Обычные командировки

— За что вы хотели убить Лаврова?

— А ты что младенцем прикидываешься? Не знаешь, что ли!

Степан удивленно моргал глазами. Богданов пристально посмотрел на него, что-то обдумывая, допил свою рюмку, снова налил себе еще половину и, видно приняв решение, усмехнулся:

— Ну, если не знаешь, давай расскажу. Взяли мы с парикмахером магазин, удачно. Едем домой, а нам навстречу постовой. Я говорю: «Отверни», а Серега его сбил. Мы смылись, милиционер-то, наверно, отдал концы. Приехали домой, все хорошо, все спокойно. Стали прятать тряпки. Серега понес, а я остался у машины, товару там — как на складе. Ну, смотрю, мимо дружинник. Я поднял капот и делаю вид, что копаюсь в моторе, а он остановился, подошел ко мне и спрашивает, нет ли спички, ему, видите ли, прикурить надо. Я говорю: «Спичек нет», а он снова пристает: «Что, искра в баллон ушла? Может, помочь?» «Да нет, — говорю, — спасибо, нашел уже эту проклятую искру». Он постоял, посмотрел, увидел тюки, спросил: «Что, в отпуск собираешься?» — «На юг, — говорю, — думаю махнуть, к морю». Ну, он и ушел. Хорошо, что Серега из гаража не вышел. А на другой день мы видели, как этот дружинник тебя, пьяного, тащил чуть ли не через весь город. Ну, думаем, этот малый не иначе Степкин дружок. Скажет тебе, что видел, как мы разгружались в твоем гараже, и вы вдвоем пойдете наводить ревизию. Заглянете, а там как на промтоварном складе. Что же мне оставалось делать? Решил убрать парнишечку, да осечка вышла, парикмахер, видно, сдрейфил, а тот его и приложил. Сам видел...

Богданов открыл гардероб, не спеша надел новый костюм, сунул в карман чистый носовой платок и предложил:

— Пошли.

Степан, так и не пригубив свою рюмку, вышел вслед за Богдановым. Они быстро пересекли несколько улиц, вышли в сквер, стороной миновали беседку, где уже сидели несколько парней, и подошли к гаражам. Крайний слева, из ребристого железа, принадлежал Ручкину. Вернее, это был гараж его отца и достался Степану по наследству. После того как отец с матерью поехали в отпуск на машине и погибли в автомобильной катастрофе, гараж долгое время пустовал. Потом Степан, поддавшись уговорам Богданова, с которым вместе работал, разрешил ему ставить в гараже «Москвич». У Степана оставался второй ключ от гаража, в котором хранились его инструменты и кое-какая утварь. Но он не бывал в нем, а иногда обходил стороной, чтобы лишний раз не переживать гибель родителей.

Ручкин и Богданов перебрались через невысокий забор, окружавший гаражи. Богданов открыл навесной замок и с трудом оттащил перекосившуюся дверь. Машины в гараже не оказалось.

— Где же твой «Москвич»?

— Много будешь знать, скоро состаришься. Я предвидел, что полковнику из Москвы захочется со мной еще раз потолковать, ну и на всякий случай приготовился.

В гараже было темно, и Ручкин, нашарив выключатель, зажег свет. Богданов стоял рядом, тронул Ручкина за плечо.

— Слушай, Степа, а зачем тебе все это? Ты же сам влипнешь в нехорошую историю. Мы с Сергеем воры. Разве ты не знал? Но и ты не лучше выглядишь: кто поверит тебе, что гараж уступил мне вот просто так? Если заглянут сюда, в ремонтную яму, то увидят краденые тряпки. Думаешь, докажешь, что ты о наших делах ничего не знал? Помнишь, я твоей Ирке подарил платье? Оно ведь краденое. И свитер тебе отдал тоже краденый. А туфли коричневые? А?

— Но ведь я же тебе заплатил за барахло деньги! — возмутился Ручкин.

— Вот об этом-то никто и не знает. Будь уверен, на допросе я о твоих деньгах не вспомню. Может быть, тебе нужны гроши, Степа? У меня есть. Разойдемся по-красивому.

— Отдай нож.

— Нож? Ну что ж, бери. Вон там, за верстаком.

Степан отодвинул верстак и увидел белую ручку ножа. Он нагнулся, хотел его достать, но, услышав сзади шорох, инстинктивно обернулся. Это и спасло его. Точно рассчитанный Богдановым удар в голову пришелся вскользь. Тяжелый гаечный ключ только разорвал кожу и мускулы.

— Иди теперь, доноси! — донесся до него свистящий шепот Богданова.

Выскочив из гаража, Богданов пытался закрыть дверь, но она не поддавалась, скрипела. А Степан Ручкин уже пришел в себя. Пошарив вокруг, нащупал ребристую рукоятку ножа. Шатаясь, поднялся, теплая густая кровь заливала глаза. Всем своим весом Ручкин навалился на дверь и выскочил наружу. Впереди мелькала фигура бегущего Богданова. Едва сдерживая крик от адской боли, Степан бросился следом. Он бежал тяжело, одной рукой отирая кровь с лица, в другой зажав нож.

Впереди показалась беседка. В ней уже собрались парни, и с ними Зюзя. Они столпились у стола и были заняты какими-то своими делами, и тогда Степан закричал:

— Эй, Зюзя, держи его! Смотри, что, гад, со мной сделал!

Парни растерянно смотрели на окровавленного Ручкина. Потом, словно опомнившись, бросились к Богданову. Тот кинулся в одну сторону, в другую, но к нему полукольцом подходили парни. Тогда он остановился, сунул руку в карман:

— Не подходите. Всех перестреляю.

Ребята остановились, только Зюзя сделал несколько шагов вперед. Его опередил Степан, прямо шедший на Богданова.

— Не бойтесь. Нет у него ничего в карманах. При мне одевался.

Зюзя схватил Богданова и обшарил его карманы. Ручкин ножом разрезал пояс его модных брюк.

— Теперь не уйдет!

Действительно, брюки у Богданова стали медленно сползать, и ему ничего не оставалось делать, как подхватить их обеими руками.

— За что он тебя? — спросил Зюзя, стягивая с себя рубашку. — Давай завяжу, а то смотреть страшно.

Пока Зюзя неумело обматывал Степану голову, тот объяснил:

— Вор он, да и подлец порядочный. Хотел смотаться, а меня подставить вместо себя. Я не соглашался, ну вот он и решил меня прибрать. Мало ему одного! Ну, пошли...

— Куда? — испуганно спросил какой-то паренек.

— Как куда? В милицию, там его какой-то полковник ждет не дождется.

— А, из Москвы? Он вчера у нас был. Вроде бы ничего мужик.

Вся ватага направилась в городской отдел милиции, беседка опустела. Процессия с каждым шагом обрастала. Присоединялись знакомые и просто любопытные прохожие. Когда поравнялись с Дворцом культуры, кто-то предложил:

— Может, в дружину? А то Степану, чего доброго, не дойти.

Дружинники опешили, когда в их комнату ввалилась вся компания «беседочников». Сразу стало тесно. Степан положил перед собой нож и, опустившись на стул, с усилием превозмогая боль, прошептал:

— Вызывайте милицию и «Скорую».

Полковник отдыхал, потягивая крепкий чай.

Кто-то постучал в дверь и спросил разрешения войти. Стук повторился, и Дорохов крикнул:

— Входите! Не заперто!

Вошел Рогов, а вместе с ним еще какой-то чернобровый парень с мужественным, симпатичным лицом. Увидев, что Дорохов стоит в одних носках, они остановились у порога.

Полковник нагнулся, полез под стол и объяснил:

— Проклятая туфля! Вон где оказалась. Да заходите, Женя. Не стесняйтесь. Садитесь.

— Александр Дмитриевич, наш секретарь городского комитета комсомола Володя Строков хочет с вами познакомиться.

— Вот и отлично. Я сам собирался в горком. Садитесь, поговорим. Как вы насчет чая? Не хотите? Тогда я с вашего разрешения себе еще налью. — Плеснув в стакан крепчайшей заварки, Дорохов продолжил: — Чем кончилась лавровская история, вы знаете. Но у меня к вам другое дело. Вы, товарищ секретарь, в беседке бывали? Ну, в той, что в сквере.

— Был раза два. Возле. И Рогов мне о ней рассказывал.

— Нет, это не то. А вы знаете, что дружинники были не прочь разогнать ребят из беседки, а саму беседку сломать. Думается, это неправильно. Там обязательно нужен комсомольский вожак, умный, интересный — спортсмен, турист, музыкант или кто-нибудь в этом роде. Чтобы не речи толкал, не нотации читал, а сумел бы их заинтересовать каким-либо увлекательным делом и постепенно перевел бы их во Дворец культуры. Там же, в этой беседке, готовый музыкальный ансамбль, и свои чтецы-декламаторы. Репертуар, конечно, не тот, — улыбнулся Дорохов. — Но это дело поправимое. А будет гораздо хуже, если дирижировать в беседках начнут славины или богдановы, а они уже, имейте в виду, прицеливались. Кстати, из-за какого-то деятеля Геннадию Житкову пришлось уйти из Дворца культуры. Об этом не знаете? А жаль. Надо бы поинтересоваться.

Беседа затянулась. Полковник рассказал о том, что он видел в других городах. Говорил об успешной организации группового шефства, об объединении ребят по интересам.

Провожая молодых людей, Дорохов чувствовал удовлетворение — был уверен, что посетителями беседки займутся комсомольцы.

Наутро Дорохов собрал всех местных и приехавших работников. Киселев подвел итоги операции:

— В квартире Богданова мы ничего не нашли. Ни одной подозрительной вещи, разве что около килограмма конфет «Снежок». Попалось, правда, несколько писем. Думаю, они могут навести на тех, кому сбывались краденые товары. В гараже Ручкина нашли тридцать две пары туфлей, много шерстяных платьев и кофт и всю ткань, украденную в последний раз. Самое интересное оказалось в его автомашине «Москвич», которая стояла во дворе у Бориса Воронина. У них частный дом с садом, вот туда и спрятал Богданов свой автомобиль. Посмотрели — как будто ничего нет. Стали обыскивать, ощупывать и под приборной доской, возле руля, в специальных зажимах нашли пистолет, исправный, заряженный. В спинке заднего сиденья оказался тайник, в нем деньги, около трех тысяч рублей, и документы с фотографией Богданова, но на другую фамилию. Видно, ворюга почувствовал, что вот-вот его раскусят, и приготовился бежать. В квартире покойного парикмахера, — Киселев взглянул на Дорохова, — нашли краденые шерстяные вещи, семь пар новых туфлей, а в тайнике, в полу, облигации трехпроцентного займа на четыре тысячи триста рублей. — Киселев помолчал и неожиданно попросил: — Александр Дмитриевич, расскажите, пожалуйста, как вы напали на след?

— Ну что ж, тайны из этого делать не собираюсь. Начну с убийства Славина. Когда мне рассказали, что за парень этот Лавров, я ему поверил. Поверил не только потому, что он мне понравился. Просто его честность всеми подтверждалась. Сразу возник вопрос: почему Славин, абсолютно трезвый, решил расправиться с дружинником? Не мог же он вот просто так, ни с того ни с сего, взять нож и следить за ним. Ходить по пятам, выжидать, когда будет подходящий момент и удобное место. Редко, очень редко бывают безмотивные убийства. Вот я и стал искать мотив. Кроме того, мне казалось, что если убийство Лаврова подготавливалось заранее, то, естественно, убийца должен был наблюдать за жертвой. Проверяя это предположение, я разыскал обертки конфет. Сначала подумал, что их оставил Славин. Но потом сообразил, что это не так. Подумал, что любитель конфет и взял нож. Он ведь был заинтересован в том, чтобы скрыть, покушение на дружинника. Нет ножа, и все выглядит иначе. Значит, Славин был не один. А кто же второй? Так мог поступить только расчетливый, хладнокровный, закоренелый преступник, наблюдавший за происшествием. Возникла идея, что Лавров, каким-то образом помешал группе преступников. Оказался свидетелем или осведомленным в их делах. И преступники испугались Лаврова настолько, что решили его убрать. Вот тут-то возникла необходимость изучить оперативную обстановку в городе и прилегающих районах. Все кражи объединяла автомашина, которой пользовались преступники, да и их квалифицированные методы действия. Меня насторожило то, что ни на одном месте преступления не оказалось следов. Ни обуви, ни пальцев. Сначала это показалось странным, а потом я решил: странного здесь ничего нет, просто характерный почерк опытных преступников, не оставляющих за собой следов. Дальше сам собой напрашивался вывод, что эти воры живут здесь, в самом городе. Тут они обворовали один магазин, а потом переметнулись к соседям. Дома-то ведь проще засыпаться. Тем более что парикмахера очень многие знали.