Наше единственное лето: второй шанс

Глава 27

Несмотря на то, что мое сердце осталось дома, поездка вышла хорошей.

Погода на Волге, что удивительно для второй половины августа, стояла отличная. Поэтому я со своими двоюродными братом и сестрой почти все время проводила на берегу: купаясь и загорая. За эти дни моя кожа стала смуглой, а на лице появились веснушки. Так удивительно: в конце лета — «июньский привет». Что скажет Даня? Наверное, умилится и будет долго меня разглядывать…

Мы все много разговаривали, рассказывали семейные истории, смеялись. Дядя играл на гармони, а мы пели. Папа старался как можно больше моментов заснять на свою видеокамеру.

За пару дней до запланированного отъезда папе позвонили с работы и срочно вызвали из отпуска. Прощание получилось путаным и трогательным. Вещи собирали впопыхах, я забыла футболку и взятые с собой книги. Мы шутили, что, значит, я вернусь сюда еще.

Но с тех пор я не была на Волге ни разу, не видела наших Ежовых, не путешествовала с родителями и бабушкой, не пела вместе с ними песни далеких семидесятых... Конечно, тогда, торопясь вернуться домой, где ждал меня любимый человек, я не могла этого знать. А жаль. Возможно, тогда я бы постаралась запомнить каждую минуту этой поездки: лица родных, слова песен, атмосферу детства и беззаботности и названия забытых мною книг…

Домой мы приехали поздно вечером.

Дима уже спал, но встал, чтобы встретить нас.

Мне на ходу, помогая донести сумки из машины, он кинул:

— Данька в Питер уехал. Заходил на днях. Сказал, что скоро вернется.

Мне сразу стало грустно. Всю дорогу я предвкушала встречу с ним, надеялась уже сегодня обнять его…

На следующий день он не вернулся. И через день тоже. И еще через день — тоже.

Погода испортилась, стало холодно: зарядили дожди, дул сильный ветер. На клене рядом с домом стали появляться и опадать желтые листья. Я уже не открывала по вечерам окно в своей комнате и из-за этого боялась, что не услышу знакомый свист. Я скучала как сумасшедшая и не находила себе места, не имея возможности хоть что-то узнать о причине его отъезда, и о том, вернется он вообще или нет?

До отъезда в Москву оставалась неделя. Загнанная своими мыслями в эмоциональный тупик, я часто подолгу стояла у окна, глядя на то, как ветер гоняет опавшие листья. Теперь я была точно уверена: у Дани что-то случилось. Но что? И могу ли я помочь ему? Просто побыть рядом, обнять, наговорить какой-нибудь ерунды…

Он пришел в странное для наших привычных встреч время — рано утром. Я только успела позавтракать и умыться.

В дверь позвонили, я выскочила на улицу, как была, в домашних шортах и футболке. Даня был одет в теплую толстовку с капюшоном и черные джинсы. Я взвизгнула от радости и кинулась ему на шею. Он как-то грустно улыбнулся и, вынув руки из карманов, подхватил меня.

— Прокатимся, малая? — он кивнул на «мерседес», припаркованный у моего дома.

Я открыла дверь в дом и крикнула бабушке, которая была на кухне, что приехал Даня, и я поеду с ним.

Мы сели в автомобиль, который последние недели был нашим частым «пристанищем». На нем мы катались в соседние города, на нем же Даня учил меня водить. Здесь мы целовались как сумасшедшие, здесь занимались любовью, а потом болтали часами напролет обо всем, что нас волновало, что было нам интересно: о наших мечтах, о любимых книгах и кино, о будущем…

Даня привез нас на смотровую площадку и заглушил мотор. Отсюда особенно бросалось в глаза, что наступила осень, и деревья начали менять свой цвет: то тут, то там зелень уступала место желтым и красным краскам.

— Надо же, лето прошло! Наше лето — единственное и неповторимое! — грустно, но пытаясь улыбнуться, сказала я.

Даня молчал, водя рукой по рулю.

— Что-то случилось? — я повернулась к нему, дотронувшись до его руки. Он вздрогнул и посмотрел на меня. — Даня…ты пугаешь меня… — я едва узнала свой голос.

Он молчал и долго смотрел на город. Мое сердце стучало так громко, что, кажется, он слышал, но продолжал эту невыносимую муку.

— Данька, пожалуйста… — наконец выдохнула я.

— Эля, я должен уехать, — его голос звучал совсем как чужой. — Отец во время отпуска в Питере решил вопрос с моим будущим местом работы. Глупо отказываться от такой возможности. Дважды такое не предлагают…

Он что-то еще говорил, а я все никак не могла понять: к чему такие заупокойные интонации и вид. Мы знали, что для него найдется хорошее место, потому он и лето в городке проводил, что ждал откликов на оставленные резюме.

— Ну, это же здорово, правда? — спросила я как-то нерешительно.

Наконец-то Даня посмотрел на меня. В его взгляде я прочитала сожаление и такую боль, что у меня даже руки задрожали, пришлось их зажать между коленей.

— Что не так? Разве ты не ждал вызова на работу?

— Ждал, но в другом месте. А отец решил все по-своему… — я начала припоминать наш единственный разговор с Сергеем Юрьевичем. — Через несколько дней я улетаю в Америку. Понимаешь, малая?

Я часто захлопала глазами, наконец осознавая, что происходит. Горло перехватило, тело начала бить мелкая дрожь.

Даня сжал зубы так, что я услышала, как они скрипнули.

— Ты… Я… Мы… — я пыталась сложить слова в предложение, но никак не могла подобрать нужные.

— Контракт минимум на пять лет. Без возможности выехать из страны. Собирается группа инженеров моей специальности для нового проекта…

Проект… Америка… Пять лет… Скоро улетаю… я все это понимала, но не могла поверить, что это касается нас.

Слезы потекли по щекам. Даня обнял меня. Я дала волю своим чувствам и рыдала до тех пор, пока слез не осталось совсем. Все это время он обнимал и терпеливо гладил меня по спине.

Вот он сейчас здесь: такой родной и любимый. Я могу дотронуться до него, могу поцеловать, могу быть с ним… Вот только через несколько дней он исчезнет из моей жизни минимум на пять лет.

Пять лет! За это время я уже получу высшее образование. Я встречу тысячу разных людей, переживу миллион событий и эмоций. Я буду сотни раз плакать, смеяться. Возможно, мне несколько раз сделают больно, или я испугаюсь сильно… Но его не будет рядом. Его. Не будет. Рядом.

Я отстранилась от Дани и, заранее зная ответ, зачем-то спросила:

— Что будет с нами?

В его глазах появились слезы, он отвернулся и снова смотрел вперед, до белых костяшек сжимая руль.

— Ты бросаешь меня? — зачем-то снова спросила я очевидное.

— Я не могу держать тебя, зная, что уезжаю так надолго. Да и сейчас даже не понятно, будет это пять, или восемь лет, или десять… — его голос дрожал так сильно, что я снова заплакала.

— Даня, пожалуйста, — шепотом сказала я, — не бросай меня… Давай попробуем что-нибудь придумать…

— Да что мы придумаем, малая?! — он закричал, и я впервые видела его таким. — Что?! Нет другого выхода в этой ситуации, понимаешь? Нет!

Каждое слово как пощечина, как удар в грудь, как пулевое навылет…

Сделав последний удар, мое сердце остановилось. И в этой тишине стало очевидным, что ничего изменить нельзя: буду ли я плакать, умолять, встану на колени или придумаю сто альтернативных вариантов решения этой проблемы — ничего не изменится.

Я посмотрела на Даню: на его красивый профиль, непослушные волосы, которые я так любила трогать, на широкие плечи, сильные, но нежные руки, на красивые пальцы, на грудную клетку, где стучит самое успокаивающее сердце на свете… А потом, не говоря ни слова, открыла дверь и вышла из машины.

Меня чуть ли не снесло порывом ледяного ветра. Я обхватила себя руками, тщетно пытаясь согреться в легкой футболке и шортах. Даня выбежал вслед за мной. Он долго пытался вернуть меня в машину, уговаривал отвезти домой. Я вырывалась и царапалась как дикая кошка. Тогда он снял толстовку и протянул мне, я прошла мимо, направляясь по узкой тропинке к спуску.

Первые ощущения холода прошли, я просто шла вперед, не понимая, куда иду. Встречные люди шарахались от меня и осуждающе качали головами. Мне было все равно на них. Если честно, то мне было все равно на все. Мое сердце остановилось там, на холме. Там все потеряло смысл и значение.