Очерки из будущего

Чудовище озера Ламетри

Уордон Аллан Кертис

Дорогой друг! В приложении вы найдете некоторые фрагменты дневника, который я веду всю жизнь, расположенные таким образом, чтобы изложить историю некоторых примечательных событий, произошедших здесь за последние три года. Много-много лет назад я слышал смутные рассказы о странном озере высоко в почти недоступной части гор Вайоминга. О нем рассказывали разные невероятные истории, например, что оно населено существами, которые в других местах земного шара встречаются только в виде окаменелостей давно почивших времен.

Озеро и его окрестности имеют вулканическое происхождение, и не менее странным является то, что оно периодически подвергается волнениям, которые принимают форму мощного бурления в центре, как будто огромный артезианский колодец устремляется туда из недр земли. Озеро на некоторое время поднимается, почти заполняя котловину из черных скал, в которой оно покоится, а затем отступает, оставляя на берегах моллюсков, стволы странных деревьев и кусочки странных папоротников, которые больше нигде не растут, по крайней мере, на Земле, и встречаются только в угольных пластах и каменных залежах. А тот, кто забрасывает крючок и леску в сумрачные воды, может вытащить ганоидных рыб[33], полностью покрытых костными пластинами.

Все это описано в отчете, написанном отцом Ламетри много лет назад, и он выдвигает теорию, что Земля полая, и что ее внутренняя часть населена теми формами растительной и животной жизни, которые исчезли с ее поверхности много лет назад, и что озеро соединяется с этой внутренней областью. Теория Симса о полярных отверстиях вам хорошо известна. Она достаточно подтверждена. Я знаю, что она верна и сейчас. Через большие отверстия на полюсах солнце посылает свет и тепло во внутренние районы.

Три года назад, в этом месяце, я пробирался через горы к озеру Ламетри в сопровождении единственного спутника, нашего друга, молодого Эдварда Фрамингема. Его побудило пойти со мной не столько научное рвение, сколько слабая надежда, что пребывание в горах улучшит его здоровье, поскольку он страдал от острой формы диспепсии, которая временами доводила его до безумия.

Под нависающим обрывом скалы, окружавшей озеро, мы нашли грубо построенный каменный дом, оставленный старыми обитателями скалы. Хотя он и немного продувался сквозняками, он защищал от редких в этом регионе дождей и служил достаточно хорошим убежищем на то короткое время, которое мы намеревались провести здесь.

Ниже следуют выдержки из моего дневника:

29 АПРЕЛЯ 1896 ГОДА.

Последние несколько дней я был занят сбором образцов различных растений, выброшенных на берег волнами этого замечательного озера. Фрамингем не занимается ничем, кроме рыбалки, и утверждает, что обнаружил место, где озеро сообщается с недрами земли, если, конечно, это действительно так, и, похоже, это не вызывает сомнений. Во время рыбалки в точке, расположенной недалеко от центра озера, он спустил три лески с грузилами, связанные вместе, в общей сложности почти триста футов, так и не найдя дна. Выйдя на берег, он собрал все имеющиеся у нас лески, струны, ремни и веревки и сделал леску длиной пятьсот футов, но все равно не смог достигнуть дна.

2 МАЯ, ВЕЧЕР.

Последние три дня мы с пользой провели, добывая образцы, собирая и консервируя их для сохранности. Сегодня утром у Фрамингема был сильный приступ диспепсии, и он чувствует себя не очень хорошо. Смена климата на короткое время повлияла на его болезнь в лучшую сторону, но, похоже, исчерпала свои силы гораздо раньше, чем можно было ожидать, и он лежит на своей кушетке из сухих водяных водорослей и жалобно стонет. Я верну его обратно в цивилизацию, как только он сможет двигаться.

Очень неприятно, что приходится уезжать, едва начав постигать тайны этого места. Жаль, что Фрамингем не пошел со мной. Озеро дико волнуется, что странно, ведь до сих пор оно было совершенно спокойным, и еще более странно, что я не чувствую и не слышу порывов ветра, хотя, возможно, это потому, что он дует с юга, а мы защищены от него скалой. Но в таком случае на этом берегу не должно быть волн. Кажется, что рев становится громче. Фрамингем…

3 МАЯ, УТРО.

Мы пережили очень страшную ночь. Вчера вечером, когда я сидел и писал в дневнике, я услышал внезапное шипение и, посмотрев вниз, увидел извивающееся по земляному полу нечто, что я сначала принял за какую-то змею, а потом обнаружил, что это поток воды, который, попав в огонь, вызвал поразительное шипение. Через мгновение хлынули другие струи, и прежде чем я успел собраться с духом, чтобы пошевелиться, вода была уже глубиной около двух дюймов и неуклонно поднималась.

Теперь я знал причину рева, и, разбудив Фрамингема, я потащил, а точнее понес, его к двери, и, просовывая ноги в трещины в стене дома, мы вскарабкались на крышу. Сделать было больше ничего нельзя, потому что над нами и позади нас возвышалась необозримая скала, а с каждой стороны земля круто уходила под уклон, и добраться до возвышенности у входа в котловину было бы невозможно.

Через некоторое время мы зажгли спички, так как даже при такой суматохе воздух был почти недвижим, и мы увидели, что вода, поднявшаяся уже до половины дома, мчится на запад с силой и скоростью течения могучей реки, то и дело ударяя стволами деревьев о стены дома с ужасающей силой, грозящей обрушить их. Через час или около того рев стал стихать, и наконец наступила абсолютная тишина. Вода, в футе от того места, где мы сидели, была спокойна, не поднималась и не опускалась.

Вскоре раздался слабый шепот, перешедший в напряженное дыхание, затем возник быстро нарастающий шум ветра и рев, и озеро снова пришло в движение, но на этот раз вода с кружащимся ворохом стволов деревьев текла мимо дома на восток, и её уровень постоянно падал, а в центре озера лучи луны мрачно отражались от боков огромного водоворота, полосуя поверхность полированной черноты вниз, вниз, вниз по водовороту, в начало страшных глубин которого мы смотрели с нашего высокого насеста.

Сегодня утром озеро вернулось на свой обычный уровень. Наши мулы утонули, лодка разрушена, продукты испорчены, мои образцы и некоторые инструменты повреждены, а Фрамингем очень болен. Нам придется скоро уехать, хотя мне очень не хочется этого делать, так как волнения прошлой ночи, явно похожие на те, что описал отец Ламетри, несомненно, подняли из недр земли некоторые странные и интересные вещи. Действительно, на середине озера, где водоворот утих, я вижу большое количество плавающих вещей, большей частью бревна и ветки, но кто знает, что еще там может быть?

Через мой бинокль я вижу ствол дерева, или, скорее, пень, огромных размеров. По его ширине я могу судить, что все дерево должно было быть таким же большим, как некоторые калифорнийские большие деревья. Основная его часть, похоже, имеет около десяти футов в ширину и тридцать футов в длину.

От нее отходит и лежит на воде сук, или корень, длиной около пятнадцати футов и толщиной, возможно, два или три фута. До нашего отъезда, который состоится, как только Фрамингем будет в состоянии идти, я сделаю плот и навещу эту массу дрейфующего дерева, если только ветер сам не пошлет ее на берег.

4 МАЯ, ВЕЧЕР.

День самых замечательных и удивительных происшествий. Когда я встал сегодня утром и посмотрел в свой бинокль, я увидел, что масса дрейфующей древесины все еще лежит посреди озера, неподвижно на гладкой поверхности, но большой черный пень исчез. Я был уверен, что он не был скрыт остальными корягами, так как вчера он лежал на некотором расстоянии от других бревен, и не было никакого движения ветра или воды, чтобы изменить его положение. Поэтому я заключил, что это было тяжелое дерево, которое нужно было лишь слегка подтопить, чтобы оно совсем утонуло.

Фрамингем уснул около десяти, а я отправился на поиски образцов вдоль берега, захватив с собой ботаническую банку и южноамериканское мачете, которым я владел со времени посещения Бразилии три года назад, где я узнал о пользе этой саблеподобной штуки. Берег был усыпан кусочками странных растений и ракушек, и я наклонился, чтобы подобрать одну из них, как вдруг почувствовал, что моя одежда порвана, услышал позади себя треск и, обернувшись, увидел… но я не буду описывать это, пока не расскажу, что я сделал, потому что я не видел ужасного существа, пока не размахнулся своим мачете и не рассек ему голову, а затем упал на мелководье, где лежал почти в обмороке.

Передо мной было черное бревно, которое я видел посреди озера, оказавшееся чудовищным эласмозавром, а высоко надо мной на груде камней лежала голова этого существа с длинными челюстями, усеянными саблевидными зубами, и огромными, как блюдца, глазами. Я удивился, что оно не двигалось, так как ожидал серии конвульсий, но от тела существа, лежавшего вне поля моего зрения по другую сторону скал, не доносилось ни звука. Я решил, что мой внезапный взмах мачете подействовал как оглушающий удар и вызвал нечто вроде комы, и, опасаясь, как бы зверь не восстановил работу мышц до того, как смерть полностью наступит, и в агонии не укатился в глубокую воду, где я не смог бы его удержать, я поспешил полностью удалить мозг, проделав эту операцию аккуратно, хотя и с некоторым трепетом, и, вернув на голову отрезанный мачете сегмент, я приступил к осмотру своего трофея.

Длина тела составляет ровно двадцать восемь футов. В самой широкой части оно составляет восемь футов в поперечнике и около шести футов от спины до брюха. Четыре больших ласта, как рудиментарные руки и ноги, а также огромная длинная, извилистая, похожая на лебединую, шея завершали тело существа. Голова очень маленькая для таких размеров тела, очень круглая, а пара длинных челюстей выступает вперед, подобно утиному клюву. Поверхность у него кожистая, блестящего черного цвета, а глаза – огромные, орехового цвета, с мягким, меланхоличным взглядом в их влажной глубине. Это был эласмозавр, одно из самых крупных допотопных животных. Относится ли он к тому же виду, что и те, чьи кости были обнаружены, я не могу сказать.

Закончив осмотр, я поспешил за Фрамингемом, так как был уверен, что это чудовище из давно минувшего века поднимет на ноги любого больного. Я нашел его несколько оправившимся после утреннего приступа, и он охотно пошел со мной к эласмозавру. Осмотрев животное заново, я с удивлением обнаружил, что его сердце все еще бьется и что все функции организма, за исключением мозговой, выполняются даже через час после того, как оно получило смертельный удар, но я знал, что сердца акул, как известно, бьются и через несколько часов после извлечения из тела, а обезглавленные лягушки живут и обладают всеми способностями к движению в течение нескольких недель после отсечения головы.

Я снял верхнюю часть головы, чтобы осмотреть ее, и здесь меня ждал еще один сюрприз – края раны гранулировали и готовились к заживлению. Цвет внутренней части черепа был совершенно здоровым и естественным, не было никаких излишних потоков крови, и имелись все признаки того, что животное намеревалось выздороветь и жить без мозга. Взглянув на внутреннюю часть черепа, я был поражен его сходством с человеческим черепом; на самом деле, насколько я могу судить, он по размеру и форме соответствует мозговой полости обычного человека, носящего шляпу седьмого или восьмого размера. Осмотрев сам мозг, я обнаружил, что он размером с обычный человеческий мозг и необычайно похож на него по общим очертаниям, хотя очень уступает ему в волокнистости и имеет мало извилин.