Без срока давности

Забвению не подлежит

Несколько дней подряд зал кинотеатра заполняют сотни людей. Здесь продолжается заседание Верховного Суда Якутской АССР.

Суд шаг за шагом, оглашая показания свидетелей, анализирует каждую деталь дела, выясняет обстоятельства совершенных преступниками злодеяний.

Вот из боковой двери вывели арестованных, усадили на скамью подсудимых. За ними встал конвой.

И без того согбенный, Копыленко ссутулился еще больше. Он пробурчал что-то, метнув злобный взгляд в зал — зверь в клетке! Шибаев — сникший человек. Безучастно смотрит перед собой... У них нет завтрашнего дня... У них только прошлое. Жестокое и страшное.

Первым дает показания Копыленко. Тихим дрожащим голосом он рассказывает о своей преступной деятельности. Чувствуется: понимает, что проиграл. И нет его преступлению срока давности! В Днепропетровском концлагере выполнял свою гуманную миссию врача узник по имени Марек. Он считал священным долгом лечить всех, кто нуждается в помощи... Обращался к нему и цугвахман Копыленко, чью бычью шею облепили фурункулы. Врач не отказал в помощи палачу. Для Марека Копыленко был только пациент.

Весной 1943 года, во время расстрела узников лагеря, Копыленко столкнул в яму жену Марека. Она закричала, позвала мужа. Марек бросился к ней, чтобы вместе принять смерть. Супруги не успели даже попрощаться: раздалась автоматная очередь... Вахман добивал того, кто недавно его лечил.

— Не-ет... Я не стрелял, — вскакивает Копыленко со скамьи. — За что я стал бы его убивать?

Председательствующий обращается к Надежде Петровне Белошенко:

— Свидетельница Белошенко, укажите суду, кто из обвиняемых стрелял в Марека и его жену?

Взгляд Надежды Петровны останавливается на фигуре Копыленко. Предатель ежится, втягивает голову в плечи, сжимает челюсти...

— ...Весной 1942 года Копыленко ворвался в наш дом, схватил старшего брага Степана, который пришел на связь с подпольщиками... Его зверски истязали... Не добившись ни слова, тяжелораненого привезли в здание городской управы. Согнали народ... Под окна поставили маму и нас... Вместе со Степаном были еще партизаны... К батареям отопления Копыленко привязал веревки с петлями. Поставили партизан в проемы окон, надели петли и столкнули... Когда сбросили Степана, веревка оборвалась. Он приподнялся, пошел на полицаев... Копыленко стрелял в него из окна...

Женщина прижала руки к горлу. Ее плечи задрожали. Она беззвучно рыдала, тщетно сдерживая слезы...

Рядом с Копыленко — Шибаев. От рассказа Белошенко его бьет нервная дрожь.

Государственный обвинитель спрашивает у него:

— Как вы соучаствовали в преступлениях?

— Виноват... Полностью признаю предъявленные мне обвинения, совершил тяжкие преступления перед Родиной... В это дело втянул Копыленко. Семью Белошенко мы захватили дома. Под вечер вывезли на кладбище. По дороге, — Шибаев кивнул в сторону Надежды Петровны, — она выпрыгнула из кузова... Конвой стрелял... На кладбище вначале расстреляли детей: пяти лет, трехлетку и годовалого... Остальных подвели к яме. Заставили раздеться... Стреляли в затылок...

Копыленко и Шибаев бежали на Запад вместе со своими хозяевами. Здесь они продолжали нести охрану концентрационных лагерей Бухенвальда, Берштедта, Нойенгаме. После разгрома гитлеровской Германии палачи заботились об одном: как понадежнее замести следы преступлений... Пришлось перебираться из города в город, из села в село, жить по чужим документам, скрываясь от правосудия.

Андрей Петрович Белошенко, который приехал в Якутск, по рассказам сестры Нади знал о предателе и убийце своего брата все. Он видел его до войны и не мог не узнать при встрече...

Последнее заседание суда: оглашается приговор.

— В тяжелые годы Великой Отечественной войны, — четко и громко читает председатель, — Копыленко и Шибаев изменили Родине. Добровольно служили в полиции... Участвовали в карательных акциях оккупантов... Уничтожали мирных граждан: детей, стариков, женщин... Мародерствовали...

Аверьянов не мог не прийти на этот процесс, но в эти минуты он больше не мог оставаться в зале. Что-то перевернулось в нем. Он не мог больше смотреть на этих двух зверей в человеческом обличье. Аверьянов был уже в дверях, когда, усиленные микрофоном, долетели слова:

— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики Верховный Суд Якутской АССР приговорил... расстрелу!..

Примечания