Стеклянная Крепость

— Эй, обра эвфрена... — крикнул Черворан.

Лед застонал с тоном, который слился с голосом волшебника. Он был дураком, сравнившись с тем, что находилось внизу, но Илна сама много раз была дурой в прошлом... и, возможно, сейчас. Она терпеть не могла дураков. Всех дураков.

По мере того как свет, пробивающийся сквозь лед, становился ярче, небо становилось размытым серым, а рассеянные облака теряли четкость. Илна не была уверена — образовало ли заклинание временную защитную оболочку вокруг Черворана и тех, кто был с ним, или весь мир менялся под воздействием узора, сотканного из слов силы.

— Эуфри лито кира..., — воскликнул Черворан или, по крайней мере, губы Черворана.

На Илне были тапочки на замшевой подошве, потому что городской обычай, придворный обычай требовали, чтобы она не ходила босиком. Никто не мог приказать ей надеть обувь, но люди могли бы посмеяться, если бы она этого не сделала.

Часть Илны сказала бы, что ей все равно, что думают другие люди, но на самом деле это было неправдой. Правда заключалась в том, что она поступала так, как считала правильным, независимо от того, что кто-то говорил или думал. Но правдой было и то, что если бы речь шла просто о том, чтобы носить обувь без необходимости или, если над ней смеялись бы, то она бы надела обувь.

Сейчас это был удачный выбор. В прошлом, когда приходилось, она ходила босиком по льду, но слой замши доставлял меньше неудобств.

Свет под поверхностью моря пульсировал в ритме бьющегося сердца. По мере того, как слоги слетали с губ Черворана, он светился все ярче, тускнел и становился еще ярче.

— ... рали тону омене...

Илна добралась до поющего волшебника. Она была ткачихой, а не волшебницей. Она могла делать с тканью вещи, невозможные ни для кого другого, кого она встречала, возможно, невозможные ни для кого другого, кто когда-либо жил. Но любой мужлан в округе мог полоснуть по одному из тонких узоров Илны, полностью уничтожив его и его эффект.

Илна взялась за золотую проволоку и сорвала топазовую диадему с головы Черворана.

Волшебник закричал, как кружащий над болотом ястреб. Его руки упали, а тело обмякло. Она подхватила его, когда он обмяк, затем закинула его руки себе на плечи и повернулась, увлекая его за собой к кораблю. Черворан молчал, и лежал мертвым грузом, но она делала это раньше.

Разрушение чар освободило экипаж «Херона». Илна слышала, как матросы кричали и молились во всю глотку от радости, что снова могут говорить. Кто-то окликнул ее по имени, но она сберегала дыхание для того, что должна была сделать.

Лед раскалывался, потрескивая и стоная под ногами. Огромная плита наклонилась вертикально рядом с левым боком Илны, затем со стоном соскользнула обратно. Соленая вода вырвалась из трещины радужным гейзером; весь ледяной покров покрылся паутиной расширяющихся трещин.

Вода, теплая, как кровь, заливала ее ноги по щиколотку. Она остановилась, затем зашагала дальше, когда поток прекратился. Лед, и без того скользкий, теперь блестел зеркально-ярко и гладко. Она шла дальше, потому что не было ни выбора, ни другой надежды.

Треск перерос в рев, и лед начал дрожать. Разверзалась пропасть, устремляясь к Илне быстрее, чем она успевала отойти от нее. Она не побежала, потому что не могла бежать с весом Черворана; и если бы она попыталась, то упала бы; а если бы она упала, то потерпела бы неудачу.

Она была слепа от усилий. Ее дыхание обжигало, когда она втягивала его через открытый рот.

У Илны не было Бога, которому она могла бы молиться, потому что она не верила в Богов, и некого было проклинать, потому что ее собственный выбор привел ее к этому. Проклятия были бы такими же пустыми, как молитвы, и в любом случае она не стала бы ругаться.

Черворан оторвался от нее. Ее взгляд сфокусировался. Рядом с ней был Кэшел, направляясь к кораблю с некогда мертвым волшебником на плече. Чалкус обхватил Илну за талию и приподнял ее с грацией акробата и силой, которые противоречили его подтянутому телу. Вместе они пробежали последние несколько шагов к кораблю. Дородный член экипажа подхватил Илну и опустил ее на полый настил под выносной опорой.

Она обернулась. Ледяной покров распадался в потоке, танцующем огромными желтыми глыбами. Раскол достиг «Херон», подняв корабль и встряхнув его, как собаку, прежде чем бросить свободно барахтаться в открытой воде.

— На свои скамейки, козлы! — крикнул Чалкус. — Паншин, сыграй нам на своей флейте! За ваши жизни, ребята!

Илна подошла к скамейке и подпрыгнула, ухватившись за перила вокруг приподнятой площадки. Чалкус поднялся одним плавным движением, перекидывая ноги и поворачивая плечи. Илна не была акробаткой или моряком, но она взобралась на поручни, уравновесилась и повернула свое тело, чтобы встать прямо. Теноктрис стояла рядом с ней, держа посох вертикально обеими руками.

Кэшел, как всегда методичный, поднял Черворана на палубу, как мешок с зерном, и подтянулся сам. Корабль кренился и рыскал, но это всегда случалось, когда гребцы возвращались на свои места.

Кэшел взял свой посох с улыбкой и бормотанием благодарности. Он посмотрел мимо Черворана в сторону острова.

Теноктрис сказала: — Можно мне взглянуть на диадему, Илна? Более теплым тоном она добавила: — Знаешь, ты спасла наши жизни. По крайней мере, наши жизни.

Илна удивленно посмотрела вниз. Она держала корону в правой руке, золотая проволока была скручена в узел ее хваткой. Большой топаз подмигнул, напомнив ей о ледяном поле, которое теперь раскололось вокруг «Херона».

— Я... — начала Илна. Она не была уверена, что сказать дальше, поэтому просто передала корону Теноктрис. На самом деле она не была повреждена. Чистое золото было почти таким же гибким, как шелк, поэтому ленту можно было легко согнуть, придав ей первоначальную форму.

Корабль был в пути. Только половина весел опустились в воду на первом взмахе, но остальные гребцы скользили к своим скамьям и подхватывали ритм. Чалкус крикнул: — Эй, парни, ваши спины или шеи. Напрягите свои спины, моряки!

Теноктрис рассматривала корону, поворачивая ее за ободок, но, не сводя глаз, с игры света в сердцевине камня. Илна задумалась, не следовало ли ей выбросить драгоценный камень в море, но если бы она сделала это… Должно быть, это как-то связано с исчезновением Гаррика, так что это был лучший шанс вернуть принца в его королевство, а Гаррика — к друзьям, которые нуждались в нем так, же сильно, как и королевство.

Кэшел стоял спиной к двум женщинам; его посох стоял вертикально, как опорный столб. Черворан растянулся перед ним на мостике, его глаза были открыты, но ничего не видели. — «Он мог бы быть мертв», — подумала Илна и мрачно улыбнулась. То есть снова мертв.

Море покрылось сильной рябью, сосредоточенной на том месте неподалеку, где стоял Черворан, когда начал петь. Сильные удары обрушились на киль «Херона». Весла застучали, когда несколько гребцов сбились с ритма, но почти мгновенно набрали его снова. Когда Илна посмотрела вниз, на скамейки, она увидела лица, на которых застыли страх и каменная решимость.

Вода пузырилась, вздымалась и, наконец, поднялась к небу вслед за кильватерной струей «Херона». Гребцы повернулись лицом назад, чтобы могли все наблюдать. На этот раз они выдержали ритм, с каждым ударом уводя себя все дальше от того, что происходило позади.

Рев заполнил небо и расплющил зыбь. Море вздымалось огромным кругом, расходясь в стороны от поднимающегося купола. Рыба, обломки и желтая пена танцевали в бурлящей воде.

Сверкающая хрустальная гора с башенками поднималась с поверхности, отбрасывая разбитый солнечный свет таким же количеством осколков, как звезды зимней ночью. Море вздыбилось, обнажив или исказив три ноги этой горы, которые мерцали в глубине.

Здесь самая глубокая впадина во Внутреннем Море, как сказал тогда Чалкус. И вот что из этого вышло.

— Крепость из стекла, — удивленно произнесла Теноктрис. Илна вспомнила слова, произнесенные Червораном, когда он вышел из транса в глубинах топаза. — «Ни в одной из моих записей ничего нет, но вот, оно».

Илна обняла пожилую женщину за талию, а другой рукой ухватилась за перила; Кэшел опустился на колени и ухватил Черворана за воротник. Набегающая волна подняла корабль и швырнула его вперед, но, ни один из волшебников не упал за борт.

На скамьях царила неразбериха, но, по крайней мере, половина команды держала свои весла и хотя бы подобие ритма. Лопасти хрустнули друг о друга, но не сильно; люди, которых сбило с ног, вернулись на свои места и к своим обязанностям. Они были обученными людьми, отобранными людьми; людьми, подходящими для такого лидера, как Чалкус.

«Херон» направился обратно к гавани. Чалкус сделал знак Паншину; флейтист увеличил темп. Они удалялись от крепости, но она была достаточно высока, чтобы ее было видно даже с берега острова.

Что-то соскользнуло с хрустальных зубчатых стен и с плеском упало в море. — «Обломки», — подумала Илна. — «Обрывки водорослей и ила из бездны, поднятые, когда крепость поднялась».

Вместо того чтобы дрейфовать у основания хрустальных стен, бесформенные предметы двигались наружу. Это были адские растения, подобные тем, что напали на дворец, и они плыли в кильватере «Херона».

— Капитан Чалкус! — крикнул Кэшел. Он снова поднялся на ноги и смотрел поверх носа корабля. — Посмотрите вперед, сэр!

Илна наклонилась, чтобы тоже посмотреть. Впереди корабля, поднимаясь из глубин, словно зловонные зеленые пузыри, вздувающиеся на болоте, было еще больше адских растений. Они двигались к «Херону», взмахивая своими мощными щупальцами.