Легенды старого Киева

Недобрые мысли и славная вишневка

Через несколько дней Лукьян отправился на берег Почаин ы, в дом, овеянный недобрыми слухами.

Дверь открыла сама хозяйка. Не успел студент предложить свои писарские услуги, как Пятимара хитро улыбнулась и замахала рукой:

— Заходи, заходи, дьяк-молодик! Будет для тебя и работа, и хорошая оплата за труд!

Удивился Лукьян: не в каждом доме его так душевно встречали и обещали щедро вознаградить. Переступил он порог и стал украдкой осматриваться: где же загадочная Пятимара прячет свое добро? Неужто эта „кривобокая хата“ набита золотом, серебром и драгоценными камнями?..

Но, видимо, его заинтересованные взгляды не ускользнули от прозорливой старухи. Улыбка ее стала еще хитрее.

— Садись, отдохни, дьяк-молодик, да наливочки вишневой отведай. Славная у меня вишневка!.. А я пока приготовлю бумаги, с которых копии надобно снять, — предложила Пятимара и указала на лавку за длинным дубовым столом.

И не было в ее голосе ничего зловещего, настораживающего.

„Может, брешут всё об этой старухе? — подумал Лукьян. — И чего только не услышишь в Киеве!..“

Он кивнул хозяйке и уселся за стол. Пятимара тут же удалилась. А студент продолжил разглядывать горницу и размышлять: „Если и есть у старой ведьмы золото и серебро, — здесь она прятать не будет. Скорее всего, в погребе схрон оборудовала. Ну, да Ярема все равно дознается, где скрыто ее добро. Начнет пытать — Пятимара ему сама расскажет. Главное — войти в доверие к старухе, чтобы она не побоялась на ночь глядя в дом пустить. А уж следом и Ярема с подручными ворвется…“

Недобрые мысли прервала хозяйка. Не вошла, а будто проскользнула — ни одна половица не скрипнула. Поставила на стол бутылку вишневки и серебряную чарочку и подмигнула гостю.

— Отведай моей наливочки, глядишь, и душа, и мысли посветлеют! — Пятимара пронзительно взглянула на гостя.

Голос ее вдруг сделался хриплым, грубоватым.

— Да выбрось из головы все, что на Подоле обо мне брешут. И мысли недобрые прочь — прочь гони, — хозяйка шутливо и многозначительно погрозила пальцем.

Лукьян вздрогнул. Неужели догадалась ведьма? Однако взгляд он не отвел и даже выдавил в ответ улыбку.

— Да какие же недобрые мысли могут затаиться против такой доброй хозяйки?.. Так радушно приняла меня…

Он хотел было еще что-то добавить, но старуха перебила:

— Нечего соловьем разливаться!.. Пей, дьяк-молодик, а я схожу за бумагами.

Только Лукьян опустошил первую чарочку да стал вторую смаковать, как снова бесшумной кошкой появилась хозяйка. В руках у нее был дорогой ларец из красного дерева.

— Вот здесь документы. От мужа достались. Снимешь мне с них копии, а то на днях судиться-рядиться с его родичами предстоит насчет наследства, — пояснила старуха и поинтересовалась: — До завтрашней ночи управишься?

Лукьян извлек бумаги из ларца, бегло оглядел и уверенно кивнул:

— Управлюсь!..

— Коли перья, чернила и бумаги при себе имеешь, можешь приступать, — распорядилась хозяйка и принялась зажигать свечи.

Лукьян взглянул на них и удивился:

— А отчего они у вас все черного цвета?

— Такие привезли из Галиции! — поспешно ответила старуха и отвела взгляд.

— Зачем из такой дали везти свечи, когда их и в Киеве предостаточно изготавливают? — Лукьян недоуменно покосился на хозяйку.

Но та лишь молча пожала плечами и продолжила свое занятие. Когда зажгла шестую свечу, степенно удалилась.

Размышлять над странным поведением старухи Лукьян не стал: пора было браться за дело. Выложил он на стол пучок заточенных гусиных перьев, переносную чернильницу, флакон с песком, листки чистой бумаги и приступил к работе.

Не успел переписать и пары страниц, как захотелось ему еще отведать вишневки.

И впрямь — славная наливка у этой Пятимары! Сроду такой не пробовал. „Вот чертова баба, и чего она добавляет туда? — подумал Лукьян и усмехнулся. — Надо сказать Яреме — пусть выведает и этот секрет старой ведьмы перед тем, как ее задушит…“

Внезапно студент почувствовал приятную усталость, перед глазами поплыли яркие пятна, а перо выпало из пальцев. Лукьян несколько раз зевнул, отодвинул в сторону бумаги и перья, попробовал взбодриться, но не смог: глаза помимо воли закрылись.

„Все равно Пятимаре уже не понадобятся копии“, — успокоил себя Лукьян. С этой мыслью он положил голову на стол…