А. З.

12

Шестеро… Прячась за кустом калины и стискивая в кулаке рукоятку ножа, Максим покосился вправо, влево, ощупывая взглядом каждый листочек, каждую веточку, каждый сантиметр видимого ему пространства, — вдруг он кого-то не заметил? Их шестеро…

Люди сидели на свободном от зарослей пятачке и что-то обсуждали. Голоса — приглушённые до полушёпота, без эмоциональной окраски — сливались в монотонное бормотание, которое и привлекло внимание Максима. Тайге не присуща монотонность как пейзажа, так и звуков.

На деревенских не похожи. Те одеваются более опрятно, даже если идут пасти коров. А на этих мешковатая, замурзанная одежда, предназначенная скорее для грязной работы в цеху, чем для походов. Сквозь аромат хвои и трав пробивался запах пота и дешёвого табака.

В заповеднике вырубка леса запрещена, но лесничество могло направить сюда бригаду для очистки территории от валежника и сухостоя. Однако ни топоров, ни других подручных средств у мужиков не наблюдалось.

Долг спасателя требовал выйти из укрытия и поинтересоваться, кто они такие и куда держат путь. И оказать помощь, если люди заблудились. Однако Максим стоял как вкопанный. В незнакомцах настораживало всё, начиная с искривлённых ботинок без шнурков и заканчивая одинаковой короткой стрижкой.

Двоих Максим видел со спины. Они сидели ссутулившись, опустив руки на согнутые колени. Грубая ткань курток обтягивала торс и топорщилась гармошкой на плечах. Одно из заданий на последних тренировочных сборах, на которые ездил Максим, заключалось в визуальной оценке выносливости рядового человека. Спасателям надлежало выбрать из толпы тех, кто, по их мнению, с лёгкостью выполнит то или иное физическое упражнение, например, залезет по канату до отметки или пробежит по стадиону несколько кругов без передышки. Эти двое, несмотря на сухощавость, залезут куда угодно и пробегут сколько надо.

Третьего назвать мужиком не поворачивался язык. Молодой, можно сказать, юный. В нём всё было острое: нос, подбородок, кадык, плечи, локти, колени. Паренёк постоянно что-то делал: то поёрзает, то почешется, то штаны отряхнёт, то рукава подтянет. Непоседливый и суетливый по натуре, он с большим трудом удерживал себя на одном месте.

Четвёртого Максим видел в профиль. Широкий лоб, правильной формы нос, выразительные губы, строгий подбородок. Худоба придавала внешности незнакомца некую интеллигентность. Он не участвовал в разговоре. Глядя в пустоту, с отрешённым видом перебрасывал шишку из руки в руку. Казалось, что в этой компании он очутился случайно. И вообще, это не его одежда, не его окружение, не его уровень. Этакий декабрист в ссылке.

Пятый ютился в стороне от приятелей. Он вроде бы с ними и в то же время пребывал в тоскливом одиночестве, будто его кто-то обидел. Если бы Максима попросили составить словесный портрет незнакомца, он бы описал его как тщедушного человека средних лет располагающей наружности. Разве что большой нос слегка портил лицо.

В шестом угадывался начальник. Невысокого роста, плотного телосложения, на вид — далеко за пятьдесят. От остальных он отличался не только сединой, но и манерой держаться. Сидел расслабленно, ноги вытянуты, одна закинута на другую. Пальцы сцеплены в замок на животе. Упираясь затылком в ствол сосны, он взирал на товарищей с жёстким прищуром. Кивал редко, говорил мало, с ленцой.

Колоритная компания, как сказал бы директор школы-интерната, где учился Максим. Излюбленная фраза старого педагога, которую он произносил, когда к нему в кабинет приводили нарушителей дисциплины, вспомнилась Максиму не случайно. Любое несанкционированное посещение заповедника группой лиц расценивалось местными властями как нарушение. Недаром спасательный вертолёт ежедневно совершал дежурный облёт территории. Экипажу надлежало не только оказывать помощь пострадавшим, но и выявлять нарушителей закона. А тут их шестеро.

Зачем пришли сюда эти люди? Почему выглядят как каторжники?.. Каторжники… Внезапная мысль молнией прожгла мозг Максима. Перед ним беглые заключённые.

Споря с собой, он немного наклонился, чтобы получше рассмотреть людей. Если не брать во внимание одежду и стрижку, интеллигент, юный непоседа и печальный одиночка совершенно не походили на преступников. Во всяком случае, Максим представлял уголовников иначе. И главный вполне мог сойти за бригадира, знающего себе цену. А эти двое, чьих лиц Максим не видел… На каком основании он причислил их к зэкам? Получается, он сложил о них мнение по одёжке? Но… Где их рюкзаки или тормозки с провизией? И какая причина привела их в глухомань?

Перед внутренним взором промелькнули связки травы и котомка. Наверное, дед-травник заметил странных путников и тоже заподозрил неладное. Хотелось верить, что он побросал вещи в спешке, а оберег попросту потерял, и сейчас бежит в деревню. Максим добежал бы за три часа. А старик? Пока староста деревни сообщит в полицию и информацию передадут по цепочке в соответствующие органы, пока оперуполномоченные прибудут сюда, пройдёт немало времени. Беглецов и след простынет. Или ещё хуже — наворотят дел.

Надо хватать Олега с Андреем, нестись на всех парах до места, где мобильный телефон поймает сеть. Надо срочно поднять по тревоге местные власти, спасателей, полицию, начальство детского оздоровительного лагеря. Главное, уйти отсюда незаметно.

По затылку побежали мурашки. Максим смотрел на главаря, а главарь на Максима. Глаза в глаза. Мужики, похоже, уловили перемены в лице вожака. Умолкли и превратились в пружины, готовые по команде хозяина взмыть в воздух.

Тяжёлый взгляд придавливал Максима к земле. В серых глазах под нависшими бровями читался стальной характер, явно выкованный в неволе. Несколько секунд показались вечностью. Поборов оцепенение, Максим разжал пальцы; охотничий нож бесшумно нырнул в гущу ветвей калины. Стараясь не выдать себя резким движением, выудил из кармана телефон, отправил вслед за ножом и вышел из-за куста.

Заметив незнакомца, интеллигент швырнул шишку в заросли и опустил голову. Юный непоседа придвинулся поближе к главарю.

— Вышел месяц из тумана… — начал тщедушный одиночка.

— Шнобель, заткнись! — прошипел один их тех, кто сидел к Максиму спиной, и встал с земли.

Сорокалетний мужчина. Ни красавец, ни урод. Ничем не примечательная внешность. Такого встретишь случайно на улице и через минуту забудешь.

Следом за ним поднялся второй. Поджарый шатен. Рослый, как Максим. И по возрасту ровесник. Не больше тридцати, это точно. Засаленный воротник куртки плотно обхватывал жилистую шею. Хищное лицо казалось восковым. В янтарных глазах охотничий азарт.

— Здорово, мужики! — сказал Максим.

Человек с хищным лицом потянулся до хруста в плечах:

— Чего орёшь?

— Голос у меня такой… громкий.

— Ещё раз заорёшь, глотку заткну.

Решив играть роль наивного простачка, Максим кивнул, широко улыбаясь:

— Понял. Не буду. — Похлопав ресницами, как это делал Андрюха, спросил: — Что, мужики, заблудились?

— Мужики за возом бегают, а мы братва, — послышался ломкий голос.

Сорокалетний мужик непримечательной внешности одёрнул юнца:

— Умолкни, Сява!

«Носатый одиночка — это Шнобель, непоседа — это Сява», — мысленно проговорил Максим.

— Ты кто такой будешь? — поинтересовался главарь и вновь прищурился.

Максим вздёрнул брови на лоб:

— Я?

— Ну не я же.

— Я проводник.

Главарь мизинцем почесал висок:

— Кого ведёшь?

— Никого. Я изучаю новый маршрут. А вы как здесь оказались? Заблудились?

Не сводя глаз с Максима, человек с хищным лицом бросил через плечо:

— А что, Бузук, потрындим с ним по-взрослому?

— Погодь, Жила.

Максим вытер губы тыльной стороной ладони. Та-а-ак… Кличка главаря — Бузук. Этот, с волчьим блеском в глазах, — Жила. Носатый — Шнобель. Юнец — Сява. Как же подходят им погремухи!

— Проводник, говоришь? — усмехнулся Бузук. — Где твоя карта?

— Нет карты. Я хорошо ориентируюсь по компасу.

Жила протянул руку:

— Давай.

— Что? — не понял Максим.

— Вот дурепа! Компас давай.

Максим снял с запястья компас и вложил в крепкую ладонь.

— И правда компас, фирменный, — хмыкнул Жила. Порывисто шагнув Максиму за спину, сдёрнул с него рюкзак и кинул к ногам Бузука. Надевая компас себе на руку, буркнул: — Поршни снимай.

— Что? — спросил Максим, наблюдая, как Сява отрывает задницу от пяток, дотягивается до рюкзака и тащит к себе.

А юнец-то босой! Грязные ступни в ранах и запёкшейся крови. Как же он, превозмогая боль, бежал по лесу босиком?

Жила наигранно рассмеялся:

— Вот непонятливый народец пошёл! Обувку снимай.

Продолжая следить за Сявой, Максим опустился на одно колено и сделал вид, что не может развязать узел на шнурке.

Справившись с ремнями, Сява запустил руку в рюкзак и вытащил пластиковую бутылку:

— Братцы! Вода! Ей-богу, вода. Вот подфартило! Бузук! И жратва есть.

— Цыть, шалава! — рыкнул Жила. Подлетев к юнцу, забрал рюкзак и поставил возле Бузука. — Никогда не лезь вперёд батьки! Учишь тебя, учишь!

Не проявив интереса к рюкзаку, Бузук кивнул Максиму:

— Эй, дружок! Погодь педальки скидывать. Гвоздь, обшманай его.

Максим выставил перед собой ладони:

— Ребята! Да вы что? У меня ничего нет. Только рюкзак и компас. А ботинки мне не жалко. Забирайте.

Гвоздь — так обратился Бузук к человеку непримечательной внешности — схватил Максима за шкирку и заставил встать в полный рост:

— Руки за голову, ушлёпок! — Полез в карман куртки и достал складной ножик. — Вы гляньте, какая вещица!

Сдвинув пальцем предохранитель, Гвоздь нажал на кнопку. Выбрасывание клинка сопроводил тихий щелчок.

Сварливо затрещали сороки. Зэки насторожились. Гвоздь приставил ножик к горлу Максима и прошептал, обдавая лицо несвежим дыханием:

— Одно слово, и ты труп.

Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Максим уставился на Бузука. А тот продолжал сидеть в расслабленной позе, словно ничего не происходило.

Под чьей-то ногой хрустнул сучок. Зашуршали ветви калины.

— Хрипатый, — оскалился Гвоздь и сложил ножик.

Интеллигент тоже кого-то заметил. Помрачнев, улёгся на спину и закрыл глаза.

Потирая кожу, куда только что упиралось остриё ножа, Максим повернулся на звук шагов. Из-за кустарника появился смуглый человек с чёрной щетиной на выдвинутом подбородке и впалых щеках. В одной руке он нёс ружьё. Другой держал за локоть Андрея.

— Какого чёрта… — выдохнул Максим. Сердце ухнуло в пах.

За долю секунды в голове пронеслась стая мыслей. Как малец здесь очутился? Где Олег? Что с ним? Он же просил их ждать! Их не шестеро. Бузук, Жила, Гвоздь, Сява, Шнобель, Хрипатый (это новенький) и интеллигент, чьей клички Максим не знал. Их семеро! Или больше?.. Где остальные?

Толкнув Андрея к Бузуку, Хрипатый подкинул ружьё. Жила поймал его, возбуждённо затоптался на месте, как породистый жеребец:

— Вот это улов! Вы только посмотрите! Сразу видно, что Хрипатый до воли дорвался. «Беретта»! Сегодня наш день, братцы! — Жила передёрнул затвор. Насупившись, исподлобья зыркнул на Хрипатого и вонзил взгляд в Андрея. — Кто такой?