А. З.

25

Сява по-босяцки сплюнул на пол и, глядя на висельника, произнёс авторитетным тоном фразу, явно услышанную в разговоре более умных приятелей:

— Самый проверенный способ распрощаться с жизнью.

Хирург с отстранённым видом отошёл к окну и уставился в проём между досками. Бузук и Жила молчали. На их физиономиях читалась растерянность. Максим тоже подметил некоторые странности. И тоже молчал, хотя так и подмывало спросить: «Как ему удалось?»

Бузук засунул ладони в карманы. Стараясь не ступать в лужу мочи, поддел ногой табурет и исхитрился установить его под Шнобелем. «Ловко!» — подумал Максим и вновь переключил внимание на детали, которые лишь подтверждали догадку: зэк повесился не сам.

После смерти человека его тело немного удлиняется — известный факт. Однако ботинки висельника не доставали до сиденья. Значит, Шнобель, стоя на табурете, даже на цыпочках, никак не мог накинуть себе на шею петлю. И уж точно не сумел бы обмотать шнуром потолочную балку. Ему попросту не хватило бы роста и длины рук.

Похоже, к такому же выводу пришёл и Бузук. Он потоптался возле стола, пытаясь разглядеть на столешнице отпечатки подошв. Наверняка предположил, что Шнобель забрался на стол, чтобы смастерить виселицу, и оттуда спрыгнул. В голове Максима мелькнула подобная мысль, но её он сразу отмёл. Тот, кто бесповоротно решил покончить с собой, не ищет трудностей. Вокруг полно подходящих для этой цели деревьев. В той же избе оконный проём заколочен досками. Использовать верхнюю доску намного удобнее и проще, чем балансировать на краешке стола, чтобы дотянуться до того места, где сейчас привязана к балке верёвка. Шнобель — истощённый, искалеченный уголовник, а не циркач.

Максима удивила ещё одна деталь: безупречный висельный узел. В колонии все умеют вязать такие узлы?

Проведя по волосам растопыренной пятернёй, Бузук запрокинул голову и посмотрел на шнур:

— Сява, это тот самый обрезок, который я тебе дал?

— Вроде бы.

— Как он оказался у Шнобеля?

— Не знаю, Бузук.

— Что значит «не знаю»? Я дал тебе обрезок, потом дал моток.

— Ну да.

— Моток ты привязал к колодцу.

— Ну да, — кивнул Сява.

— А обрезок куда дел?

— Вернул тебе.

Бузук повернулся к Сяве:

— Ты ничего отдавал.

— Да нет же, вспомни.

— Ты ничего не отдавал! — повторил Бузук, чётко выговаривая каждое слово.

— Наверное… — Сява поковырялся в ухе. — Наверное, я оставил у колодца. А Шнобель, когда сдристнул со жратвой, упёр и верёвку.

— Чтобы набить брюхо и повеситься?

— Ну откуда я знаю, Бузук? Он вылез из-под дома с той стороны. Пробегал мимо колодца, вот и зацапал.

Жила потерял терпение:

— Что-то я не врубаюсь… К чему эти расспросы? Этот мразота испоганил хату! Где мы будем спать? Под кустом?

— Хрипатый! — крикнул Бузук. — Поди сюда!

Затрещала садовая лестница. Скрипнули ступеньки крыльца. Придерживая на плече ремень ружья, Хрипатый переступил порог избы и с удивлением уставился на висельника.

— Ты что-то видел? — поинтересовался Бузук.

Хрипатый мотнул головой.

Бузук нахмурился:

— Совсем-совсем?

Хлопнув ладонью себя по груди, Хрипатый указал на потолок и сложил ладони домиком, как бы говоря: «Я был на крыше». Прижал палец к уголку глаза и поочерёдно указал на присутствующих. «Я наблюдал за вами».

— И ничего не слышал?

Хрипатый притронулся к уху и снова указал на братков. «Я слышал вас».

Бузук в задумчивости потёр подбородок и направил взгляд на Жилу:

— Говоришь, заблудился?

— Кто? Я? — переспросил Жила.

— Ты.

— Да, наверное, пошёл не в ту сторону.

Бузук прищурился:

— А мне видится другая история. Ты думал, что порешил Шнобеля. Обшманал его. Потом приныкал рюкзак…

Жила расправил плечи. В его глазах появилось нечто мерзкое, отталкивающее. Царапины на побелевшем лице налились кровью. Голос проскрежетал как железо по стеклу:

— Я быстрее сдохну, чем что-то возьму после опущенного.

— …вернулся сюда, а тут Шнобель, — продолжил Бузук. — Ты сдрейфил, что он тебя сдаст, и бегом за верёвкой. Или она лежала у тебя в кармане, и ты сидел в кустах и ждал удобного случая. Тебе подфартило: мы ушли со двора, Хрипатый залез на крышу.

— Русским по белому говорю: я не трогал рюкзак и не трогал верёвку, — произнёс Жила, еле сдерживая злость. — Шнобеля трогал исключительно ногами. И вообще, я не видел этот чёртов рюкзак. Шнобель успел спрятать.

Бузук указал на потолок:

— Как он, маломерок, достал до балки?

— Это ты у нас мастак загадки разгадывать.

— Как он, с отбитыми мозгами, завязал висельный узел?

— Да что ты ко мне пристал? — взвился Жила.

Хирург не проявлял интереса к разговору. Хрипатый отступил от Жилы на пару шагов, давая понять, что считает его грязным. Максиму хотелось выйти на воздух. В избе нестерпимо воняло чем-то прокисшим. От брёвен тянуло морозным холодом.

— Короче, братва, — сказал Жила. — Вы как хотите, а я сваливаю.

— Скатертью по жопе, — кивнул Бузук.

— А за обвинения, Бузук, ещё ответишь.

— Не тебе с меня спрашивать, нерукопожатный.

Сява быстро смекнул, что теперь у Бузука остались только два верных подельника: он и Хрипатый. Паренёк раскраснелся от осознания собственной важности, горделиво выпятил грудь и высокомерно фыркнул:

— Давай-давай, вали, пока тебя на болт не усадили!

Жила обвёл приятелей звериным взглядом и направился к двери. Максим лихорадочно соображал, как остановить его. Если зэки рассорятся и разбредутся кто куда, если зона выпустит кого-то из-под своего контроля, то всё, чем пожертвовал Максим, окажется напрасным. За смерть Андрея все должны понести наказание. Все! И он тоже, ибо не защитил и не уберёг.

Вдруг дверь с оглушительным стуком захлопнулась.

— Это чего?.. — опешил Жила. — Братва, у нас гости…

Обернулся к приятелям и остолбенел.

Тело Шнобеля медленно отклонялось от вертикали, словно кто-то тянул самоубийцу за ноги.

Максим похолодел от ужаса. Хрипатый раззявил рот. Сява вытаращил глаза. Бузук посерел и сделался ниже ростом. Хирург вжался в тесины на окне, будто пытался вытечь из избы сквозь щели.

Труп завис под углом к дощатому полу. Как стрелка в часовом механизме. Вопреки всем законам физики. Руки располагались вдоль тела, прямые ноги слегка расставлены. Ни одна складка на одежде не изменила очертания. Полы расстёгнутой куртки даже не раздвинулись на груди Шнобеля, словно он по-прежнему висел вертикально. Словно положение изменил не труп, а те, кто находился в избе.

Послышался треск потолочной балки. Примотанный к ней шнур натянулся до предела, туго сплетённые капроновые нити ещё глубже впились в шею самоубийцы, грозя отсечь голову.

Первым опомнился Сява. Дико вопя, оттолкнул с пути Жилу и, чуть не сорвав двери с петель, сиганул прочь. Вслед за ним помчались Жила и Хрипатый. Застряли в дверном проёме. Один мычал, второй изрыгал проклятия. Работая локтями, они вывалились наружу.

Не в силах отвести глаз от трупа, Бузук попятился:

— Так не бывает…

Максим и Хирург, боясь повернуться к висельнику спиной, двинулись вдоль стен, скользя по брёвнам ладонями. Шаг за шагом, бочком-бочком, вышли из избы, опередив Бузука. А тот всё пятился и бормотал: «Так не бывает…» Шагнул через порог. Оступился на ступенях и грохнулся наземь.

Жила запрыгнул на крыльцо. Ногой захлопнул дверь. Подскочив к лежащему Бузуку, проорал в серое лицо:

— Надо валить! Бузук! Надо валить!

Тот клипал глазами и шептал:

— Так не бывает…

Жила метнулся к Максиму. Схватил его за грудки:

— Сука! Что это за место? Ты куда нас привёл?

— Э-ей! Остынь, — подал голос Хирург. — Всему есть объяснение.

Жила вздёрнул брови на лоб:

— Да неужели? Тогда будь добр, объясни. — Отпустив Максима, приблизился к стоящему за деревом Хрипатому. — Уходим? Или ты остаёшься?

Упираясь кулаками в землю, Бузук с трудом сел. Морщась, прижал ладонь к затылку:

— Погодь, Жила. Надо подумать.

— О чём? — Жила опустился перед Бузуком на корточки и прошипел: — Неужели ты не видишь, что тут творится чертовщина? Гвоздь почти помер, когда я уходил. Почему он не сдох? Как оказался в колодце? — Потрясая пальцем, Жила указал на кустарник, в котором прятался Сява. — Этот дрыщ поднял ведро…

— Я не дрыщ, — промямлил Сява.

— …с камнями доверху! Ты видел это ведро? Видел камни? А дрыщ поднял его и даже не пёрнул от натуги. Я забил Шнобеля до смерти! А он ожил и приполз сюда. Теперь он болтается в петле. Как он туда залез? Как завязал узел? Он висит наискосок! Как такое возможно? Я заблудился в овраге. Как? Я видел крышу дома, спустился в овраг, иду, иду, кругом орешник, а склона, чтобы выбраться, нету. Ты видел этот овраг? Мы же по нему шли. Помнишь? В ширину тридцать шагов. А я шёл целую вечность! Звал вас, кричал во всё горло. Думал, усрусь от крика. Вы слышали? То-то и оно. Где звёзды? Где луна? Сейчас ночь или день? И что это за хрень в небе? Откуда там дым? Это место проклято, Бузук. Надо уходить. Здесь мы сдохнем.

Бузук опёрся на плечо Жилы, поднялся на ноги:

— Что думаешь, Хрипатый?

Жила разъярился:

— Это киздец, граждане зэки! Вы будто оглохли! Я говорю, что это место проклято. Говорю, что ваш хвалёный проводник спецом заманил нас сюда…

— Не мели ерунду, — вклинился Хирург. — Он тоже напуган. Если бы он знал, что тут творится…

— Знал! — проорал Жила, брызгая слюной. — Потому и привёл. Чтобы отомстить за смерть пацана. Хотел бросить нас, да я успел его покалечить.

Бузук покряхтел, потирая затылок:

— Нехило я долбанулся. Хирург, глянь. Вроде бы шишка.

Хирург провёл ладонью по ёжику седых волос:

— Слегка опухло. Голова болит?

— Кружится.

— Перед глазами мельтешит?

Бузук посмотрел по сторонам. Поморгал:

— Вроде бы нормально. — Покосился на избу. — Может, нам всё показалось?

Жила зло рассмеялся:

— Иди проверь. — Обратился к Хрипатому: — Ты со мной или как?

Поправив на плече ремень ружья, Хрипатый махнул Бузуку, мол, идём, Жила прав.

Из кустов вылез Сява:

— Айда к болоту. Там хоть вода есть.

— Дизентерией давно не болел? — спросил Хирург.

— А что?

— А то, что болотная вода — для человека яд.

— Надеюсь, пронесёт.

Хирург покивал:

— Пронесёт. Обязательно пронесёт. Поносом с кровью.

Жила застегнул до подбородка Андрюхину спортивную кофту. С опаской поглядывая на закрытую дверь, взял лежащую возле крыльца свою старенькую куртку и, заталкивая руки в рукава, отчеканил:

— Короче, так. Рисковать не будем. Пойдём в обход болота. Если склонит в сон, покимарим по очереди. Если что, соорудим шалаш и разведём костёр. Огня не будет видно, а дыма в сумерках никто не заметит.

Максим вытер о штаны вспотевшие от волнения ладони. Посмотрел на небо, напряг слух в надежде услышать гул лопастей вертолёта.

— Чё зыришь? — спросил Жила.

— Заблудимся, — сказал Максим первое, что пришло на ум.

— Ты же у нас спец, — подал голос Бузук. — Ходишь по лесу без карты. Или не спец?

Максим огрызнулся:

— Я не сова, чтобы видеть в темноте.

— Ты что-то говорил про белые ночи. Молись, чтобы это было правдой. — Бузук подтолкнул его к стене леса. — Веди.