Очерки из будущего

Послание с Марса

Джон Манро

Однажды вечером, прошлым летом, я просматривал последние новости о погоде, когда мой взгляд привлек следующий абзац :

"Странный свет на планете Марс. В понедельник вечером доктор Крюгер, директор Центрального астрономического бюро в Киле, телеграфировал всем своим корреспондентам:

"Образовался световой луч в южной части марсианского терминатора[32], наблюдаемый Жавелем 28 июля, 16 часов. – Перролин"

Эта новость была для меня вдвойне интересной. В течение долгого времени изучение астрономии переносило меня в воображении в чудесную вселенную, которая находится за пределами нашего маленького земного шара. Во-вторых, за несколько лет до этого я попытался вместе со старым астрономом получить незабываемый опыт межзвездной связи.

Этот необыкновенный человек, живший затворником в своей обсерватории, установил, или думал, что установил, переписку с жителями планеты Марс с помощью мощных лучей электрического света, прерывающихся периодически, как сигналы оптического телеграфа. Я часто думал о нем как о мономаньяке, но кто знает? Возможно, он не был таким уж сумасшедшим.

Несмотря на это, я открыл свои книги, ища среди предыдущих наблюдений какой-нибудь факт, который мог бы объяснить странный свет.

Ничего не найдя, я решил пойти и посоветоваться со своим другом, профессором Газеном, известным астрономом, который особенно прославился серией великолепных спектроскопических исследований строения Солнца и других небесных тел.

Ночь была кристально ясной. Ни одно облачко не скрывало бескрайних просторов темно-синего цвета. Звезды сияли в глубине небес, как бриллианты, выпавшие из серебряного пояса Млечного Пути. Созвездие Орион ярко сияло на восточном небе, а на юге мерцал Сириус, как живой драгоценный камень.

Я поискал глазами планету Марс и вскоре увидел ее с северной стороны в виде большой красной звезды, окруженной светящимися созвездиями.

В своей обсерватории я нашел профессора Газена, погруженного в расчеты.

– Я, без сомнения, вам мешаю! сказал я ему, когда мы обменялись рукопожатием. – Такая прекрасная ночь должна быть благоприятной для ваших астрономических трудов.

– Вы меня нисколько не беспокоите, – сердечно ответил он. – Я наблюдаю туманность, но она еще долго будет оставаться над горизонтом.

– А что скажете о таинственном свете на Марсе? Вы его видели?

– Я ничего не видел. – ответил он. – И все же прошлой ночью я внимательно наблюдал за этой планетой.

– Но… вы верите, что такое свечение действительно было замечено?

– О, безусловно. Обсерватория в Ницце, директором которой является господин Перротен, имеет один из лучших существующих телескопов, и господин Жавель хорошо известен своей точностью в наблюдениях.

– И как вы это объясните ?

– Света нет на самом диске планеты, – ответил Газен, – поэтому я сначала решил отнести его к маленькой комете. Это также может быть вызвано северным сиянием на планете Марс, как предположил один из сотрудников научного журнала, или рядом снежных гор, или даже ярким облаком, отражающим лучи восходящего солнца.

– И какая из этих различных гипотез кажется вам наиболее вероятной?

– Та, которая приписывает свечение высоким горным вершинам, отражающим солнечные лучи.

– Не могло ли это быть ночное освещение какого-нибудь города, или мощная световая проекция, одним словом, сигнал?

– О, нет, мой дорогой, – воскликнул астроном со скептической улыбкой. – Идея переписки зародилась в некоторых умах около двух лет назад, когда Марс находился в оппозиции и очень близко к Земле. Возможно, вы помните проект, который был разработан, чтобы освещение Парижа было расположено таким образом, чтобы привлечь внимание марсиан?

– Нет… Но я, кажется, рассказывал вам об уникальном эксперименте, который я провел около пяти или шести лет назад со старым астрономом, который думал, что установил оптическую переписку с Марсом.

– Да, я действительно это помню. Этот бедный старик был сумасшедшим. Как и астроном в Расселасе, он так долго питался своей провидческой идеей в одиночестве, что стал считать ее само собой разумеющейся.

– Но разве в его рассуждениях не может быть доли правды? Возможно, этот "провидец" просто опередил свое время.

Газен покачал головой.

– Видите ли, – продолжал он, – Марс – гораздо более древняя планета, чем наша. Зимой его арктические льды простираются до сорокового градуса широты, и его климат должен быть очень холодным. Если люди когда-либо жили на его поверхности, они, должно быть, давно исчезли или находятся в тех же условиях обитания, что и наши эскимосы.

– Но не может ли климат быть смягчен неизвестными нам континентальными и океаническими условиями? Конечно, весной можно увидеть полярную шапку Марса, простирающуюся до сорокового градуса широты. Однако с наступлением лета она начинает уменьшаться, и к первым дням осени остается лишь несколько фрагментов. В 1894 году она даже полностью исчезла.

– Атмосфера Марса такая же разреженная, как в горах нашего земного шара на высоте восьми тысяч метров, и теплокровный организм, подобный человеку, не мог бы там выжить.

– Как человек, да! – ответил я. – Но человек создан для своей среды. Мы слишком склонны соотносить все с тем, что наблюдаем каждый день. Как мы можем что-то утверждать, если ограничиваем "потенциал" жизни тем, что знаем о нашей планете?

– Кстати, – продолжал Газен, даже не обращая внимания на мое возражение, – план вашего старого астронома подавать сигналы с помощью мощных потоков света оказался совершенно неосуществимым. Не существует искусственного света, способного достичь Марса. Подумайте об огромном расстоянии между двумя планетами и о двух поглощающих атмосферах, через которые свету нужно пройти. Этот человек был сумасшедшим!

– На днях я прочитал, что в Америке есть электрический маяк, который виден за 150 миль через самые низкие слои нашей атмосферы. Такой свет, правильно направленный, может быть виден с планеты Марс, и нет причин, почему бы марсианам не изобрести более мощный.

– А если и изобрели, – усмехнулся Газен, – то мысль о том, что они могли подать нам сигнал именно тогда, когда мы могли им ответить, просто удивительна.

– Я не вижу ничего необычного в этом совпадении. Два разума часто приходят к одной и той же идее в одно и то же время. Почему бы двум разным планетам не прийти к одной и той же идее, если пришло подходящее время? Конечно, есть только один Дух, который вдохновляет всю Вселенную. Кроме того, возможно, марсиане посылали нам сигналы на протяжении веков, время от времени, а мы не замечали этого… Возможно, в этот самый момент мы теряем драгоценное время, а они пытаются привлечь наше внимание. Хотели бы вы взглянуть?

– Да, если это сделает вас счастливым. Но я сомневаюсь, что мы увидим какую-либо световую проекцию, человеческую или иную.

– По крайней мере, мы увидим поверхность Марса, а это прекрасное зрелище. Мне кажется, что созерцание небесных тел через хороший телескоп должно быть такой же частью полноценного гуманитарного образования, как и кругосветное путешествие. И все же, как многие люди отправляются бродить по земле в поисках новых мест, с большим трудом и большими затратами, так редко кто вспоминает о возвышенном зрелище неба, которое можно созерцать, не выходя из дома! Взгляд на эти далекие миры способен возвысить и очистить нашу душу, подобно священному гимну, благородной картине или стихам великих поэтов. Это всегда приятно.

Профессор Газен молча повернул свой большой преломляющий телескоп в направлении Марса и несколько минут внимательно наблюдал за ним через широкую трубу.

– Нет ли там света?

– Никакого, – ответил он, покачав головой. – Посмотрите сами.

Я занял его место у окуляра и не мог не вздрогнуть, увидев маленькую медную звездочку, которую я видел полчаса назад, теперь, казалось, совсем рядом и превратившуюся в огромный шар. Марс напоминал полумесяц, так как значительная часть его диска была освещена Солнцем.

Беловатое пятно указывало на место одного из его полюсов, а остальная видимая поверхность делилась на попеременно красноватые или зеленоватые части. Очарованный зрелищем этого живого мира, полного цвета и продолжающего свой вечный путь в непостижимом космосе, я забыл о своем вопросе, и религиозное чувство заполнило все мое существо, как под куполом огромного собора.

– Ну! Что-нибудь происходит?

Этот голос вернул меня в реальность, и я стал осматривать темную бахрому "терминатора" в поисках хотя бы слабого луча света, – но тщетно.

– Я не вижу никакой световой проекции, но какое великолепное зрелище в телескопе!

– Это точно! – согласился профессор. – Хотя наблюдать планету Марс не всегда легко, мы знаем ее лучше, чем другие планеты, и по крайней мере не хуже, чем Луну. Его топографические особенности были тщательно прорисованы, как и у Луны, и названы в честь известных астрономов.

– Вашим именем тоже, я надеюсь.

– Нет, я не имею такой чести. Правда, я знаю человека, увлеченного астрономией, который назвал ряд равнин и гор на Луне в честь своих друзей и знакомых, в том числе и моим – кратер "Дюран", пропасть "Дюбуа", залив "Мартен" и так далее. Но я с сожалением должен сказать, что авторитетные ученые отказались санкционировать эту номенклатуру.

– Я полагаю, что яркое пятно в южном полушарии – это одна из полярных ледяных шапок, – сказал я, не отрывая глаз от планеты.

– Да, – сказал профессор, – и они очень отчетливо видны зимой, когда расширяются, а летом отступают.

– Красновато-желтые части – это, вероятно, континенты с охристой почвой, а не растительность такого цвета, как думают некоторые.

– Зеленовато-серые части могут быть морями и озерами. В этом случае суша и вода будут распределены на Марсе более равномерно, чем на Земле, – фактор, который будет задавать тенденцию к выравниванию климатов.

– Но еще одна гениальная гипотеза была недавно сформулирована американцем Персивалем Лоуэллом, который посвятил себя изучению Марса и недавно опубликовал замечательную книгу об этой планете.

Очень заинтересованный этим, я на мгновение отошел от окуляра, чтобы послушать профессора, который продолжил:

– 3 июня 1894 года, что соответствует 1 мая марсианского года, Лоуэлл измерил южную полярную шапку, которая простиралась примерно на 55° широты и таяла, сотни квадратных километров исчезали каждый день. Там, где терялась яркая белая поверхность, появлялась темная полоса, предположительно образовавшаяся в результате таяния края полярных ледников. Эта полоса следовала за отступлением полярной ледяной шапки и уменьшалась в ширину с увеличением ее размера. К августу следующего года она превратилась в тонкую, едва заметную линию вокруг оставшихся частей ледяной шапки. Наконец, 13 октября, когда снег полностью исчез, место, которое он занимал своим краем, стало неузнаваемым и пожелтело.

После того как это было зафиксировано телескопическим наблюдением, чем может быть эта темная граница, кроме воды? Она имеет ее цвет, шаг за шагом следует за таянием шапки и исчезает вместе с ней.