираться с Карлом и его сынком одновременно.

Конечно, в иное время она могла бы дождаться, когда Карл останется один. Но не сегодня. Сегодня она не могла ждать. Сразу после этого бурного разговора, участницей которого должна была теперь стать и она, Карл наверняка уедет. А ей жизненно необходимо было как можно скорее получить то, в чем она так отчаянно нуждалась.