Очерки из будущего

Очерки из будущего

Курд Лассвиц

Аромасия сидела в саду своего дома, мечтательно вглядываясь в голубую дымку прекрасного летнего дня 2371 года. То она следила глазами за маленькими темными облачками, появлявшимися то тут, то там на горизонте и внезапно сбрасывавшими на землю свой груз влаги; то снова обращала внимание на летающие кареты и воздушные велоципеды[12], проносившиеся мимо друг друга в суете широкой магистрали далеко внизу. Сад Аромазии располагался на высоте около трехсот пятидесяти футов над землей, на вершине ее дома. Строительство домов таких огромных размеров и превращение их вершин в сады и площадки для развлечений стало необходимостью, поскольку вся площадь земли внизу была отведена под сельское хозяйство. Земной шар был так густо населен, что каждый клочок земли использовался для посадки зерновых и разведения скота, чтобы предотвратить опасность голода. Поэтому везде, где позволяли воздух и свет, виднелись колышущиеся зерновые поля, а над ними на высоких и прочных колоннах возвышались дома, нижние этажи которых использовались для торговли и производства. Над ними возвышались жилые помещения, а крыши этих гигантских сооружений превращались в очаровательные сады, которые, благодаря своей воздушной и здоровой обстановке, становились излюбленным местом обитания людей.

Это вознесение домов на пятнадцать или двадцать этажей не доставляло неудобств, так как воздушные кареты стали общим средством передвижения, а лифты, построенные по последним научным принципам и оснащенные всеми удобствами этого передового периода, полностью заняли место утомительных лестниц девятнадцатого века. В городах, а их стало почти бесчисленное множество, соответствующие этажи противоположных рядов домов были соединены между собой галереями. Однако они использовались только в деловых целях, поскольку среди высших слоев общества считалось неприличным прогуливаться по ним. Также считалось крайне неприличным и даже запрещалось законом подниматься выше верхушек домов на воздушных транспортных средствах в черте города или перемещаться по воздуху над частными домами. Конечно, всегда находились вульгарные и озорные нарушители этого обычая. И как в Новое Средневековье, как теперь называли девятнадцатый век, опьяненные вином молодые люди делали ночь отвратительной для любящего поспать филистимлянина, звоня в дверь в ранние утренние часы или уродуя вывески торговцев, так и в наши дни случалось, что дымоходы домов по утрам затыкали букетами лучших цветов, собранных в семейном саду, или заклеивали окна веселыми картинками.

Аромасия Одосия Озодес, знаменитая артистка, глубоко вздохнула, так и не обнаружив предмета своего вожделения среди множества воздушных карет, которые проносились и проносились перед ее взором.

– Интересно, где сегодня Оксиген? – пробормотала она на гармоничном немецком языке. Ведь хотя при обычном общении все говорили на универсальном языке, все же самые нежные чувства сердца выражались на родном языке.

– Не могу понять, почему он не прибыл ко мне давным-давно. Уже девять часов, восемьдесят четыре минуты и семьдесят секунд. (В этот период сутки делились на два раза по десять часов, которые в свою очередь делились в соответствии с десятичной системой).

– И Магнета тоже нет, но поэты никогда не бывают пунктуальными. Полагаю, он сочиняет одну из своих знаменитых джинглет, из-за которых он не замечает ничего вокруг.

Джинглет был новой формой поэзии, сочетавшей в себе все лучшие качества сонета, спенсеровской строфы, алькаинового стиха и семейного романа. Он писался на универсальном языке, и его главная прелесть заключалась в сочетании аллитерации и рифмы.

Теперь Аромазия взяла микротелескоп, лежавший на столике неподалеку, и внимательно рассмотрела некое место примерно в пятнадцати милях от нее, расположенное в пригороде города, над которым в этот момент стало видно одно из ранее упомянутых облаков.

– Это Оксиген, – сказала она себе, отложив телескоп. – Я узнаю его машину. Он, очевидно, очень занят и будет здесь позже. А до тех пор позвольте мне заняться моим прекрасным искусством. Всемогущие идеи великих мастеров запаха сократят тоскливый час и унесут мою душу в те края, где человеческие желания и тоска исчезают под чарами высшего вдохновения.

С этим восклицанием она шагнула в автоматический лифт и через несколько мгновений оказалась в своей собственной квартире. В центре ее стоял инструмент, напоминающий фортепиано девятнадцатого века. Аромазия открыла его, коснулась клавиш и вскоре уже наслаждалась богатыми ароматами фантазии Смеллмана, которые в своей возвышенной гармонии запахов приводили играющего в экстаз.

Ододион, или рояль с запахами, был изобретен в 2094 году итальянцем по имени Одорато, и его примитивная форма время от времени значительно совершенствовалась в соответствии с последними открытиями химической науки. Прибор нашей артистки был немецкого производства и славился большим разнообразием запахов, начиная с самых низких клавиш с затхлым запахом, который проникает из подвала и заплесневелой могилы, и доходя до чрезвычайно тонких духов, открытых в 2369 году и названных "луковой эссенцией". Каждое нажатие кнопки открывало соответствующий газгольдер, а конденсация, расширение и гармония различных духов осуществлялись с помощью научно сконструированных приборов.

После того как музыка была доведена до такого высокого совершенства, что ухо уже не могло выдержать дальнейших усовершенствований в этом направлении, внимание все больше и больше обращалось на нос, который до сих пор был органом человеческого тела, которым, к сожалению, пренебрегали. Правильное развитие обоняния до этого времени было почти полностью упущено из виду прошлыми поколениями. Почему бы не культивировать его более тщательно, тем самым способствуя симметричному развитию человеческого тела? Ни одно другое чувство не оказывает более сильного воздействия на ассоциацию идей, чем обоняние, и поэтому его, несомненно, можно использовать для вызова определенных мыслей и чувств в человеческом разуме. Ученые стали тщательно изучать все особые свойства и эффекты различных запахов и эмпирическим методом открыли законы гармонии и диссонанса, управляющие ими. Благодаря огромному прогрессу в химической науке, стало очень легко готовить самые разнообразные ароматы в больших количествах, и после того, как ододион был выставлен пока лишь только в качестве диковинки во всех городах мира, он вскоре попал в дома семей, претендующих на приверженность к культуре.

Великие мастера в этой новой области искусства, среди которых Насо Одорато, миссис Сниффлер, старшая сестра Аромата, герр Смеллман, мисс Озодес, уроженка Греции и родители нашей героини, создали литературу запаховых пьес, в которой были представлены ароматы и запахи. Аромата, герр Смеллман, мисс Озодес, уроженка Греции, родители нашей героини, создали целую литературу одорических пьес и опер, которые по оригинальности замысла и красоте внушения вскоре встали в один ряд с произведениями величайших музыкальных композиторов прежних времен. Ододион, сопровождаемый человеческим голосом, оказывал такое завораживающее воздействие на разум, что стал любимым инструментом того времени. Все изучали новое искусство, а родители считали его важной частью образования своих детей, которые проводили все свое свободное время, упражняясь на ододионе, часто к большому раздражению некоторых из их соседей, которые не всегда ценили усилия любителей и очень жаловались, что атмосфера была перегружена самыми противоречивыми запахами, которые производили очень пагубное воздействие на их высокочувствительный носовой орган.

Аромасия Одосия Озодес, однако, была артисткой в истинном смысле этого слова. Ее аккорды запахов оказывали самое пленительное воздействие на слушателей, и пока она сидела, вкладывая всю душу в свою игру, розы, фиалки и сирень вызывали воспоминания о той золотой весенней поре, когда любовь только расцветала. Теперь этот аромат исчезает, комнату наполняет жасмин; нам кажется, что мы держим в руках букет увядших цветов, красота которых исчезла вместе с уходом нашей юной любви, и невыразимое чувство грусти наполняет наше сердце. Но тут, сквозь всю эту меланхолию, мы чувствуем запах презрения и легкомыслия непостоянных, передаваемый ароматом вина, присутствие алкогольных паров становится все более ощутимым, и вот уже как крик ужаса, тревожащий душу диссонанс, – это порох, и нас окружает запах могилы, несущий с собой безнадежность и отчаяние. Еще раз аккорды поднимаются до вопля бесконечной скорби, затем все стихает, и приходит тихая покорность.

Обессиленная, Аромазия опустила руку. В следующее мгновение она была схвачена и покрыта жгучими поцелуями. Незаметно через открытое окно на своем воздушном велоципеде влетел Магнет Ример-Уппернот[13] и теперь стоял на коленях рядом с ней. В его душе все еще звучали последние аккорды пьесы Аромазии.

Магнет, как и все его современники, носил сложную фамилию. После полной эмансипации женского пола дети носили объединенное имя отца и матери. Выходя замуж, дочери отказывались от имени отца, сыновья – от имени матери, а вместо него добавляли имя супруга.

Ример-Уппернот был поэтом. По нашим понятиям его можно было бы считать радикальным реалистом, но в его время на него смотрели не только как на крайнего идеалиста, но и причисляли к слабоумным последователям романтической школы. Для него век пара, когда царство воздуха еще не было завоевано, а человек все еще был вынужден лишь смотреть вверх, был золотым веком поэзии. Для него век, в котором боготворили один лишь расчетливый разум, был совершенно лишен поэтических идей, и он постоянно пел дифирамбы Новому Среднему веку, когда люди все еще верили в чудеса и не гнушались общаться с невидимым миром посредством вызывания духов. Однако он ввел одно новшество, которое обеспечило ему постоянное место в литературе. Он заменил строго научные и технические определения довольно неопределенными и туманными представлениями о некоторых поэтических процессах, которые господствовали в эпоху трансцендентальной философии. Большинство произведений его поэтической фантазии были написаны на немецком языке, и лишь изредка он сочинял джинглеты на универсальном языке.

– Прекрасная Аромазия, – восклицал он, – ты величайший ододист двадцать четвертого века! Твоя возвышенная интерпретация великих мастеров запаха доминирует над мельчайшими движениями всех клеток моего мозга и будоражит все фибры моей нервной системы. Как утренний воздух, напитанный влагой, вздыхает по теплым лучам восходящего солнца, так и высокочувствительные мембраны моего носа воздыхают по завораживающему аромату вашего ододиона.

– Магнет, – ответила Аромазия, неодобрительно подняв правую руку, – не будь таким пылким. Ты снова забыл о нашем соглашении – твои ласки разрешены, но в пределах допустимого. Ты заслуживаешь того, чтобы мой жених умерил твой пыл, послав один из своих мгновенных ливней на твою разгоряченную голову.