Величие. Книга 2

– Что ж, с радостью, – поддержал император. – Ты умеешь заинтриговать. Кто же эта твоя звезда?

– А вот она, прямо перед вами. Княгиня Брунгервильсс.

Все взгляды устремились к вздрогнувшей при звуке своей фамилии Арэйсу.

– Что… Как вы?.. – Она впервые растерялась, отступая.

Заметив её шок, Пьерше сменил шутку на серьёзный тон.

– Арэйсу, блистательная, я совершенно не хотел вас пугать, поймите меня правильно. – Он приложил руку к груди в знак сердечности. – Но пару недель назад я невольно подслушал вас, и ваше исполнение и правда было так проникновенно, что я сгораю от желания послушать ту песню целиком и полностью.

– Какую… песню? – сглотнув, переспросила княгиня.

– Про ночь и зверей. Про совершённый грех… что-то в этом роде. Нигде её не слышал, неужели вы сами сочинили?

– Это не праздничная композиция, – уже приходя в себя, мрачно произнесла Арэйсу.

– Главное, что красиво! – воскликнул кто-то рядом. Гости одобрительно зашумели. – Спойте! Спойте!

– Я прошу не давить на княгиню. – Стоило Аурелию подняться к трону, как знать разом смолкла. – Она недавно перенесла огромную потерю, и никто не имеет права обязывать её к выступлению.

Однако его заступничество произвело кардинально противоположный эффект: коротко хмыкнув, Арэйсу вдруг поднялась на сцену, гордо вздёрнув подбородок. Прежняя беззащитность исчезла без следа, уступив место привычной надменности.

– Нет, отчего же не порадовать гостей в честь праздника? – холодно обратилась она к императору. – Это совсем нетрудно.

Затем, обернувшись к музыкантам, скомандовала:

– Аккомпанемента не надо.

Она замерла, закрыв глаза, и вслед за тем медленно, очень медленно в зале зазвучал по нарастающей низкий рокот. К нему примешалась лёгкая, едва уловимая мелодия скрипки, и, переплетая с ней своё дыхание, княгиня запела:

Чёрный бархат для погребения —

Такой густой и блестящий, как дыхание милосердной ночи.

Этот ребёнок спит, даже не подозревая о своём грехе.

Посмотри, какая она милая:

У неё такие розовые ручки и ножки.

А что, если приговор был ошибкой?

Не было ли это слишком жестоко даже для богов?

Голос – чуть низкий, но глубокий, как прохладная река летом, – тёк медленно, как если бы заботливая рука осторожно выливала воду из кувшина. Мягко, аккуратной ровной струёй, не расплёскивая и не давая иссякнуть. Голос главенствовал, всецело проникая в воображение, а музыка подхватывала его и служила продолжением. И глаза Арэйсу, когда она их открыла, горели алым – невидимая музыка была плодом её собственной магии.

В этом тёмном лесу она умерла,

Растерзанная зверями.

Видишь эти пятна крови?

Возможно, это были слёзы её ангела-хранителя,

Но даже он не смог ничего сделать.

Теперь его крылья медленно окрашиваются в чёрный,

Заслоняя солнце.

Песня напоминала колыбельную. Нежность и обречённость, спаянные воедино, спорили с жестоким смыслом, так что в конце концов душа не могла определиться: то ли она обретала покой, то ли хотела разорваться на части от печали. И, казалось, если вслушаться – можно различить ещё множество дивных оттенков благоговения, ужаса и горечи…

Голос Арэйсу, окрепнув, взвинчивался всё выше и выше, пронзая сердца слушателей в последнем умоляющем крике.

Когда истину раскалывают надвое – скажи, что происходит после?

Если душу разделить на части – она так и останется погибать?

В этом тёмном лесу она умерла,

Растерзанная зверями,

И прошлого уже не вернуть.

Сперва, когда музыка утихла, воцарилась гробовая тишина. Казалось, гости ещё пребывали сознанием вместе с песней – она по-прежнему звучала в их напряжённо бьющемся пульсе. Но буквально через секунду они очнулись, и на Арэйсу обрушился оглушающий шквал аплодисментов.

– Ещё! Ещё! Ещё! Ещё! – раздавалось отовсюду, сливаясь в общий хор.

– Княгиня, я понимаю, что мы вытащили вас сюда насильно… Но можете действительно спеть нам что-нибудь ещё, и мы вас отпустим. Это было великолепно, – с извиняющейся улыбкой обратился к Арэйсу Пьерше.

– Я. Я хочу попросить, – не слишком вежливо схватив его за локоть, Кэрел тем не менее заставил обратить на себя внимание. Он был непривычно взволнован. – Вы не могли бы исполнить последнюю арию из оперы «Тайна Бездны»? Ту, которую поёт привратница Бездны спустившемуся в неё чародею.

Арэйсу кивнула.

– Хорошо, если мне наиграют мелодию.

Иволь заняла место за роялем, и все вновь погрузились в выжидательное молчание.

«Тайна Бездны» была классической оперой, дошедшей ещё со времён, когда люди правили континентом, а Инквизиция свирепствовала, препятствуя любому изучению магии. И тем не менее сюжет обладал такой универсальностью, что его исполняли в театрах любой страны. С первых же нот стало понятно, почему Кэрел предложил именно эту композицию: низкий, тягучий голос княгини завораживал, вызывая мурашки. В чёрном платье, бесстрастная и излучающая могущество, она действительно была словно соткана из тьмы – уставший, разочаровавшийся в грешных существах демон. Арэйсу пела с выражением, но в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь, подобно вызванной к жизни тени прошлого.

Ты из тех, кто всегда идёт к своей цели.

Все, кто рядом с тобой, всего лишь ступени.

Ты поднялся по ним, не ведая жалость.

Что ж, взойди на престол, возьми что осталось…8

После её куплета полагался припев от мужского лица. Никто не вызывался на эту роль, а потому, когда лирический тенор подхватил и продолжил припев, гости заозирались, ища смельчака. Иволь Ир-Цесс даже немного сбилась, но тут же умело исправилась, продолжая играть. Тёплый бархатный тембр был до нельзя знакомый – Пьерше, с наигранно-скромной улыбкой отсалютовав разразившимся восторженными комплиментами дамам, тоже запрыгнул на сцену.

Ещё не поздно настроить скрипку,

Взять верную ноту, исправить ошибку!

Не поздно! Послушай! Я так не хочу быть один… в пустоте.

Возможно, пение Арэйсу раззадорило его, а может, повинуясь чутью, он не мог упустить возможности блеснуть и своим талантом. Но, так или иначе – и ко всеобщему ликованию, – он легко и естественно повёл свою партию. Вся гамма боли и надежды отразились на его лице, обращённом к неподвижной княгине Брунгервильсс, так что публике начало казаться, что они и правда перенеслись в театр.

В ранее непроницаемых глазах Арэйсу вспыхнуло отвращение. Развернувшись, она неторопливо двинулась на Пьерше, гневно выплёвывая второй куплет:

Бог, ты видишь свой мир – лишь пепел и пламя?

Вот все, что ты заслужил, – властвуй по праву.

Презрительно отсалютовав, возвращая графу Круазе свою долю «восхищения», княгиня продолжила уже спокойнее:

Ты делал шаги соразмерно желаньям,

Но не прошел лишь одно испытание состраданьем!

Последние слова она выкрикнула со всей силой, отталкивая партнёра от себя. Пьерше с ещё большим пылом повторил припев, но, услышав рефрен «ещё не поздно», Арэйсу саркастически усмехнулась, эхом передразнивая графа. Происходил какой-то странный, понятный им одним диалог. Шиа чувствовала, что слова утрачивают изначальный смысл, уступая внутренней потребности двух певцов. Один кричал на другого, высказывая личные претензии, – но какую именно правду каждый пытался донести до оппонента?

Лишь те, кто не подозревал о сложной подоплёке, заворожённо слушали, оглушённые силой их эмоций. Дуэт вышел восхитительным.