А. З.

17

Окружающий мир тонул в тусклом воздухе. Определить стороны света не представлялось возможным: ни муравейников, ни отдельно стоящих деревьев с обращёнными на юг длинными густыми ветвями. Смыкаясь и сплетаясь, кроны образовывали необъятную зелёную паутину. В просветах виднелось блёклое небо без лучика солнца. Растительность не отбрасывала тени, а потому было крайне трудно угадать время суток.

Постоянный приток адреналина помогал Максиму всё видеть, всё слышать, всё чувствовать. Но ему казалось, что он попал в туннель, где всё так медленно движется, но быстро проносится. Максим шёл неровным шагом, затуманенным взглядом выискивал зарубки на стволах и гасил тревогу: ни одного помеченного дерева на пути не встретилось. Внутренний голос успокаивал, мол, в этом нет ничего удивительного. Сколько раз он менял направление, сколько сделал кругов, чтобы собрать уголовников в стаю? Сейчас он прокладывал, по сути, новый маршрут, полагаясь только на своё чутьё. И словно охотничья собака, взявшая след, шагал вперёд.

Следуя за Максимом, братки перешёптывались. Сява тихонько затянул:

— Шумит, бушует непогода, далёк, далёк бродяги путь. Укрой тайга его глухая, бродяга хочет отдохнуть.

Вибрирующий голос треснул. Зэки умолкли, в замешательстве завертели головами. Только что природа играла привычными красками. И вдруг, как по щелчку пальцев, краски померкли, деревья изогнулись в мучительных позах, ветки свело судорогой, корни скрутились змеиными клубками. Под ногами дымчато-медный, будто опалённый жаром мох. И только тишина такая же вязкая.

Максим пересёк лужайку, лавируя между высокими папоротниками, и резко свернул, чтобы глазастые уголовники не заметили мёртвый вяз с выгнившей сердцевиной, в которой спрятан охотничий нож. Изба где-то рядом… Он не ошибся, многолетние тренировки не прошли даром, чутьё не подвело.

Немного погодя путники очутились у ограды с закрытой калиткой. Не проявив к ней особого интереса, двинулись дальше. Лишь Сява с мальчишеским сумасбродством зачем-то пнул штакетник. Максим мысленно осыпал юнца ругательствами. Прежде чем поднырнуть под еловые лапы, оглянулся для успокоения души. Ограда целёхонька, калитка заперта. Зона откроет её, когда путники отойдут от изгороди. По телу Максима прокатила нервная дрожь. Аномальная зона, зэки, смерть Андрюхи, калитка, которая отворяется сама по себе… Может, он, спасатель Максим с позывным «Волга», до сих пор лежит в психушке, пристёгнутый ремнями к кровати? Как вынырнуть из сна, навязанного больным сознанием?

— Чё зыришь? — рыкнул Жила.

Максим провёл языком по пересохшим губам:

— Слежу, чтобы никто не заблудился.

— Смотри, сам не заблудись, не то следилки выколю.

Вслед за Максимом братки перелезли через поваленное дерево, пересекли лощину, поросшую орешником. Впереди между лиственницами завиднелась дощатая крыша.

Схватив Максима за плечо, Жила заставил его остановиться и прошептал:

— Что это?

— Изба.

— Вижу, что изба, а не хрен собачий. Ты куда нас привёл?

— Это место никто не знает. — Максим попытался скинуть с плеча руку Жилы, но пальцы ещё крепче вцепились в куртку.

— Ты обещал отвести нас в охотничий домик.

— Туда пойдём утром.

— Почему утром? — послышался голос Гвоздя. — Бузук! Мы так не договаривались.

Максим почувствовал затылком жалящий взгляд, однако сам Бузук молчал.

— Слушай сюда, шнырь таёжный! — прошипел Жила. — Если ты задумал подлянку устроить, я вырву тебе кадык.

— Ничего я не задумал. — Максим повернулся к Бузуку. — Путь к заимке проходит через болото. Скоро стемнеет, я не увижу ориентиров.

— Только не надо нам впаривать это дерьмо! — прорычал Жила, брызгая слюной.

Максим посмотрел на его кулак; очередной удар в голову окажется последним. Только в этот раз Жила не сумеет воспользоваться эффектом неожиданности, и ему придётся попотеть, чтобы нанести сокрушительный джеб.

— Тихо, Жила, тихо, — попросил Бузук.

— Почему он сразу не сказал про болота?

— Тише! — шикнул Бузук. — И отойди от него. Вцепился как клещ.

Жила выпустил куртку Максима. Похлопал по плечу, выравнивая скомканную ткань. В этом жесте угрозы было столько же, сколько в стиснутом кулаке.

Бузук прищурился:

— Ты обманул нас, дружок?

— Нет, — ответил Максим, не выпуская из вида кулак Жилы.

— Ну а что тогда? Блеснул чешуёй, а теперь быка врубил?

— Какого быка?

— Не догоняешь?

— Кого?

Максим отдавал себе отчёт, что, прикидываясь дурачком, провоцирует преступников. Но ничего не мог с собой поделать. Чем дольше он находился среди убийц Андрюхи, тем сильнее притуплялся инстинкт самосохранения, уступая место ненависти.

Напомнив себе, что игра ещё не окончена, Максим вымучил улыбку:

— Слова вроде бы русские, а ни черта не понятно.

Бузук изогнул бровь:

— Ладно, растолкую. Ты хвалился, какой ты первоклассный проводник, по знакомому маршруту ходишь без карты. А теперь артачишься. Выходит, ты фуфлыжный спец и маршрут незнакомый.

— Я первоклассный проводник. Но на болотах от компаса и карты мало толку. Кочки, коряги, кусты, островки — вот мои ориентиры. В темноте их не видно.

— А если в обход?

— Ещё плюс три часа. Ты когда-нибудь ходил по тайге ночью?

— Представь себе, ходил.

Усмешка, застывшая в уголках обветренных губ, подсказала Максиму: Бузук не врёт.

— Идёмте к болоту, — предложил Сява. — Там же есть вода? Пить сильно хочется.

— Айда в обход! — отрезал Жила. — Под утро будем на месте.

Придерживая на плече ружьё, Гвоздь переступил с ноги на ногу:

— Я уже копыт не чувствую. Надо передохнуть.

Бузук глянул по сторонам:

— А где Хрипатый?

— Учуял, что пахнет жареным, и слинял, — проговорил Жила насмешливым тоном.

— Ну а ты чего молчишь? — обратился Бузук к Хирургу.

Тот кивком указал на Максима:

— Хочешь потерять проводника, тогда идём.

— Куда?

— К болоту или в обход. Мне без разницы.

Происходящее навело Максима на мысль, что Бузук хочет снять с себя ответственность, если вдруг принятое решение окажется ошибочным. Чтобы в случае неудачи он мог сказать: «Я действовал по вашей указке — сами виноваты».

— Ночь лучше провести под крышей, — произнёс Максим, желая додавить Бузука. — В рюкзаке немного провизии. Возле избы есть колодец. И я действительно плохо себя чувствую.

Не вымолвив ни слова, Бузук двинулся вперёд. Братки пошли крадучись между деревьями, раздвигая руками седые бороды лишайников. Максим краем глаза заметил, как к своре примкнул Хрипатый. Странный тип. Исчезает всякий раз, когда его приятели спорят, куда идти дальше. Осматривает местность? Делает метки, чтобы найти обратную дорогу?

Уголовники застыли за раскидистым кустарником, разглядывая сквозь ветви бревенчатую постройку на сваях-пеньках.

— Сява, мотнись к теремку, — велел Бузук.

— А вдруг там люди?

— Скажешь, что заблудился.

— А потом?

— Дашь знак.

— Там никого нет, — сказал Максим.

— Тебя никто не спрашивает, — отбрил Жила и выпихнул Сяву из зарослей.

Тот, пригибаясь, побежал на полусогнутых ногах к избе. Скрылся за углом. Появился с другой стороны. Приложив ко рту ладони рупором, звучно прошептал:

— Там колодец. И ведро есть. Только верёвки нет.

— Избу проверь! — Жила сплюнул на землю. — Осёл…

Сява вскочил на крыльцо, припал ухом к двери. Поскрёб ногтями по доске, как нагулявшийся кот, и опасливо переступил порог. Под ногами тихо скрипнули половицы.

В избе царил мягкий полумрак. Стены из потемневших от времени брёвен, потолок из тесин; щели законопачены красно-бурой соломой. Углы затканы паутиной. Сява хотел крикнуть: «Никого!» И прикусил язык. Нельзя упускать шанс обнаружить забытый кем-то ножик или, на худой конец, вилку. Жила и Хрипатый голыми руками прикончат любого. У Гвоздя ружьё, хоть и незаряженное. У Бузука складной нож. А у него для защиты ничего нет.

Сява подождал, когда глаза привыкнут к полутьме, и недовольно скривился: на столе пусто. Пошарив под столом и табуретами, встал в полный рост. Вверху что-то зашуршало, с потолка посыпалась измельчённая солома. Щурясь, Сява запрокинул голову. Труха сыпалась из зазоров между тесинами. Наверное, мыши шалят на чердаке.

Стряхивая солому с волос и плеч, Сява наклонился и заметил в полу крышку погреба. Нащупал утопленное в половице железное кольцо. Потянул дверцу на себя. Сидит плотно. Рванул что есть силы. Без толку. Озадаченно почесал за ухом: а погреба-то нет — под домом пустота. Подойдя к окну, заколоченному досками, Сява посмотрел в щель.

По ту сторону оконного проёма была ещё одна комната, такая же полутёмная, тесная. Такие же два табурета и стол. В дальней стене — приоткрытая дверь. Сява свёл брови. Обегая избушку, он не видел другого входа.

Посмотрев себе за спину, окинул взглядом избу и снова прильнул к щели. Сквозь зазор он видел, словно в зеркале, комнату, в которой находился сейчас. Один в один, там и здесь. По затылку побежали мурашки. И вдруг в просвете возникли чьи-то глаза, будто кто-то стоял с обратной стороны окна и смотрел на Сяву. Чувствуя, как в жилах холодеет кровь, Сява медленно подался всем телом назад. Тот, за досками, тоже отклонился. Сквозь щель стали видны острый нос и острый подбородок…

Раззявив рот в беззвучном крике, Сява рванул к двери. На пороге обронил с ноги ботинок, вывалился на крыльцо и в прыжке перемахнул через ступени.

Из кустарника послышался голос Жилы:

— Чё прыгаешь, как блоха по гребёнке?

Скинув второй ботинок, Сява побежал вокруг избы. Вернувшись к крыльцу, замер в растерянной позе.

— Ну что? — долетел шёпот Жилы.

Глядя на дверь, Сява почесал за ухом:

— Мне показалось… Никого. Там никого нет.

— Чердак проверь… Оглох? Давай на чердак!

Сява потряс приставленную к чердаку лестницу. Осторожно ступил на нижнюю перекладину.

— Ползи, урод! — подгонял Жила.

— Сам ползи, а я снизу буду тявкать.

Не выдержав, Жила вышел из-за куста:

— Ну, падла!

Появление приятеля прибавило Сяве смелости. Он резво вскарабкался наверх, открыл дверцу:

— Никого.

— Вот тупица! Проверь, что там.

Сява пополз, бодая лбом висящие под крышей связки трав:

— Тут какая-то хрень болтается. И чем-то воняет.

Под рукой прогнулся настил. Соломенная труха, подобно песку в песочных часах, посыпалась в щель между досками. В оголившемся просвете мелькнула тень. Подумав, что в избу вошёл Жила, Сява прижался лицом к щели.

Кто-то стоял возле стола. На Жилу не похож. Тот высокий, крепкий, а этот малорослый, щуплый. Шнобель, что ли? Совсем оборзел петух! Находясь прямо под Сявой, зэк отряхнул с коротких волос солому и запрокинул голову…

Сява вынырнул из чердака, сорвался с лестницы и упал к ногам Жилы.

— Акробат, ё-моё! — опешил тот.

Хватая ртом воздух, Сява указал трясущейся рукой на дверь.

Жила запрыгнул на крыльцо, заглянул в избу:

— Ну и что тут?

— Там я…

— Последние мозги отшиб? — съязвил Жила и махнул приятелям. — В хате чисто.

Бузук подошёл к избе, но входить внутрь не стал. Скинув рюкзак, сел на ступени, поднял глаза к небу и уставился на окружность из чёрной рваной дымки.