Очерки из будущего

Июнь 1993 года

Джулиан Хоторн

– Но если, как вы меня уверяете, – сказал я, обращаясь к интеллигентному человеку, с которым я разговаривал, – это действительно моя родная Америка, то она, кажется, странно изменилась со вчерашнего вечера. Что, например, стало с городами? Я брожу здесь уже некоторое время и не вижу ничего, кроме фермерских домов довольно непритязательного дизайна, каждый из которых стоит посреди участка в десять акров.

Пока я говорил, мороз пробежал по моей спине.

Мой собеседник улыбнулся.

– В каком году, осмелюсь спросить, вы уснули? – вежливо поинтересовался он.

– В каком году? – повторил я. – В том же году, что и сейчас, я полагаю, – в 1893. Почему вы спрашиваете?

– Это многое объясняет, как для меня, так и для вас, – был его ответ. – Мы сейчас находимся в июне 1993 года, так что ваш сон, должно быть, длится чуть больше века. Я поздравляю вас.

– Ваше заявление, вероятно, вызвало бы мое удивление и, возможно, даже недоверие, – сказал я, – если бы в течение последнего десятилетия или двух девятнадцатого века мне не довелось прочитать ряд книг, все герои которых спали в течение периода от десяти до двухсот лет. Очевидно, что симпатическая сонливость, вызванная их прочтением, одолела меня в большей степени, чем я предполагал. Могу ли я, без дальнейших извинений, попросить вас просветить меня относительно природы изменений, произошедших во время моего бессознательного состояния?

– Я аплодирую вашему апломбу, мой дорогой сэр, – ответил мой собеседник с поклоном. – Мне уже не раз посчастливилось встречать людей в вашем затруднительном положении, и обычно много времени уходило на формальности, чтобы убедить их, что они действительно намного опередили свой возраст, как это показывают факты. Вы, как я с удовольствием вижу, готовы приступить к лекции. Было бы нескромно поинтересоваться, планируете ли вы, как и остальные, опубликовать результаты своих исследований в периодических изданиях столетней давности?

– Вы угадали мою цель, – ответил я, покраснев. Дело в том, что я обещал одному редактору, моему другу, подготовить для его журнала историю о том, что…

– Поймите, – прервал меня мой друг. – Мне будет приятно просветить вас, и я не возьму никакой платы за свои услуги. В то же время мне было бы приятно узнать название периодического издания, в котором вы публикуетесь.

– С удовольствием, – сказал я и назвал его.

Лицо моего собеседника сразу же просветлело.

– Невероятно! – воскликнул он, – Разве это не то же самое издательство, которое впервые взялось за тему механического полета и опубликовало ряд статей, доказывающих его осуществимость?

– То самое, – ответил я

– Журнал, о котором идет речь, все еще находится в апогее своей деятельности, – заметил он, – и, вы, возможно, не знаете, он имел честь выпустить первую успешную летающую машину. Мир в неоплатном долгу перед этим журналом, и мне не нужно говорить, что я или любой из нас захочет сделать все, чтобы удовлетворить желания представителя прошлого века, – закончил он вежливым и сердечным жестом, который полностью меня успокоил.

– Давайте тогда, – сказал я, – мы начнем с исчезновения городов. Как насчет этого? Что с ними случилось?

– Чтобы подготовить свой разум к пониманию этого вопроса, – сказал мой информатор, – вы должны помнить, что даже в ваше время деловые люди пользовались преимуществами скоростного транспорта, чтобы покинуть город в конце рабочего дня и поселиться в пригороде, от десяти до пятидесяти миль за чертой города. Таким образом они обеспечивали себе спокойный ночной отдых и дышали деревенским воздухом. Очевидно, что расстояние, на которое они удалялись от города, зависело исключительно от скорости, с которой могли передвигаться поезда той эпохи. Поэтому, когда появились летающие машины, развивающие скорость от семидесяти пяти до ста миль в час, жилище делового человека было удалено на соответствующее расстояние, и ими были заняты районы, которые до этого были недоступны. Окрестности больших городов были расширены до сравнительно большого радиуса, и со временем города были полностью отданы под магазины и мануфактуры, а основная масса населения отдыхала за сотни миль от них. Каждый полдень стаи летающих машин отправлялись во всех направлениях страны, а поскольку стоимость проезда даже в самые отдаленные пункты была едва ли больше номинальной, было очень мало тех, кто не воспользовался возможностью сбежать из города.

– Короче говоря, – прокомментировал я, – расстояние, в довольно больших пределах, больше не существует?

– Именно! И вот наступил второй этап. Было обнаружено, что скорость полета делает излишним существование многих больших городов, расположенных сравнительно близко друг к другу, и было предложено сосредоточить все производственные и коммерческие интересы нации в определенном ограниченном числе мест, географическое положение которых должно быть определено так, чтобы соответствовать удобству большинства. Исследования показали, что потребуется не более четырех таких крупных центров, и места были выбраны соответствующие – два на морском побережье, на востоке и западе, и два во внутренних районах. Ни в одной другой части континента нет ни одного города. Каждая семья живет на своем участке земли, в среднем около десяти акров, и скопления людей ушли в прошлое навсегда. Каждая семья состоит из пяти-десяти человек, которые сами занимаются сельским хозяйством, сами производят вещи и одежду.

– Вы меня удивляете, – сказал я. – Сколько же времени у них остается на развлечения и развитие ума?

– Больше, чем в старые времена, – последовал ответ. – Вы должны сделать поправку на распространение изобретений и открытий в течение последнего столетия, а также на большую простоту общего образа жизни, о чем я сейчас скажу. Мы уже давно покончили со слугами и рабочими классами.

– Меня не удивляет, что слуги исчезли, – сказал я, – и следовало ожидать, что рабочие классы придут к тому моменту, когда рабочие часы сократятся до нуля, а оплата труда возрастет до максимального уровня. Но, признаюсь, мне кажется немного невероятным, что дамы должны были отказаться от покупок, и все же именно такой вывод напрашивается из ваших слов.

– Сомневаюсь, что вы найдете в стране женщину, которая хотя бы знает, что такое шопинг, – уверенно ответил мой собеседник. – Все произошло само собой. До тех пор, пока люди собирались вместе в городах, постоянно находясь на виду друг у друга, подражательный инстинкт человечества постоянно стимулировался, и эта странная форма безумия, называемая модой, была на подъеме. Но с рассеиванием населения мы стали действовать и мыслить более независимо, и каждый из нас стал носить такую одежду, которая подходит ему индивидуально, вместо того чтобы следовать примеру, подаваемому каким-то ненормальным или безмозглым мужчиной или женщиной в отдаленной части света. Хотя в целом существует определенное единообразие в наших мужских и женских костюмах, оно является результатом не подражания, а постепенной эволюции одежды, которая доказала, что является лучшей с гигиенической и эстетической точки зрения. Больше ничего не нужно, а изменение связано с упразднением городов, что, опять же, является следствием, как я уже отмечал, изобретения человеком летательных аппаратов. А поскольку шопинг был вызван исключительно требованиями моды, вы теперь можете понять, почему наши женщины ничего не знают и не заботятся об этом.

– Но что же стало со стадными инстинктами человечества? – спросил я. – Я могу понять, что ваша нынешняя система жизни многое дает в плане здоровья и независимости, но в толпе возникает природная симпатия, которую осознают как мужчины, так и женщины. Такое расположение участка в десять акров полностью препятствует этому, и должно привести, я полагаю, к все возрастающей тупости и вялости, враждебной интеллектуальному и этическому развитию. Что станет с музыкой, красноречием и литературой?

– Ваше замечание вполне обоснованно, – сказал мой собеседник. – Человеческие существа действительно нуждаются в периодическом оживлении от присутствия друг друга в большом количестве, без этого высоты энтузиазма и уверенности были бы недостижимы. В то же время вы, должно быть, заметили, что привычные обитатели городов менее чувствительны к этим стимулам, чем те, кто сравнительно мало привык к ним. Привычка порождает черствость. Ночные посиделки в театре и опере, еженедельная толчея в церкви, променады на модных проспектах, ежегодное посещение летних водоемов – эти обычаи лишь делали тех, кто им предавался, нечувствительными к тем самым благам, которые они должны были дать. Так же и бесконечная череда ужинов, приемов, балов и прогулок, которые доминировали в том, что называлось обществом, в конечном итоге приводили к тому, что их участникам становилось скучно до смерти. Тем не менее, сами по себе они являются прекрасными вещами, беда в том, что из-за скопления людей в неразрывной массе они были доведены до неестественного и непереносимого избытка. Наш новый план существования не уничтожил принцип человеческого общения, он упорядочил и модифицировал его, и тем самым сделал совершенно и неизменно плодотворным. В дополнение к большим деловым центрам, о которых я уже говорил, существует такое же количество мест, где построены театры, церкви, музеи, большие сады и залы для развлечений и общественных собраний всех видов. В этих местах, через определенные промежутки времени, пять или шесть раз в году, люди собираются в огромном количестве для взаимного развлечения, получения информации и совершенствования. После нескольких дней, проведенных таким образом, они снова расходятся и разъезжаются по своим домам. Таким образом, они получают самые лучшие результаты от объединения, не рискуя переусердствовать. Конечно, именно летающая машина делает такие встречи людей со всех концов континента практически возможными.

– А разве дамы не носят чепчики на этих собраниях? – спросил я, несколько обеспокоенный.

– Сейчас никто не носит ни шляп, ни чепцов, – ответил мой информатор. – Около шестидесяти лет назад было обнаружено, что волосы являются достаточным и естественным покрытием для головы, и больше никто ничего не носит.

– А где же находиться ваше правительство и где ваши залы конгресса? – спросил я.

– Ничего подобного не существует уже в течение многих лет, – был ответ. – Во-первых, рассредоточение населения радикально изменило характер законов, необходимых для нашего правительства, а отсутствие муниципалитетов и трудность привлечения чиновников для исполнения предписаний закона на столь обширной территории страны практически завели законодательство в тупик. Но, с другой стороны, вскоре выяснилось, что законы стали не так необходимы, и с каждым годом их становилось все меньше. Класс неимущих быстро сокращался, сейчас его вообще не существует, потому что спекуляции землей был положен конец, и земля стала свободна для всех, кто хотел поселиться на ней и улучшить ее. Прекратились преступления против собственности, пьянство умерло естественной смертью, благодаря отсутствию примера и провокаций, которые давали города. Социальные пороки уменьшились по той же причине, и, короче говоря, оказалось, что закону практически некого стало наказывать и штрафовать. Отдельный и независимый образ жизни, принятый людьми, научил их заботиться о себе и быть справедливыми друг к другу, а тот факт, что огромные усовершенствования в виде телеграфов и телефонов привели каждого человека в нации к моментальному и легкому общению друг с другом, постепенно сделал правительство народа, от народа, для народа, буквальной, а не просто образной истиной. Мы все находимся под моральным надзором друг друга, проступок, совершенный, например, сегодня утром на том месте, где мы стоим, еще до захода солнца будет известен каждому мужчине и каждой женщине в Америке, а провинившийся будет отныне отмечен. Вопросы, имеющие первостепенное общественное значение, по-прежнему обсуждаются, по необходимости, в четырех собраниях делегатов нации, а результаты распространяются по континенту, но не как приказы, а как советы. Однако в настоящее время дела в основном идут сами собой, настолько, что не более одного или двух раз за мою жизнь было сочтено необходимым созвать совещание делегатов.