Очерки из будущего

1899 год

Уильям Уорд Крейн

Прошел девятнадцатый век, и его потрясающий последний год изменил лицо цивилизованного мира. Этот небольшой отчет представляет собой краткое изложение тех последних событий, о которых даже сейчас мы вряд ли можем думать как о чем-то большем, чем впечатления от ночного кошмара.

Когда европейская война, начавшаяся в 1895 году, продолжалась почти два года, Великобритания и Германия все еще держались против славянского, галльского и скандинавского альянса, который развалил Австро-Венгрию, разоружил Италию, изгнал турок в Азию и помог Ирландии и Индии обрести свою "защищенную" независимость. Британское правительство сконцентрировало свои разгромленные войска дома, чтобы встретить ожидаемые вторжения из Ирландии и Франции. Немецкая армия противостояла союзникам в Бранденбурге, и там ожидалась последняя схватка. Но 14 июля 1897 года рядовые и унтер-офицеры в обеих армиях, за исключением датчан, шведов и норвежцев, одновременно поднялись и объявили себя социалистами. Офицеры, которые пытались призвать их к дисциплине, были расстреляны, а мужчины отправились домой, чтобы установить новый социальный порядок.

Их примеру быстро последовали в Испании, Португалии и Италии, где народ покончил со старой системой управления и правом частной собственности. Швеция, Норвегия и Дания, которым теперь принадлежали все Шлезвиг и Гольштейн, мирно организовали Скандинавскую республику, социализм был отвергнут, а покойные государи получили пенсию.

После того как все белые солдаты в британской Вест-Индии были вывезены, местные там устроили резню или изгнали всех оставшихся белых и создали свои собственные правительства. Когда в Канаде собирали войска для европейской войны, французский этнос отказался записываться в армию, а аадиты Квебека и метисы Виннипега открыто заявили, что французский флот будет послан, чтобы помочь им сбросить британское иго.

Через несколько месяцев после этого народного восстания во всех социалистических странах Европы вспыхнули яростные разногласия, и вскоре они оказались на грани анархии. Мы, в Соединенных Штатах, считали, что Провидение особо благоволило к нам, но это длилось недолго.

В апреле 1898 года в Вашингтоне появился человек по имени Стэнхоуп, который прославился как "бешеный чудак". Репортеры говорили, что он похож на индийца, говорил о китайском правительстве и о ком-то или о чем-то, кого он называл Кара Хулаку. После того как он осаждал Госдепартамент около двух недель, его труп был найден плавающим в Потомаке. Тогда считалось, что он совершил самоубийство. Сейчас почти нет сомнений в том, что он был убит.

Немного позже передвижения китайцев в этой стране стали привлекать всеобщее внимание. По одиночке или небольшими партиями они покидали север, запад и Тихоокеанское побережье и двигались на юг. Они ничего не говорили о своих намерениях, но вскоре стало известно, что они селятся на болотистых побережьях Южной Атлантики и Мексиканского залива. Они не конкурировали с местными в качестве рабочих, но арендовали или селились на болотистых, неиспользуемых землях и усердно трудились, чтобы сделать их пригодными для обработки. Они строили поселения из глинобитных хижин, которые становились излюбленными местами отдыха всех праздных негров на много миль вокруг. Китайцы покупали у своих африканских друзей рыбу, дичь и ворованную птицу, а кульминацией стало присвоение им титулов "Миста" и "Мисси". Негры начали использовать странные носовые слова в своих импровизированных песнопениях, а когда их спрашивали, что они означают, они отвечали: "Не знаю, наверное, это какой-то китайский диалект".

Белый беженец с Ямайки написал в новоорлеанскую газету, что, проезжая ночью возле одной из китайских деревушек, он видел, как группа негров проводила странную церемонию, а азиаты сидели и смотрели, показывая зубы, как крысы. Старая негритянка, которая, возможно, была колдуньей Вуду, подошла к огню, обернулась и закричала: "Раз, два, свободен! Раз, два, свободен!" Все остальные негры вскочили на ноги, и один из них прокричал в ответ то же заклинание. Затем вся собравшаяся группа выкрикнула вместе:

– Раз, два, свободен! Я говорю вам правду! Де кули, де чини-мен, де колли-холли-ку!

За этим мгновенно последовали демонические вопли и крики, и вся компания начала танцевать вокруг костра, как их предки-дикари, готовящиеся к набегу за рабами.

Ямаец вспомнил слова, которые он слышал, как пели негры, когда он летел в темноте от своего горящего дома, – те же слова, которые, как рассказывал ему отец, пели рабы Ямайки во время восстания, незадолго до того, как британское правительство освободило их:

– Раз, два, свободен! Все одинаковые! Белый, черный, красный! Все одинаковые!

– Как эта разновидность Карманьолы[19] ямайских негров проникла в Луизиану? – спросил беженец. – Не знаю, насколько безобидным членом общества может быть колли-холли-ку, но за двумя другими в триаде определенно нужно следить.

На это сообщение не обратили особого внимания, а когда три наших консула в Вест-Индии прислали домой сообщение о том, что местные говорят о вторжении в Соединенные Штаты, это сочли лишь шуткой.

В феврале 1899 года полковник Мэйс, глава племени чероки на Индейской территории, уведомил правительство, что два незнакомых китайца пытались склонить его к вступлению в лигу китайцев, негров и индейцев против белых Соединенных Штатов. По их словам, индейцы резерваций в целом участвовали в заговоре, а южные негры в огромном количестве также присоединились к лиге. Она должна была подняться на борьбу, как только великая азиатская конфедерация, организованная китайским императором, пошлет армию в миллион человек, чтобы высадиться на нашем западном побережье. В то же время с территории Вест-Индии местные должны были вторгнуться на побережье Мексиканского залива на захваченных или строящихся ими судах. Вождю племени чероки предложили командовать всеми индейскими силами и призвали использовать свое влияние для привлечения цивилизованных племен к участию в заговоре. Полковник Мэйс тщательно допросил мужчин и, узнав подробности плана, арестовал их обоих и задержал своей властью. "Мы американцы, – писал он, – и не сочувствуем даже открытым врагам нашей страны".

Заключенных доставили в Вашингтон, где они отрицали предъявленное им обвинение и сказали, что отправились в Тах-ле-Квах, чтобы купить скот. Их держали в заключении, и были приняты меры, чтобы как можно быстрее выяснить истину.

В этой стране уже некоторое время не было официальных представителей Китайской империи, и у нас были только консулы в некоторых китайских портах. Этим консулам были направлены сообщения с указанием узнать все, что можно, о любых враждебных намерениях по отношению к нам со стороны Китая.

Тщательная детективная работа на родине не принесла никаких доказательств существования какой-либо недавно созданной организации среди цветного населения на Севере и Западе, но на юге, и особенно на побережье Мексиканского залива, было явно видно, что происходит какое-то необычное движение. Было создано большое количество клубов, которые отрицали наличие каких-либо политических целей, но проводили все свои собрания тайно. Немногие из наиболее уважаемых цветных людей вступили в эти клубы, но остальные, очевидно, не хотели или боялись говорить о них.

Тем временем кто-то в Государственном департаменте в Вашингтоне вспомнил, что документ, представленный несчастным Стэнхоупом, лежит непрочитанным. Когда этот документ был извлечен на свет, стало ясно, что означала вся эта затея.

Написавший документ человек рассказал, что прожил двадцать восемь лет в китайской Татарии, занимаясь пограничной торговлей между Кяхтой и Майматчином. Он перенял татарскую одежду и привычки, и, поскольку он был отчасти индийского происхождения, его обычно принимали за уроженца какой-либо части Азии. В 1898 году он заметил сильное волнение среди жителей Майматчина и, войдя в доверие к китайскому чиновнику, выяснил его причину. Он уже знал, что маньчжурские правители Китая в течение многих лет были начеку, подозревая зреющий заговор среди настоящих китайцев, целью которого, как и восстания Тайпинов, было изгнание маньчжуров и установление настоящего китайского правительства. В поисках помощи против этой опасности двор в Пекине, естественно, обратился к Маньчжурии и остальной Татарии, и, наконец, разработал план достижения своей главной цели и многих других.

Везде, где татарин имел свой дом, пели песни и рассказывали истории о великом Тэмуджине, или Чингисхане, и его могучих сыновьях, перед которыми далекие и близкие народы были вынуждены склониться в пыли. Но в Монголии эти песни и легенды считались не столько картинкой из прошлого, сколько предвестием будущего. Каждый монгол верил, что рано или поздно наступит время, когда люди его страны снова отправятся в путь в сопровождении великого полчища алтайских воинов, чтобы покорить весь мир. Вождя выбирали, как в старину, на курултае, или национальном собрании, и, усаживая его на черный войлочный священный ковер хуммуд, монгольский жрец посвящал его в правители древним шаманским обрядом. Затем семь вождей переносят его на трон в центре курултая и приветствуют как кагана всех татар и повелителя четырех частей света. Этот мессия резни будет больше, чем Тэмуджин, Охтай или Хубилай, и когда он заставит кровь течь как многоводные реки, монголы будут мечом в его правой руке.

В Пекине было решено, что императором Китая должен стать Дженгиз наших дней. Происходя из рода Мантчу, который восстановил татарское правление в Китае после изгнания Хубилая, он уже был чемпионом и вождем татарской расы. Будучи гражданским главой ламаизма, он требовал благоговейной верности от всех буддистов мира, а поскольку ламаизм является составной религией, шамаисты и шиваисты также должны были оказывать ему религиозное почтение. Ни один другой человек не мог так легко объединить все алтайские народы и склонить к этому других азиатов, а перспектива увидеть всю Азию, идущую под его предводительством, чтобы сокрушить и уничтожить фан-квеев в их собственных домах, была бы более пленительной для китайского народа, чем надежда посадить на трон одного из представителей своей расы.

В первую очередь необходимо было найти фанатика, который мог бы воодушевить татар. Среди жрецов, толпившихся вокруг священного ламы в Оорге, в Монголии, был один, носивший историческое имя Хулаку. Он был мономаньяком[20] и утверждал, что происходит от жреца-шамана, который посвятил Тэмуджина во время великого курултая в 1205 году. Одной из его причуд было одеваться полностью в черное, как символ нуммуда, и от этого его называли Кара (черный) Хулаку. Именно он был выбран вестником грядущей бури. Магометанские, браминские и буддийские лидеры будут найдены, чтобы разжечь религиозное безумие среди турок, туркоманов, арабов, персов, сиамцев, бирманцев, вьетнамцев, малайцев и индусов, и ожидалось, что вся Азия, Малайзия и вся северная Африка присоединятся к священной войне против белой расы повсюду.