Я нарисую тебе смерть

ГЛАВА 40. Несъедобная правда

ГЛАВА 40. Несъедобная правда

На сей раз в клубе Киллиана Гримма я не застала, зато уже на входе меня с широкой улыбкой встретил Шеддикс и любезно предложил подвезти «хоть на край света». На край света мне не требовалось, а вот в темное царство – очень даже. Причем я даже не шутила, что не помешало Шеддиксу заливаться смехом всю дорогу до жилища Гримма.

Оказалось, обитал враг все там же. Я узнала и кованые ворота, и короткую каменную дорожку, ведущую к входной двери, и дом, такой обычный на вид. Так сразу и не скажешь, что там таится зло.

Стучать не пришлось, со мной был Шеддикс. Глумливо улыбаясь, он толкнул передо мной дверь и практически поклонился, предлагая пройти. Сам вошел следом и указал, куда идти:

— Он ужинает, составь ему компанию.

Враг и впрямь сидел в столовой за длинным столом в гордом одиночестве, выглядел при этом пирующим королем, не меньше. На его тарелке внезапно зеленел салат, а не разливалась кровь невинной жертвы. Да и в целом на столе ничего необычного я не заметила, ужин как ужин. Вполне себе человеческий. На мое появление Гримм привычно отреагировал равнодушием, продолжал себе чинно-мирно салат жевать, но я-то знала: гнус к разговору готовится и обязательно еще ударит.

— Не буду приглашать тебя за стол, ведь знаю, что откажешься, — сказал Гримм, запив салат вином. — Зачем пожаловала? Уж не напасть ли на меня в моем же доме? Неужели мы движемся в сторону создания собственных милых сердцу традиций? Хотя лично я предпочел бы получать картины с цветочками, отличная была бы традиция, бескровная… но готов смириться и с необычными вкусами. Буду потакать в твоих маленьких милых шалостях, куда деваться…

Опять этот издевательский тон.

— Почему я, Гримм?

— Почему ты?

— Почему ты выбрал меня своей вечной жертвой?

— Ах, вот ты о чем… все просто: я нацелился на твое наследство. Что там у тебя есть? Старый бабкин дом и ее же побитые молью вещи? Вот ради всего этого барахла я тебя и выбрал, — Гримм поморщился, отодвинул в сторону тарелку и раздраженно вытер губы салфеткой. Затем снова посмотрел на меня: — Вот скажи, пожалуйста, как тебе удается одним вопросом испортить начисто аппетит? Почему ты, почему ты… жертва выискалась. А может, это я жертва?

— Ты жертва? — рассмеялась я. — Чья?

— Твоя, конечно. Картину свою вспомни, там алой краской все расписано: кто палач, а кто несчастный страдалец, падший от чужой жестокости. Утомила ты меня, дорогая. Упрямая, зарвавшаяся девчонка, которая дальше носа своего не видит и не умеет ценить широкие жесты. Ты загнала себя туда, где ты есть, и сделала это самостоятельно. Ты – не жертва. Ты бессердечный палач.

Я медленно обошла Гримм и приблизилась к столу. Взяла в руки нож.

— Насчет милых традиций – это не подсказка была, — скривился Гримм. — Меня вообще-то игры с ножами, кровищей и связыванием не возбуждают, особенно когда после них нет интересного продолжения.

Но я приставила нож к своему горлу:

— А если так?

— Так уже интереснее, — лениво одобрил враг, откинулся назад на стуле и сложил руки на груди: — Что дальше? Духу-то хватит? Уверен, что нет, ты упертая, но не самоубийца, иначе еще лет восемь назад сиганула бы с моста мне назло. Может, тебе нужен стимул? — Гримм задумчиво нахмурился. — Ладно. Ты смогла удивить, так побуду добрым… моменты прошлого бередят тебе душу, знаю, но я ведь обещал всю правду. Хочешь узнать, отчего твой брат погиб? Виктор, кажется? Его сгубила алчность. Твой брат всегда был глупцом, раз за разом он пытался продать мне твою сестрицу, намекал на скорое родство. И под этим предлогом занимал приличные суммы, пользуясь моим расположением. В ту ночь он шел на встречу со мной, а при нем были сбережения, за них он и бился с грабителями. Уступил бы – выжил. Но он сдох, защищая жалкие деньги, которые мечтал проиграть. Таким был твой брат в суровой реальности, в не в твоих девичьих грезах.

— Я всегда знала, что это ты. Знала! — прошептала я, перехватив нож крепче.

Киллиан Гримм меж тем встал и мне улыбнулся:

— А чего рука задрожала? Ты смотри, негоже оружие ронять, я ведь еще не закончил. Человеческие пороки приводят людей к смерти, это закономерно. Сегодня утром, к примеру, полицейские нашли мертвым одного ведьмака. Кто-то жестоко отрубил его руки, оставив истекать кровью.

— Делле…

— Итог сделки с Бастианом Гессенером. Еще одна закономерность. Ты, конечно, посчитаешь иначе, скажешь, что я убийца и твой личный враг, вечно поступающий тебе на зло. Но ведьмак сдох, потому что он был слабаком, настолько, что подставил тебя под удар ради сохранения своей прогнившей шкуры. И умер он как слабак, медленно и некрасиво. И совсем не от моих рук.

— Да кто ты такой, мать твою?!

— Ужас, летящий на крыльях ночи.

— Ты темное порождение Мора…

В ответ Киллиан Гримм засмеялся. Как никогда весело и искренне. И совсем не по-человечески. Хотя я всегда знала, что Киллиан Гримм нечто иное. Чувствовала, пусть окружающие и никогда не соглашались. И я ни разу не усомнилась в выводах, даже когда лежала в заведении для «девушек с душевными травмами», а местный доктор убеждал меня, что у творческих людей богатая фантазия, это нормально. А юные фройляйн и вовсе впечатлительны, вечно видят всякое.

— Кристин, Нил… ты и их не пощадишь, — пробормотала я, перехватив нож крепче, ладонь вспотела и намокла, ручка то и дело ползла вниз. — Что ты сделаешь с ними, Гримм? Они тоже закончат без рук, истекая кровью? Или на городских улицах после нападения «грабителей»? А моя бабушка… что ты сделал с Анной?

Гримм наконец перестал смеяться и внимательно на меня посмотрел:

— Я ведь уже говорил: у меня нет времени на все неприятности даже в твоей жизни, что говорить о жизнях чужих, совсем мне неинтересных. Иногда люди умирают от старости. А твоя бабка прожила дольше положенного благодаря мне, если ты забыла. Наверное, чтобы потом немного скрасить мою жизнь, вообще-то она была неплохой собеседницей, интересной.

— Боги… — столько мелочей, и все имели смысл. Все, что происходило вокруг Киллиана Гримма, всегда имело смысл. Никаких случайностей, сколь случайными они бы ни казались. Только злой умысел одной темной сущности.

— У тебя нож из руки выскальзывает, — бросил враг, не переставая за мной наблюдать. — И хватит причитать, дорогая, это звучит крайне жалко. Ты же сама молила о драгоценной правде, так она тебе была нужна, так необходима… я согласился, и отныне с тобой честен. Ешь эту правду достойно, это редкое блюдо. Не размазывай сопли, словно нежная принцесса.

— Ты зло, Гримм.

— Точно, хуже просто не бывает. Если верить тебе.

— Ты и со мной что-то сделал? Я… что ты сделал со мной, Гримм?

— Из перечня моих желаний: пока ничего. Хотя всерьёз полагал, что ты тут кончишь от счастья, узнав, какой я монстр, ведь теперь меня можно ненавидеть еще сильнее.

Нож из моей руки со звоном свалился на пол.

— Я убью тебя, Киллиан Гримм.

— Однажды, — легко согласился враг. — Но главный вопрос: когда это случится? Завтра? Или лет через сто, а то и через тысячу. Столько всего мы за это время успеем преодолеть, пережить… ты ведь понимаешь, что все твои побегушки все равно приведут обратно ко мне? Иначе ты не сможешь, да и какой у тебя выбор? Опять тосковать в роли поломойки на каком-нибудь городском отшибе или малевать пророческие картины, как ты в детстве мечтала? Так посмотри на Нила своего, это принесло ему долгожданное счастье? — глядя на мое лицо, враг весело рассмеялся: — Что на этот раз не так? Опять я что-то неправильно сказал? Неправдиво, быть может? Обманул, как в старые добрые времена?

В ужасе я попятилась назад. Гримм стоял на месте, меня не преследовал, и не переставал улыбаться, да так, что кровь стыла в жилах. Градус безумия накалялся с каждым днем, я уже сама не знала, куда бежать, что делать… но сейчас мечтала оказаться от врага как можно дальше. Подумать, все переварить.

Едва не споткнувшись о порог, я вывалилась в коридор. Пятилась до тех пор, пока не уперлась в очередную стену, затем оттолкнулась и побежала к выходу. К счастью, никто не рвался меня остановить, беспрепятственно я попала сначала во двор, а потом к машине. Садиться внутрь я не собиралась, хотя бы потому что водить не умела, а путь до города… да хоть как! Неважно, главное не оставаться больше с Гриммом.

Но из-за машины чудесным образом выпрыгнул Шеддикс.

Я резко вскрикнула от неожиданности, на что блондин поморщился:

— Как громко! Прости, что напугал, Саша́! Позволь тебя подвезти? У меня, знаешь ли, правило: высади там, где посадил. И не спорь, я ведь целый день спать не буду, совесть замучает… пожалей бедолагу, меня то есть.

Ухмылка Шеддикса тоже мало походила на человеческую. Я зажмурилась, но в машину полезла: понятно же, что в одиночестве меня никуда не отпустят, Шеддикс так или иначе следом увяжется.

Всю дорогу я молчала и смотрела в противоположную от водителя сторону.

— Приехали! — вскоре оповестил он, а я полезла из машины.

Но Шеддикс умудрился меня опередить и успел подать руку, изображая галантность. И опять с этой жуткой ухмылкой. Руку я ему не подала и из машины лезла бочком, сил на притворство не осталось, меня до сих пор потряхивало от пережитых эмоций.

Пройти к дому Кристин Шеддикс мне не позволил, вырос на пути:

— Подожди минутку, хорошо? Ты на Киллиана не злись, когда дело касается тебя, он соображает плохо. Понимаешь, что это значит? Ты должна соображать лучше. Это я к тому, что… — блондин вдруг посерьезнел и головой покачал: — Без резких движений, хорошо, Саша́? Будь умницей.

— С дороги уйти, — буркнула я.

— И слова мои ушли в пустоту… — с наигранной печалью ответил он и отошел.

И к Кристин за мной не последовал. К счастью.