Легенды старого Киева

В северных землях

Оторопел служивый, но воля умирающего — закон. Подобрал он злосчастное оружие, стер кровь, вложил в ножны и сунул себе за пазуху Потом перекрестился и, не отрывая взгляда от умирающего, попятился из пещеры.

О случившемся солдат не доложил начальству и сумел надежно спрятать и кинжал, и монеты, полученные от изгоя гоклена.

Когда служба завершилась, отправился он из жаркого туркменского края не к родным днепровским берегам, а на север, в Омск: может, грехи какие-то не давали вернуться домой. На новом месте сбыл часть золотых и серебряных монет и подался в торговцы.

Вначале дела у него шли неплохо. Вскоре бывший солдат даже стал купцом. Но роковой кинжал, видимо, "не остудил бешенство" в северных землях, как предполагал старик-гоклен.

Однажды во время пустяковой трактирной ссоры бывший солдат обнажил злополучный клинок да и пырнул соперника. Потом долго ломал голову и горевал: зачем это сделал.

Но содеянного не вернешь. Идти с повинной не захотел. Ударился в бега. Из добропорядочного купца превратился он в одночасье в разбойника.

Собрал он лихую ватагу и стал промышлять на иртышских просторах. И нет, чтобы грабить только богатых, сдирал последнюю рубаху с первых встречных. Безо всякой жалости резал им глотки и топил в Иртыше. А потом пьяно каялся и уверял подельников, что во всем виноват проклятый кинжал.

За свои кровавые похождения получил бывший солдат прозвище Лютый.

Когда осенью затихало движение на Иртыше, разбойники отправлялись в глухие болотистые места, расположенные между озерами Ик, Салтаим и Тенис. Там Лютый и его дружки отсиживались до весны, делили, распределяли, прятали в тайниках награбленное и кутили.

Иногда, во время попоек, атаман заявлял, что пора ему распрощаться с разбойничьей жизнью и возвращаться к днепровским берегам, а проклятое оружие вернуть мастерам — то ли киевским, то ли черниговским. Но банда отговаривала: "Не гневи клинок. Пока он при тебе, фарт сам идет к нам в руки. А пока фартит — не стоит бросать дело…"