Обычные командировки

Тигров — работящий мужик, пьет нешибко. Был дома вдвоем со своим пацаном Санькой. Увидел меня, обрадовался, сели мы ужинать и выпивать. Однако сам я украдкой раза два выплеснул водку под стол, а хозяину подливал. Его сынишка в другой комнате смотрел телевизор. Притворившись пьяным, я улегся на диван, подождал, пока хозяева заснули. Около двенадцати ночи встал, взял у Тигрова мешочек махорки, надел его резиновые сапоги, брезентовый плащ, в сарае прихватил кирзовую сумку и ушел. Как договорились, стал дожидаться Вальку на трубах теплоцентрали. Потом мы пошли к мясокомбинату. Время было около двух часов ночи. В заборе я заранее оторвал доску, мы пролезли. Валентин сразу направился к двухэтажному дому. Решил, что вначале попробует вскрыть сейф сам. Если у него не получится, позовет меня. Валька ушел, а я подобрался к сторожке, заглянул в окно, вижу, охранники сидят, пьют чай».

Дорохов еще раз перечитал последние строки и невольно пожал плечами. Уж больно берег себя этот Нечаев. Не пошел сам в кассу...

Далее шли подробности.

«...После того как Валентин ушел, прошло минут тридцать, потом час, я уже начал психовать. Вдруг вижу — идет, в руках два узла и инструменты. У арыка Валька остановился, потерял в грязи туфлю. После этого снял вторую и куда-то забросил. Я взял у него сверток с инструментами и кинул в воду.

Возле чайханы на повороте к хлопчатобумажному комбинату Валька предложил ехать к знакомым девочкам, я отказался и строго-настрого наказал ему не напиваться, забрал у него деньги, вынул из узла пачку десятирублевок, отдал ему. Остановил попутную автомашину и доехал до Сулейман-горы. Поднялся на самый верх, нашел подходящее место и закопал деньги. Потом вернулся к Тигрову, в арыке вымыл его сапоги, поставил на место, повесил плащ и положил в сарай кирзовую сумку. На столе от ужина оставалась недопитая бутылка водки, я налил себе целый стакан, запил пивом и лег спать. При моем возвращении ни Тигров, ни его сын не проснулись».

Дорохов прочел «исповедь» и задумался. Похоже, он прилетел к финалу, здесь и без него обойдутся. Поедут на указанное Вымечаем место, найдут деньги, а соучастника разыскать не так уж и трудно. Ну что же, это даже хорошо, что Мамбетов со своими сыщиками справился без него.

Александр Дмитриевич снова перелистал тетрадные страницы — захотелось узнать, как же нашли этого рецидивиста. «Не пришел же он в самом деле сам с покаянием». В папке оказался протокол задержания.

«Любопытно!» Ознакомившись с коротеньким документом, полковник нахмурился. Он взвесил на руке толстый том, где были подшиты справки, реабилитирующие кассиршу, и гармошкой склеенные фотографии с места происшествия: длинный унылый забор, за которым располагались цеха мясокомбината, арык, где были обнаружены инструменты грабителей и туфли. Затем шли снимки вещественных доказательств. Дорохов долго рассматривал изображение большого железного ящика, служившего кассиру сейфом. «Да, — подумал Александр Дмитриевич, — одному здесь не справиться. Наверняка орудовали двое. К тому же следует точно знать, что, где и как расположено. Без предварительной разведки не обойтись. А не могло их быть трое?»

В кабинет вошел Мамбетов:

— Удивляешься? Вот-вот. Есть чему.

— А тут ничего не перепутано? — с сомнением спросил Александр Дмитриевич.

— Нет, все ясно, как летний день на Джай-лоо. Действительно, задержали этого Нечаева при попытке забраться в кассу гостиницы «Советская», а потом он решил нам повиниться и в мясокомбинатской краже.

— Зачем же он полез в гостиницу после кражи сорока трех тысяч? Сколько же денег там могло быть?

— В обычный день рублей пятьсот. Иногда меньше, иногда больше.

— Так что же, он полез туда ради острых ощущений?

— Факт есть факт. — Мамбетов развел руками. — Узнали мы, что он сорил деньгами после кражи на мясокомбинате. Да и рабочие его опознали. Говорят, видели у проходной частенько, кого-то дожидался. А на вопрос, зачем в гостиницу полез, ответил: «Спьяну». Так что суди сам. В таких случаях у нас говорят: «Если рядом нет советчика, посоветуйся со своим ребром», пораскинь мозгами то есть.

— А ты, Касым, чем не ребро?

— Сам думай, тебя из центра прислали. Чужие ошибки всегда лучше заметишь. В общем, своими ребрами обходись. А я что, человек я маленький, — Касым притворно опустил вниз хитрые, узкие глаза. — Начальник управления вызвал и приказал: «Немедленно разыщи деньги». Я ему говорю, на Сулейманке сейчас полно народу, нужно утром, пораньше, пока никого нет.

— Ну и как, согласился он на утро?

— Нет, — вздохнул Мамбетов.

— Ладно, я зайду к нему, представлюсь и договорюсь, чтобы выехать туда на рассвете.

— Тогда подожду, пока от начальства вернешься, и поедем ко мне. С Алтынай познакомлю. Детей покажу. Сыновей, правда, дома нет. Один в Ташкенте, в аспирантуре. Второй в Ленинграде, в этом году диплом защищает. Третий в солдатах служит. Дома только дочки.

Дорохов помнил, как в Москве на курсах Касым рассказывал о том, что у жены, в которую он был влюблен, как юнец, волосы с медным отливом. Не случайно ее зовут Алтынай — «золотая», и красива-то она на загляденье. А поет так, что из соседних аулов слушать приезжают. Александр Дмитриевич улыбнулся, вспомнив, с каким удовольствием тогда говорил Касым: «Первое богатство — здоровье, второе — белый платок — жена, значит». Повторив вслух эту пословицу, Дорохов спросил:

— Не переврал? А?

— Нет, друг Искандер, все правильно. Послал мне аллах напоследок двух дочерей — обе в мать. Буду под старость богатый — калым хороший принесут! Возьму баранами. Целая отара будет. Уйду на пенсию, заберусь в горы, поставлю юрту и поживу, как человек. Пенсию буду копить, барашков продавать, машину куплю, — балагурил Мамбетов.

— А сейчас что же не купишь?

— Сейчас? — Мамбетов усмехнулся. — Киргизы говорят: «Дом с детьми — цветник». Так вот вся моя зарплата идет на этот цветник. Даже старшие, и те не забывают: «Aта, помоги, ата, пришли...»

— Давай, Касым, завтра твой цветник посмотрю. А сейчас схожу к начальству — и в гостиницу. Надо выспаться. А то спозаранку на Сулейман-гору ехать. Договорились? Ну и отлично.

...Александр Дмитриевич проснулся от сильного стука в дверь. Взглянул на часы — всего четыре часа утра. Удивился, что его разбудили в такую рань. Поднявшись с постели, открыл дверь. Мамбетов вошел бодрый, отдохнувший. Штатский светло-коричневый костюм придавал ему праздничный вид. Дорохов чертыхнулся и снова улегся в постель.

— Вставай, Искандер, тебя ждут великие дела. — Мамбетов стянул с него одеяло.

— Отстань ты, полуночник!

— Смотри, солнце давно на дворе. Восьмой час. Ты забыл переставить часы на местное время.

На улице Дорохов даже зажмурился от яркого, совсем невесеннего солнца. Мамбетов открыл дверцу машины и объяснил:

— Шофер работал ночью, я его отпустил. Садись на заднее сиденье, открывай сумку, там тебе Алтынай завтрак собрала.

Улицы были чистыми, словно их специально вымыли к женскому празднику. Вдоль тротуаров росли высокие деревья, набухшие почки готовы были вот-вот лопнуть, журчали широкие полноводные арыки. Следя за дорогой, Касым в зеркало наблюдал, с каким интересом гость рассматривает улицы, низкие дома старинной застройки.

— Что, нравится? Ош — город древний, очень древний. Говорят, основан за несколько веков до нашей эры. Жили здесь какие-то племена земледельцев и скотоводов. Один из родов назывался Уш. Вот отсюда, наверное, и название города.

Машина подъехала к высокой горе, город прижался к ее отвесному склону. Укрылся от южных суховеев и в это раннее утро казался спокойно спящим под ее сенью. Оставив машину у подножия, медленно пошли на гору.

— Сейчас увидишь нашу Сулейманку, ее, брат, всем туристам показывают. Нечаева привезут через час, у нас время еще есть.

Вначале дорога шла через обширное кладбище, раскинувшееся по склону. Медленно поднимаясь к вершине, Мамбетов рассказывал:

— Сулейман-гора священная. Сам пророк спускался сюда на летающем коне. Вот так, ни больше и ни меньше. Среди правоверных мусульман еще в древности ходили слухи, что побывавшие на горе излечиваются от многих болезней, а после смерти попадают прямо в рай. Паломники стекались к Сулейман-горе со всей Ферганской долины, с Алайских хребтов и Памира. И конечно, не с пустыми руками.

Они шли по дорожке, петлявшей среди камней. Чуть в стороне Дорохов заметил прямую тропинку, спускавшуюся с вершины к самому подножию. Она напоминала неглубокий, хорошо отполированный желоб.

— Здесь бесплодные женщины съезжают на животе вниз, чтобы аллах послал им детей, — пояснил Мамбетов. — А вот взгляни! — Дорохов увидел почти отвесную скалу. — Туда наверх мусульмане доставляли своих жен, заподозренных в измене. Шейхи придумали для них целый ритуал проверок, и, если несчастная, часто почти девочка, испугавшись, не могла выдержать испытание, ее сбрасывали со скалы. Погибшую за плату, полученную с мужа, служители Магомета хоронили на этом кладбище.

По крутой тропинке, вытоптанной паломниками за многие века, они поднялись к вершине Сулейман-горы, на полтораста метров возвышавшейся над городом. Весь Ош, раскинувшийся по берегу реки, был виден как на ладони. Из центра в разные стороны разбегались автомобильные дороги. Одна уходила к горным вершинам Памира, другая связывала районы Ошской области, третья соединяла Ош со столицей республики — Фрунзе.

— Ну вот и конец нашей экскурсии, — вздохнул Мамбетов. — Надеюсь, и развязка близка. — Он указал на большую милицейскую машину, появившуюся на одной из улиц. Они стали спускаться вниз. Из подъехавшей машины вышел следователь Беляков, с которым Дорохов успел вчера познакомиться, двое понятых, эксперт-криминалист с фотоаппаратом и кинокамерой. Последним, не спеша, зажмурившись от яркого солнца, выбрался Нечаев. Он несколько раз взмахнул руками и, потянувшись, объявил:

— Затекли. Хорошо-то как на волюшке, — и довольно улыбнулся.

— А кто тебя неволил? Кто в тюрьму толкал? — недовольно пробурчал Беляков.

Этот весенний день, такой яркий, чистый, сияющий, совсем не располагал к тому прозаическому занятию, которое им предстояло. Нечаев попросил сигарету, затянулся и заговорил как бы сам с собой.

— Сейчас найдем... Сейчас отыщем денежки. Покажу. Засчитают добровольное признание? А грошей много! Ух, много! Надолго бы хватило. Жаль, попался.

Беляков рассказал понятым, что они участвуют в следственном выезде к месту, которое укажет арестованный, и должны наблюдать за его поведением и действиями работников милиции. Мамбетов достал из своей машины поблескивающие на солнце наручники, подошел к Нечаеву, застегнул один браслет на его правой, а второй защелкнул на своей левой руке.

— На всякий случай. Чтобы ты не потерялся.

Дорохов стоял в стороне и наблюдал за приготовлениями. Несколько раз он ловил на себе взгляд Нечаева. Сквозь напускную веселость в его глазах проглядывала настороженность. Казалось, он исподволь изучал Дорохова, словно оценивая нового противника.

— Пошли, полковник! — Мамбетов и вся оперативная группа направились к вершине горы. Но Дорохов отрицательно покачал головой: