Стеклянная Крепость

— Хотел бы я быть сыном богатого человека... — пропел Чалкус и позволил своему голосу затихнуть. Обращаясь к Мероте, он сказал: — Я произошел из честного народа. Честные, но бедные, как грязь, в которой они копошились, чтобы заработать достаточно на еду, или почти достаточно. Я поклялся себе, что никогда не буду таким бедным, как мои родители.

Илна уставилась на туман. Она не могла видеть сквозь него, но там были течения так же, несомненно, как и в ручье, журчание которого она слышала под их прикрытием. Она следовала за завитком, густо-белым на густо-белом фоне, но образующим узор в ее сознании.

— Я не всегда был честен, дитя, — сказал Чалкус. Он взъерошил волосы Мероты, но Илне показалось, что он обращается не столько к девочке, сколько к самому себе, более молодому. — И достаточно часто у меня не было денег. Но мне никогда не приходилось выпрашивать у помощника мастера что-нибудь, чтобы купить корку хлеба для моей семьи. И я не посылал свою жену умолять его, когда он не дал мне ничего.

Мерота вложила свою руку в руку моряка. Он сжал ее, затем отпустил и отодвинулся в сторону. Он старательно не смотрел в сторону Илны.

Пальцы Илны разбирали узор, который она связала для защиты — или нападения, в зависимости от ситуации. Защищать Илну никогда не означало принимать удары противника на себя.

Вероятно, были способы развеять воздух или помахать руками в тумане, чтобы изменить его направление движения, но были и другие способы. Если бы она подобрала рябь белого на белом с правильным количеством звеньев в пряже, это позволило бы ей сохранить созданный ею узор. В тумане послышалось движение.

— Илна, я что-то вижу! — воскликнула Мерота. — Это мост! Я вижу мост!

— Да, мост, — сказал Чалкус тихим, нейтральным голосом. — И откуда, дражайшая Илна, по-твоему, он мог взяться, а? Этот мост.

— Он был там все время, Мастер Чалкус, — ответила Илна. Это было горбатое сооружение с настилом и перилами из розового камня на сером каменном каркасе. Опоры были украшены резьбой в виде листьев и струящихся стеблей, но розовые плиты, к которым могли прикасаться ноги или руки, были зеркально гладкими.

— Сердце мое, — сказал Чалкус без раздражения, но с оттенком сдержанности в мягком тоне. — Туман густой, я согласен с тобой, но Леди Мерота провела своими маленькими пальчиками по тому месту, где сейчас покоятся опоры, из гнейса и гранита, и одно тверже другого.

— Он всегда был здесь, Мастер Чалкус, — повторила Илна. — Мне просто пришлось повернуть его так, чтобы мы могли видеть и потрогать его, вот и все.

Она слабо улыбнулась, задаваясь вопросом, смог бы человек, у которого на языке было больше слов, объяснить то, что она сделала. Возможно, но может быть и так, что человек, обладающий большим количеством слов, не смог бы правильно рассеять туман, чтобы увидеть мост.

— Илна? — спросила Мерота. — Кто эта леди?

На мгновение Илна не поняла, что имел в виду ребенок: был только мост, выгибающийся дугой над серединой потока, прежде чем исчезнуть в тумане в направлении центрального острова и храма. Однако у перил, ссутулившись, а затем, выпрямившись, с грацией проснувшейся кошки, стояла женщина.

Он была в шелках, как подумала Илна, но это был не шелк. Женщина была одета в свои собственные распущенные волосы; ее волосы и туман. Она посмотрела на них, но ничего не сказала.

— Тогда я поведу вас, не так ли, дорогие? — сказал Чалкус. Он произнес эти слова как вопрос, но еще до того, как они слетели с его губ, он с важным видом поднялся на розовый камень. Хотя руки у него были пусты, Илна знала, что он мог бы вонзить клинок в горло женщины прежде, чем она успеет сделать вдох.

Мерота направилась вслед за моряком; Илна положила руку на плечо девочки и удержала ее. Мерота иногда нуждалась в руководстве, но она никогда не возражала, когда дела были серьезными.

Все в этом саду было серьезным, по мнению Мероты, даже больше, чем для ее опекунов.

Когда Чалкус был еще в двух шагах от нее, гибкая женщина улыбнулась и сказала: — Добро пожаловать, незнакомцы. Вы пришли воспользоваться моим мостиком?

Ее голос был музыкальным, но звучал немного выше, чем обычно бывает у стройной женщины. Ее лицо и рот были узкими, но улыбка приветливой.

— Вашим мостом, — легко сказал Чалкус, не придавая значения этим словам. — Будет ли взиматься плата за его использование, миледи?

Женщина рассмеялась. — Боже, так официально? — сказала она. — Небольшая плата, незнакомец, очень маленькая. Мало кто навещает меня здесь, и я никогда не покидаю это место. Если бы вы рассказали мне историю, любую историю, которую вы выберете, это доставило бы мне удовольствие, к которому я могла бы возвращаться долгими днями, когда останусь одна. Но если вы не можете или не хотите...

Она пожала плечами — грациозное движение, от которого вся ее копна волос заиграла.

— ... тогда что я могу сделать, чтобы помешать такому сильному человеку, как вы, перейти с вашими товарищами? Нет, историю, если вы решите рассказать историю одинокой женщине, и бесплатный проход, независимо от вашей вежливости.

Туман рассеивался. Илна увидела поросший лесом остров за мостом. Посреди леса сверкал храм с золотой крышей.

Чалкус оглянулся, стараясь не упускать женщину из виду. — Илна, дорогая моя...? — спросил он.

— Я никогда не буду известна своей вежливостью, — сказала Илна, и в ее собственных ушах это прозвучало резко и сердито. Женщина на мосту была очень красивой, и голос у нее был чистый и прелестный, как у птицы. — И все же я всегда оплачиваю свои долги. Расскажите леди историю, Мастер Чалкус, и мы перейдем по ее мосту.

Женщина посмотрела на нее и грустно улыбнулась. — Вы мне не доверяете, — сказала она с сожалением в голосе. — У вас была жизнь, полная разочарований. Я вижу это по вашим глазам.

Она указала на мост за своей спиной и на остров. — Вы и ребенок можете свободно проходить, госпожа, — сказала она. Каждый жест, каждый слог были произведением искусства и красоты, хотя в ней не было ничего понятного. — Вы все трое можете свободно проходить, как я уже сказала.

— Пойдем, Мерота, — сказала Илна. Она ненавидела себя — ну, ненавидела больше обычного — за свою ревность и недоверие. — Мастер Чалкус расскажет леди историю, чтобы оплатить наш проход.

Илна быстро зашагала по гладкой поверхности. Склон был заметен, но она не поскользнулась, хотя гнейс был покрыт туманом.

Она могла бы ухватиться за поручень, но это означало бы коснуться камня не только ногами, но и пальцами рук. Илна ненавидела камень. Даже если бы она этого не сделала, она бы возненавидела каждую часть моста, на который претендовала эта милая, грациозная женщина.

— Ну что ж, миледи, — сказал Чалкус веселым, мелодичным голосом. — Если вы не сочтете меня нескромным, я расскажу вам о том случае из моих путешествий, когда я нашел женщину, прикованную цепью к скале на берегу моря. Она была прекраснее любой другой, исключая вас саму и Илну, отраду моего сердца.

Он кивнул Илне и Мероте, когда они проходили мимо. Илна кивнула в ответ; как ей показалось, холодно, но она ничего не могла с собой поделать. Проходя мимо, Мерота пожала его руку.

Девочка счастливо улыбалась; вероятно, из-за того, что они добралась до центра лабиринта, но Илна ее об этом не спрашивала. Если бы она заговорила с Меротой, это прозвучало бы так, будто она спросила: — Чему ты улыбаешься? И это то, что она, вероятно, сказала бы, поэтому она держала рот на замке.

— Почему ты улыбаешься, Илна? — спросила Мерота.

— Неужели? — удивленно переспросила Илна. — Да, действительно. На себя, наверное. Я подумала, что никогда не научусь быть хорошим человеком, но у меня все получается лучше, если не говорить того, что я думаю.

Илна остановилась на вершине моста, на почтительном расстоянии от того места, где стоял Чалкус, разговаривая с женщиной. До нее слабо донесся его голос: — ... поднимающийся из моря остров, на который приятно посмотреть, если не считать его выпученных глаз и зубов длиной с храмовые колонны...

— Его плохо слышно, Илна, — нахмурившись, сказала Мерота.

— Нам вовсе не обязательно его слушать, дитя, — сурово сказала Илна. — Он рассказывает ей хорошую историю. Когда он закончит, он присоединится к нам, и мы вместе пойдем.

Она намеренно повернулась лицом к острову. Храм был простым: круглый и куполообразный вместо обычной квадратной планировки с остроконечной крышей. Но в последние годы она иногда видела круглые храмы.

Ни в деревушке Барка, ни в прилегающем к ней районе не было никаких храмов, круглых или квадратных. У людей в домах были святыни, посвященные Богоматери и Пастырю. Им за едой предлагали крошку хлеба и капельку эля; большинство людей так и поступало. На холме, возвышающемся над Южным Пастбищем, был камень, вырезанный в такой грубой форме, что увидеть его можно было, только зная, что это алтарь. Пастухи оставляли на нем небольшие подарки Дузи, богу пастбищ, на середину лета и свои собственные дни рождения.

Илна отказывалась верить в Великих Богов, в Богоматерь, которая бережно собирала души праведно умерших, и в Пастыря, который защищал праведно живущих. Илна верила в Небытие, в забвение, в конец всех надежд и страхов. У нее было мало надежд в жизни, и их постигло разочарование, все, до единой. Смерть не была бы для нее обузой, совсем наоборот.

— Ты снова улыбаешься, Илна, — заметила Мерота.

— Я не должна бы, — ответила Илна, — но меня это не удивляет.

Туман становился все гуще; она едва могла разглядеть крышу храма. Она повернула голову и обнаружила, что он движется леденяще медленно. Что-то было не так.

Чалкус продолжал оживленно беседовать с женщиной на мосту. Его губы шевелились, но Илна больше не слышала его голоса, даже чуть-чуть. Туман между ней и Чалкусом стал очень густым, удушающе густым.

Мерота закричала, пронзая туман, как лезвием меча. Тяжесть, сковывавшая мышцы Илны, отпустила. Мерота указала на воду, внезапно ставшую прозрачной там, где с тех пор, как появился мост, она была темной, как чернила. В ее глубинах лежали тела Маленьких Людей, ставших Добычей. Их было больше, чем Илна могла сосчитать, сохраненных холодным потоком; и все они были мужского пола.

Чалкус тоже увидел. — Клянусь членом морского демона! — закричал он. Его меч вылетел из ножен и метнулся к откинувшейся женщине.

Каким бы быстрым он ни был, лезвие рассекло только воздух. Эта женщина — была ли она женщиной? — скользнула в воду, как водяная змея. Мгновение она смотрела на Чалкуса; затем издала мелодичный смешок, мгновение поигрывала среди утонувших тел и исчезла. Илна не могла сказать, удалилась ли она вверх по течению или вниз по течению, соскользнула в яму у берега или скрылась из виду каким-то другим способом.

Чалкус присоединился к ним. Его улыбка была вымученной, и он провел языком по пересохшим губам.

— Итак, мои прекрасные дамы, — сказал он. — Мы перейдем мост, как планировали?

— Да, — сказала Илна. — Я бы хотела покончить с этим. Мне не нравится камень.

И эта женщина ей тоже не понравилась. Она почувствовала, что улыбается, на этот раз потому, что у нее была более веская причина, чем простая ревность — не любить это существо и не доверять ему.