Обычные командировки

Луну полой не закроешь

На аэродроме во Фрунзе, где была пересадка, Дорохов слушал радио. Диктор «Маяка» говорил о приближающемся Международном женском дне, сообщил о событиях в мире, а в конце передал сводку погоды: в Москве шесть градусов мороза, во Фрунзе пять тепла, а на юге Киргизии, в городе Ош, куда он направлялся, четырнадцать. «Совсем весна», — подумал Дорохов. В ошском аэропорту его встретил старый знакомый — Касым Мамбетов. Они давно не виделись — больше шестнадцати лет, и в первый момент немного растерялись, а потом оба, не скрывая любопытства, с пристрастием стали рассматривать друг друга. Касым изменился мало. Подтянутый, молодцеватый, лицо без единой морщинки. В отлично сшитой полковничьей милицейской форме. Они обнялись, по русскому обычаю трижды расцеловались. А потом уже в шутку перешли к киргизскому ритуальному приветствию.

Пряча в глазах улыбку, Касым начал:

— Ассалям алейхем, аксакал Александр Дмитриевич!

— Алейхем салам, Касым Мамбетович!

— Как долетел?

— Рахмат!

— Как жена? Здоровы ли дети? Все ли в порядке дома?

Дорохов подхватил старинное приветствие:

— А как твой скот? Лошади не устали? Сыты ли верблюды? Как перезимовали бараны?

Не выдержав, оба расхохотались, так как не было у них ни лошадей, ни верблюдов, ни баранов.

ГАЗ-69, ожидавший у летного поля, повез их в город.

— Значит, помочь решили? Прислали тебя ревизию произвести, в наших ошибках разобраться? Ну что ж, наши старики в таких случаях говорят: «Нет языка, который не заплетается, нет копыта, что не спотыкается...» Конечно, у вас в центре забеспокоились. Третью неделю деньги ищем. Вот и направили ревизора...

— Какой из меня ревизор? — усмехнулся Дорохов. — Как был сыщиком, так и остался.

— Ну ладно, о делах потом. Посмотри лучше, какая у нас красота. Начало марта, а уже на пороге весна.

Дорохов взглянул в окно. Асфальтовую магистраль окружали деревья с толстыми стволами и причудливо подстриженной маленькой кроной, напоминающей то шары, то какие-то замысловатые геометрические фигуры. Деревья росли не только вдоль дороги. Прижавшись к арыкам, ровными полосами разделяли поля.

— Тутовник, его всюду разводят, — сказал Мамбетов, поймав удивленный взгляд приезжего. — Листья с этих деревьев — кушанье для шелкопряда: шелкопрядильный комбинат у нас огромный.

Дорохов украдкой поглядывал на приятеля и удивлялся, как быстро пролетело время. Познакомились они с Мамбетовым еще в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, целый год сидели вместе за одной партой на курсах по переподготовке руководящих работников уголовного розыска. Их собрали в Москву со всей страны. Невысокий подвижный черноглазый Касым ему сразу понравился. Он с таким упоением рассказывал о своей далекой родине, так горячо и откровенно приглашал в гости в аил Ак-Таш — Белый Камень по-русски, что всем захотелось побывать в этом селенье. Дорохов знал, что Касым пришел в милицию в канун окончания Великой Отечественной войны. Во Фрунзе закончил специальную школу. Тогда на курсах Мамбетов был старшим лейтенантом. А сейчас вот уже догнал его, Дорохова, и щеголяет в полковничьих погонах. Шутка ли, возглавляет уголовный розыск целой области.

Проскочив десяток километров, машина нырнула в узкие улицы пригорода с низкими домами, крытыми плоскими глинобитными крышами.

— Остатки старого Оша, — объяснил Мамбетов. — Сейчас новый увидишь, совсем европейский. Что же о делах не спрашиваешь? Ох и замучили нас. Каждый день доложи, что сделал, что нового. Из Фрунзе звонят, из Москвы тоже. В обком партии вызвали, спрашивают: «Чем помочь?» А чем поможешь? Все с ног сбились, сам бегал по городу, а толку чуть. Перепроверили уйму версий, и все бесполезно, на преступников никак не выйдем. Надежды не теряем. У нас говорят: «Луну полой не закроешь».

В Управлении внутренних дел в просторном кабинете начальника уголовного розыска шел допрос. Показания давал мужчина лет сорока. От него веяло здоровьем, силой. Лицо с мягкими, несколько расплывчатыми русскими чертами. Ни в позе, ни в облике не чувствовалось ни малейшего напряжения. Говорил он с полуулыбкой, глаза смотрели прямо и бесхитростно. Словом, симпатичнейшая личность. «Свидетель», — едва взглянув, решил Дорохов.

За письменным столом майор, морщась, словно от зубной боли, записывал показания. «Что-то, видимо, не в цвет», — резюмировал про себя Александр Дмитриевич. При появлении начальства все встали. «Свидетель» с любопытством взглянул на незнакомого человека и дружелюбно улыбнулся.

— Не будем мешать, — извинился Дорохов. И они вышли с Мамбетовым в коридор.

Касым открыл небольшой кабинет. Едва гость уселся за письменный стол, положил перед ним папку.

— Вот, читай! Изучай! Но сначала я введу тебя в курс дела. Послезавтра, восьмого марта, будет ровно три недели, как это случилось. Воры ночью пробрались в административное здание мясокомбината, открыли дверь в кассу, взломали железный ящик и похитили сорок три тысячи рублей. Кассир деньги получила в банке в конце дня, часть успела выдать рабочим, а остальные закрыла в металлический сундук, который заменяет ей сейф. Утром пришла — денег нет.

— Следы отыскали?

— Да! — кивнул Мамбетов. — Знаешь, как говорят наши старики: «Где валялась лошадь, там остается шерсть».

— Отличная пословица, — улыбнулся Дорохов, — прямо для криминалистов. Ну и что же вы нашли?

— Наберись терпения. Пока охранник обходил здание с одной стороны, преступники, видно, проникли в помещение с другой — через форточку. Подобрали ключи к комнате, где касса, взломали замок, благо там замок, что его только поддень. Скрылись тем же путем. Следы присыпали махоркой. Но наш Акбар взял след, привел к арыку. Там мы нашли инструменты: ломик, монтировочную лопатку от автомашины, зубило и молоток. Ну а дальше, увы, след затерялся. Да, чуть не забыл, в кассе они сняли со стола скатерть, в нее и завернули инструменты. Так вот, недалеко от этого свертка оказалась еще пара мужских туфлей сорок второго размера, светло-коричневые, почти новые. И все. Позор на нашу голову! Прямо из-под носа у охраны украли. Начали мы работать по двум версиям. Во-первых, предполагали, что кражу совершили преступники-рецидивисты. Поручил майору Абитову проверить эту версию. Он в уголовном розыске лет двадцать и в городе всех чуть ли не в лицо знает. Во-вторых, считали, что кражу мог совершить кто-нибудь из своих, комбинатских. Проверили, между прочим, и кассиршу. Уж больно подозрительным показалось, что она такую крупную сумму на ночь оставила, и тут как раз на третий день получил я письмо. Вот послушай.

Мамбетов перевернул несколько страниц и стал читать вслух:

«Нечего вам искать каких-то воров, проверьте кассира. Она давно готовила эту кражу, чтобы покрыть недостачу. На казенные денежки выстроила себе дом, купила обстановку, холодильник, телевизор, и все ей мало. Говорит соседям, что скоро с мужем купят автомашину».

— Кто же это написал? — поинтересовался Дорохов.

— Автор решил остаться неизвестным.

— Ох, знаю я этих анонимов, — сказал Дорохов. — Сколько крови портят они людям! Сколько времени и труда напрасно уходит на проверку их заявлений. Редко анонимные сведения оказываются верными...

— Да, ты прав, конечно... Вот посмотри, — Мамбетов показал Дорохову целую пачку разных справок и характеристик, подшитых в дело. — Кассир — женщина честная, на комбинате работает давно, пользуется уважением, ее все знают только с хорошей стороны. Короче, никакого отношения к преступлению не имеет. А вот на этого джигита взгляни внимательно. — Мамбетов протянул Дорохову снимок крупного мужчины в дорогом костюме, небрежно развалившегося в кресле.

— Так это я его только что видел? — удивился Дорохов. — Мне показалось, что он свидетель.

— Ха-ха-ха! Не торопись, да-ра-гой, — с нарочитым акцентом произнес Касым.

Александр Дмитриевич взглянул на оборотную сторону фотоснимка и прочитал: «Преступник-рецидивист Нечаев, он же Зуев, он же Крылов, он же Второв Владимир Иванович, сорока двух лет, судим неоднократно», и уже с бо́льшим интересом стал рассматривать снимок. Мягкая улыбка, веселые глаза, открытый лоб невольно вызывали симпатию.

— Хорош? — вздохнул Мамбетов. — Вот на нем мы и застряли. Ну, кажется, сейчас дело сдвинулось. — Касым вынул еще неподшитые листки, вырванные из ученической тетради в клеточку, исписанные корявым почерком, и положил их сверху.

— Его показания. Вчера написал. Ты пока познакомься, а я скоро вернусь.

Вначале документ назывался «Исповедь сломанного человека», потом это название было зачеркнуто и ниже крупно выведено: «ЯВКА С ПОВИННОЙ». Дорохов стал читать:

«Я, Нечаев Владимир Иванович, родился в Севастополе в 1929 году. Отец и мать погибли в Отечественную войну, а моя жизнь побежала по кривой дорожке. Из детского дома сбежал. Стал воровать. Поймали, осудили и отправили в колонию. Убежал и снова воровал. Поймали второй раз, опять суд и уже колония построже. Освободили по амнистии, устроили в Алма-Ате на механический завод, дали общежитие, записали в вечернюю школу. Все как у людей, и я стал работать и учиться. Но, как говорится, кому что на роду написано. Однажды встретил дружка. За встречу выпили. Он смотрит на меня и говорит: «Что-то ты одет как бродяга. Снимай свои вещички, я тебе сменку дам, есть тряпки, как на тебя шиты. Правда, они «темные», но это ничего, из другого города». Зашли мы с ним на одну квартиру, где он остановился, сбросил я свою честную рабочую одежонку, надел все новое — чужое. Снова потянуло на старую дорожку. Рестораны, девочки, а через несколько дней поиздержались, пришлось пойти на дело. Идем с вещами, а навстречу милиция. Такая у меня планида. Осудили уж как взрослого, учли мои первые судимости и дали на полную катушку. От звонка до звонка пять лет просидел. Потом еще два раза попадался. Последний раз освободился, решил приехать в Ош. Мне об этом городе рассказывали. Тепло, фрукты какие хочешь... Устроился на хлебозавод. Дали койку в общежитии. Все бы хорошо, да, видно, на беду, разыскал в городе кореша — Вальку Лобанова, мы с ним на Колыме пять лет вместе баланду кушали. Оба без денег. Он мне и говорит: «Давай возьмем какое-нибудь стоящее дельце, а потом куда-нибудь на природу». Я говорю, что хотя и завязал, но по старой дружбе разок рискнуть согласен. Имейте в виду, граждане начальники, пишу здесь все правильно, честно, так как надоели мне по-страшному тюрьмы, наверное, это будет последний мой срок...».

Дорохов еще раз взглянул на фотографию. Не исключено, что человек этот действительно устал от беспутной жизни, встречал он и таких.

«...Месяца два мы с Валькой присматривались что к чему, решили пошуровать на мясокомбинате. Я ходил туда, смотрел, проверял. Узнал, что зарплату у них выдают семнадцатого числа, и вот семнадцатого февраля торчу у проходной, жду кассиршу. Приехала она поздно, ну, думаю, сегодня выдавать не будет, не успеет. Побежал к Валентину, говорю, ночью самый раз кассу брать, а сам решил подготовить себе алиби. В магазине купил водки, пива и — к своему приятелю Тигрову, с которым вместе работал на хлебозаводе.