Стеклянная Крепость

— Прощай, милая крошка, я ухожу, — пропел Чалкус, наконец, вкладывая свой меч в ножны.

Зачем это — «Прощай, милая крошка, я ухожу»?

Поскольку она была Илной, ей также пришлось признать, что она ревновала.

— Ты будешь скучать по мне, когда я уйду.

***

Кэшел почувствовал, как Протас сжал его крепче, а затем отпустил, когда вокруг них образовался новый мир. Казалось, что пустота застыла в форме горного перевала, спускающегося в круглую долину.

Их ждала женщина с крыльями и круглым уродливым лицом. Ее волосы напоминали массу змей. Они вяло извивались, как это делают змеи, когда выползают из норы, где перезимовали, и ждут, когда солнечный свет вдохнет жизнь в их чешуйчатые тела. Это были безобидные змеи, которые едят кузнечиков и лягушек и, может быть, мышь, если им повезет; в любом случае, Кэшел не ожидал, что они подойдут достаточно близко, чтобы одна из них могла его укусить.

— Я ваш проводник, — сказала женщина. Ее толстые губы улыбнулись. Единственной вещью, которая была на ней, был пояс из кабаньих зубов; ее кожа была цвета пахты, тонкая, с оттенком синевы под бледностью.

— Кто вы такая? — спросил Протас. Он держал корону обеими руками; не для того, как подумал Кэшел, чтобы держать ее, а потому, что ему было приятнее прикасаться к ней. Так, как Кэшел чувствовал себя лучше, когда у него в руках был посох.

Женщина рассмеялась. Ее голос был намного старше, чем выглядело ее тело, но она не могла бы быть более уродливой, даже если бы училась этому всю свою долгую жизнь.

— Ты не можешь отдавать мне приказы, мальчик, — сказала она, — но это не имеет значения: мной командует кто-то более великий, чем ты. Я Форсидес, и я должна отвести вас туда, куда вы выберете.

Она снова рассмеялась и добавила: — Поскольку вы дураки.

Кэшел ухмыльнулся. Ему уже много раз говорили это раньше, и это было не то суждение, с которым он спорил. Но он также знал, что людям, и не всегда людям, которые говорили ему это, как правило, было нечем похвастаться в том, как они управляли своей собственной жизнью.

Вслух он сказал: — Тогда пойдем, Госпожа Форсидес. Если только нет причин, по которым мы должны ждать?

Форсидес внимательно оглядела Кэшела. Он встретился с ней взглядом и даже улыбнулся; она не бросала ему вызов, просто впервые с тех пор, как они встретились, проявила любопытство.

— Меня зовут Кэшел, — сказал он. — А это Принц Протас. На случай, если вам не сказали.

— Вы понимаете, во что ввязываетесь? — осторожно спросила женщина. Змеи медленно извивались у нее на лбу; казалось, они исполняли какой-то танец.

— Нет, мэм, не знаю, — ответил Кэшел. Он посмотрел на Протаса, но если у мальчика и были другие идеи, то он держал их при себе.

— Но вы думаете, что сможете справиться со всем, с чем столкнетесь, — спросила Форсидес. — Это так?

— Думаю, я попробую, госпожа, — ответил Кэшел. — А теперь, может быть, нам пора идти?

— Мы пойдем прямо сейчас, если это то, что ты имеешь в виду, — сказала Форсидес. Ее пояс из изогнутых желтых клыков тихо звякнул, когда она повернулась к долине. — Что касается того, должны ли мы это делать — я понятия не имею. Возможно, вы вернетесь и расскажете мне после того, как доберетесь туда, куда направляетесь.

Она начала спускаться по склону в долину. Ее крылья были большими и покрыты настоящими перьями, но Кэшел не понимал, как они могут поддерживать полет взрослой женщины.

Однако в восходящих потоках, поднимающихся со стен долины, кружили настоящие птицы. Они были высоко — выше, чем Кэшел мог даже предположить, — но он мог разглядеть крылья и тела, а не просто точки на фоне голубого неба.

Склоны долины представляли собой, в основном, грубые скалы с пятнами лишайника, но в трещинах, где скопилась принесенная ветром грязь, росло несколько настоящих растений. Кэшел не узнал самый распространенный сорт, красивые маленькие цветочки в форме звездочек, но там были и колокольчики.

На далекой скале, значительно выше перевала, по которому их повела женщина, три козы с изогнутыми рогами пристально смотрели на них. Это на мгновение заставило Кэшела затосковать по дому, хотя «домом» была не столько деревушка Барка, сколько жизнь, которую он там вел. Они с Илной располагались на своей половине мельницы; он пас овец и зарабатывал немного больше, выполняя любую работу, требующую сильного мужчины. Не было никого сильнее Кэшела ор-Кенсет ни в деревне, ни среди людей из дальних мест, которые приезжали осенью на овечью ярмарку.

Протас с каменным лицом осторожно выбирал дорогу. Кэшел нахмурился, но ничего не мог с собой поделать. Тропинка была неплохой, но каменистой; вообще не столько тропинка, сколько способ спуститься по склону через ковер низких растений. На ногах у мальчика были только тапочки, предназначенные для застеленных коврами дворцовых полов.

Кэшел, конечно, был босиком, но он к этому привык. Даже теперь, когда он больше не был пастухом, его подошвы были почти такими же крепкими, как у солдатских сапог.

Когда Кэшел жил в деревушке Барка — когда он был дома — Шарина была дочерью владельца гостиницы, образованной и богатой, как думали люди в этом районе. Она была вне всяких надежд бедного мальчика-сироты, который даже не мог прочитать собственное имя.

Кэшел улыбнулся, смущенный тем, что тогда эта мысль была у него в голове. Настоящее, в котором Шарина любила его, было лучше всего, о чем он когда-либо мечтал дома.

Они спустились туда, где скала была покрыта травой и множеством маленьких цветочков — примул, горечавок и лютиков. Они прекрасно сочетали розовый, голубой и желтый цвета с зеленым. Там еще был и морозник, хотя он уже перестал цвести. Кэшел подумал — понравился бы Илне узор, который цветы образовали на земле? Она могла, хотя и нечасто, использовать цвета в своих работах. Это было бы прекрасное пастбище, но, похоже, в нем было не так уж много зелени, чтобы питаться ею.

Серая гадюка грелась на солнышке на выступе скалы, поворачивая свою клиновидную голову вслед за их продвижением. Кэшел рефлекторно двинулся к ней, готовя свой посох, чтобы размозжить голову змее, но затем расслабился.

Гадюка была недостаточно близко, чтобы причинить им вред, а у Кэшела не было отары овец, которую он должен был охранять. Он убил бы в мгновение ока, если бы ему понадобилось, змею или человека, любого из них; но убийство не было тем, что он делал ради забавы.

Дно долины было ровным и широким, достаточно широким, чтобы стрела не долетела бы ни с одной стороны от того места, где они шли посередине. Стены были крутыми и серыми; почти такими же крутыми, как стены мельничного дома. У их основания была каменная осыпь, отколовшаяся от утесов.

— Почему эти овцы не двигаются? — спросил Протас, кивая в сторону одинокой сосны, под которой сгрудились три серые фигуры. — Они даже головами не пошевелили с тех пор, как я их увидел.

— Они не сдвинулись с места, потому что они каменные, — пояснила Госпожа Форсидес. — И в любом случае, это горные козлы, а не овцы. Дикие козы.

Мальчик открыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но прежде взглянул на Кэшела. Кэшел слегка покачал головой. Протас выдавил из себя улыбку, сглотнул и пошел дальше, не произнеся больше ни слова.

Кэшела интересовало множество вещей, но он не думал, что разговор с крылатой женщиной — хороший способ получить ответы. Чем меньше они с ней общались, тем больше ему это нравилось.

Он не сомневался, что она отведет их туда, откуда им предстояло отправиться в следующий раз, как это делали другие гиды. Но, если бы они дали ей, хоть малейшую передышку, случилось бы что-то плохое. Кэшел доверял ей так, как доверял бы ласке: ты точно знаешь, что сделает ласка, если дать ей шанс.

Форсидес повела их к скале. Кэшел подумал, что за буковыми деревьями скрывается пещера или, может быть, даже изгиб каньона, но они обогнули рощу и обнаружили отвесный утес. Слои породы стояли дыбом. Пластина слюды, которую Кэшел не смог бы перекрыть вытянутым посохом, поблескивала в сплошной стене.

Форсидес повернулась и снова улыбнулась. Кэшелу не понравилась эта улыбка, но это делало ее неотъемлемой частью большинства других качеств их гида.

— Я привела вас сюда, — сказала она. — Я не могу вести вас дальше.

— Значит, мы пройдем сквозь скалу? — спросил Протас. Он говорил своим взрослым тоном и держал корону перед собой обеими руками.

Из-за ствола бука на них смотрел мужчина — статуя мужчины. Другой — статуя — был наполовину скрыт чахлыми рододендронами в двух шагах от них, а третий притаился за можжевельником. Кэшел не знал, видел ли их Протас. Если мальчик и видел, то делал вид, что не видит.

— Пройти через нее? — сказала Форсидес. — Это зависит от вас. Я не могу провести вас.

Ее пухлые бледные губы растянулись в улыбке еще шире. — Если бы я могла, — сказала она, — я бы прошла сама.

Протас повернулся к слюде и слегка приподнял топазовую корону. Кэшел отодвинулся в сторону, чтобы одновременно следить за мальчиком и женщиной.

Форсидес протянула свои поднятые руки к Кэшелу, словно делая подношение. Змеи на ее лбу извивались все быстрее.

— Я выполнила свой долг, — сказала она. — А теперь, Мастер Кэшел, освободите меня.

— Я не могу освободить вас, — ответил Кэшел. Его голос был резким, что удивило его самого. — Я не связывал вас, госпожа, так что не мне вас освобождать.

— Чун... — пропел Протас. Это был не его голос. Все десять его пальцев сжимали топаз, но в глубине его сверкали яркие огоньки. — Чонксин аоабаот момао.

— Освободите меня! — повторила Форсидес. Ее ухмылка сменилась выражением, которое Кэшел не смог бы описать. — Скажите, что я свободна, только это!

— Нетмомао... — сказал тот, кто говорил устами мальчика. — Суарми.

— Оставь нас, — прорычал Кэшел. Он поднял свой посох. — Оставь нас сейчас же!

Змеи в волосах Форсидес зашевелились. У нее был третий глаз посередине лба. Он был закрыт, но веко подрагивало.

— Мармараот! — закричали губы мальчика. Мутная слюда таяла на стене зеркальной камеры, которая расширялась, окружая Протаса и Кэшела. В комнате уже была чья-то фигура.

Кэшел шагнул так, что оказался между Форсидес и мальчиком, держа свой посох вертикально перед собой. Она издала вопль сбитой с толку ярости и резко отвернулась, ее средний глаз все еще был закрыт.

Зеркальная комната сомкнулась вокруг Кэшела и мальчика. У входа, единственного проема, стояло существо размером с человека, но с вытянутой кошачьей мордой. Оно издало крик, похожий на рык охотящейся пантеры, и прыгнуло, нацелив копье с каменным лезвием в горло Кэшела.